Случилось однажды так, что проходил на ту пору близ домика жрец кого-то из Сокрытых, богов земли Гаэль. Кого сразу не поймешь так, то ли Эдарна, то ли Этивы верный, а то и вовсе Мианы-Матери последователь ясно только было, что не кого-то из богов-воинов. На ту пору отец семейства дрова рубил. Подошел к нему жрец, воды испросил напиться. Тот работу, значит, отставил, кликнул дочку, та принесла два кувшина с молоком из погреба, холодным да свежим, и с водою, как и просил мимохожий. Тот поблагодарил, испил все же молока, и видно было, что рад такой предусмотрительности. Пообещал добрым советом отдариться и так молвил:
Знаю, почтенный, что три дочери у тебя, и все умны и расторопны, как и та добрая девушка, что поднесла молока усталому путнику, и красивы не меньше, чем умны. Всем девицы хороши, да свататься никто не идет, далеко вы забрались. Но послушай сюда хочешь коли счастья для дочерей, не смей первому, кто свататься явится, отказать. Откажешь беда будет, за кого бы дочки твои потом не вышли, все злом обернется. А коли уважишь первого, руки твоей дочери взыскующего так и вам потом самим оно добром вернется, и двум другим девам счастье принесет много.
Послушал-послушал тот, почесал в голове, спросить чего хотел глядь, да и нету пред ним говорившего! Ровно растворился!
Ну, мужик не стал долго над тем голову ломать мало ли чего кудеснику в голову могло взбрести! А вот совет запомнил с виду не таилось в том совете ничего странного, звучал он разумно да страшновато все равно было ну а как знать, кто первым явится?
И как воду глядел же!
Не прошло и седмицы, как постучали в дверь их избушки со словами:
Открывай, хозяин, слышал я тут, три дочери у тебя на выданье, все никак своей судьбы повстречать не могут!
Голос показался сперва всем домашним приятным да звучным, и поспешил мужик дверь отворить.
Да только никого из людей или элро за нею не оказалось.
Видят у порога бык-олень стоит. Огромный, рога что бронза черненая, и сам цвета смоляного вара, черен. И никого больше.
Это что, никак ты и есть жених али сват? недоверчиво спросил хозяин дома.
Я и есть. Я сам себе сват, я же жених и есть, ответил олень, все тем же звучным красивым голосом. Я над всем зверьем дальнего леса и существами, по склонам горного хребта в сторону заката уходящего, господин и повелитель буду! Хочу, как подобает королю, в жены взять себе девушку красивую и умную. Прослышал у тебя три дочери, и уж не первый год никак дождаться не могут свадебного плаща на своих плечах!
Так и обмер на месте бедный отец ну где ж видано, чтобы зверь лесной на доброй девушке вздумал жениться!
Не вытерпел, в сердцах и сказанул:
Ты что? Где вообще слыхано, чтоб бегающий на четырех копытах полагал возможным жену себе просить от рода людского или элфрэйского?!
Видно стало, осерчал олений господин, стал острым копытом землю драть, лобастую голову угрожающе склонил, глазами посверкивает а глаза у него странные были не золотисто-медовые али ореховые, как у оленя и должны быть, а зеленоватые, прозрачно-светлые, точно вода ручьевая. Ну, хоть не алым блистающие, и то хорошо при такой черной шкуре только этого бы и не хватало! И так робость берет, как взглянешь: мощь невиданная, сила дикая, неукротимая, так и пышет, ровно жар от костра, да и росту олень в холке вровень с макушкой самого мужика, а тот малый рослый был да крепкий всегда, годы прошедшие его не слишком-то подточили, уж стати точно не убавили.
Отказываешься, лесной мужик? пророкотал грозно олень. Полагаешь, не ровня я тебе, дровосек-углежог?
Охотник я, обиделся хозяин. Ты, сударь лесной, воля твоя, а оскорблять меня не стоит.
Да точно не слышал его могучий лесной бык:
Видал ли ты владения мои? Не велики ли они так, что за день не обойти? Чем плохо для девушки из бедной семьи надо всем этим госпожою стать?
Так-то оно так, да только, сударь, не обессудь, а владения твои глухие дебри да грозные крутые скалы, где никого, кроме зверья да нечисти всякой, убереги Лорахо, не водится!
Откупа дам золота мешок, по весу невесты! На ярмарку как выедешь объявишь, что приданого за двух других дочерей по полмешка золотых монет да украшений, так мигом найдутся женихи!
Да каково житье-то будет моему родному ребенку в таких местах, куда ты ее забрать хочешь!? Глушь еще больше нашей!
Отказываешься, лесной мужик? пророкотал грозно олень. Полагаешь, не ровня я тебе, дровосек-углежог?
