Знаешь, я что про него узнал, почему-то вполголоса промолвил Витька.
Что?
Говорят, он в войну машинистом поезда был.
Да он же дурак
А что, много мозгов что ль надо паровоз водить? Так вот, в начале войны он поезд так разогнал, что весь состав с рельсов под откос улетел. Солдаты в вагонах всмятку, человек пятьдесят погибло. Да еще и танки новые погубил.
Ничего себе
Его за это к расстрелу приговорили. А он, когда его расстреливать вели хрен знает как взял и сбежал. Всю войну в лесах прятался. Там наверно умом и поехал. Потом его все-таки поймали и в лагеря на десять лет. А во время бериевской амнистии выпустили.
Пашка хмуро глядел на фыркающего, как гиппопотам Лешего.
Всю рыбу нам распугает, бестолочь!
Да пошли, все равно клева нет.
Солнце спряталось за кронами деревьев и стало заметно прохладнее. Пашка с Витькой оделись, закрыли жестяную банку с одной-единственной плотвичкой и, подобрав удочки, направились к мотоциклу.
Топоры
Пока зима, да работа, время ползет медленно. А как лето и отдых пролетает, будто истребитель. Пашка сам не заметил, как, бездельничая, прожил у бабушки с дедом две недели. Не то, чтобы, конечно, он совсем ничего не делал: колол дрова, помогал деду чинить забор, пару раз ездил с колхозниками в поле на прополку и на сбор личинок колорадского жука. Но все это было больше для успокоения совести.
Как-то утром, сидя на табуретке возле дома, Паша безуспешно пытался очистить от грязи старую монету, когда к нему подошел дед и хлопнул по плечу.
На рынок