Охотник я, обиделся хозяин. Ты, сударь лесной, воля твоя, а оскорблять меня не стоит.
Да точно не слышал его могучий лесной бык:
Видал ли ты владения мои? Не велики ли они так, что за день не обойти? Чем плохо для девушки из бедной семьи надо всем этим госпожою стать?
Так-то оно так, да только, сударь, не обессудь, а владения твои глухие дебри да грозные крутые скалы, где никого, кроме зверья да нечисти всякой, убереги Лорахо, не водится!
Откупа дам золота мешок, по весу невесты! На ярмарку как выедешь объявишь, что приданого за двух других дочерей по полмешка золотых монет да украшений, так мигом найдутся женихи!
Да каково житье-то будет моему родному ребенку в таких местах, куда ты ее забрать хочешь!? Глушь еще больше нашей!
Так отказываешь? И неужто думаешь, я не смогу жену свою защитить? Да, видать, переоценила твой ум и рассудительность молва! и загарцевал на месте, точно собираясь с места прянуть прочь, могучий черный зверь.
Пророкотало словно в голове тут у хозяина подворья «не смей отказывать первому, кто посватается, иначе все злом обернется!»
Олень, правда, не ушел, смотрел пытливо на мнущегося отца девиц на выданье. А сами девицы любопытные к окнам прилипли, как и их мать слушают, смотрят втихомолку. И жутковато, и интересно же! Ну а как отдаст отец дитя за этого лесного жениха, зверя жуткого и при том прекрасного, точно картина, великим мастером сотворенная?
Но мужик-то и в самом деле был не дурень, и потому тихо сказал сам себе «А скажи-ка, много ли ты видел быков лесных, разумных, и вот ровно человеческим голосом говорящих?» А вслух ответил:
Погоди, лесной государь, подумать сперва надо, с женой обговорить. Дочь замуж отдать то не горсть орехов умять. Приходи за ответом через три дня, коли настроен в самом деле свататься да и вот еще ж что не сказал, к которой сватаешься же!
К той, которая за меня пойдет, отрезал причудливый гость, и после чего черным росчерком растаял средь листвы, сорвавшись с места.
Ох и непросто было решить отцу с матерью, как быть! И так, и этак рядили да судили а по всему страх как не хотелось отпускать родную дочку неведомо куда, да еще и добро бы с человеком или элро, но не с лесным быком же!
И спорили бы муж с женой до хрипоты, если бы Ниив, младшая дочка, не вмешалась внезапно:
Не спорьте, прошу. Я пойду за черного оленя. Верно, коли речи разумные он ведет и даже приданого сестрам сулит не станет он меня обижать. Ну а если вдруг такая беда приключится я за себя постоять сумею, не кручиньтесь! Не дело пренебрегать словами друида, коли он на добро пожелал отдариться! Не хочу я, чтоб оттого, что вам тяжело принять решение, все мы попали под какую недолю лихую! И я готова принять такую судьбу. Это мой выбор.
И сколько бы не причитала мать, мол, куда же ты, доченька, да как же так а осталась младшая дочь тверда в решении своем.
И когда через три дня прискакал к дому снова черный олень вышла к нему Ниив в лучшем своем наряде, поклонилась, ровно знатному господину, на золото, что, как и обещал, принес диковинный жених, даже не взглянула, но поблагодарила за доброту к ее семье.
А после олень велел ей садиться к нему на спину и унес девушку прочь из родного дома.
Неслись они через луга, долы и темные ельники, через дубовые рощи и сосновые леса, минуя расселины скал только мелькали перед глазами разные диковинные места, и казалось, одним прыжком покрывает черный олень расстояния, которые другому всаднику не одни сутки бы ехать пришлось. И так долго неслись, что девушка забыла примечать дорогу, устала и уснула. А к исходу дня, как золотой шар солнца стал клониться все ниже к земле, приблизились они к добротному каменному дому на краю дубовой рощи.
Хозяин дома показал девушке, где что у него есть, предложил ни в чем не стеснять себя и, пока солнце окончательно не покинуло неба, куда-то делся, девушка и не заметила, как и когда одна осталась.
Ну, она не стала ждать искупалась в приготовленной словно кем-то заранее бадье с теплой водой, отведала припасенных яств, да пошла легла на большую-пребольшую кровать, что в самой богато убранной комнате была. Никаких слуг в доме не обнаружилось, но девушка так устала, что думать над тем, кто все это собрал и кто нагрел воды, она едва ли стала бы. Уснула, едва коснулась головой подушки и только среди ночи показалось ей, что на противоположный край кровати прилег другой человек.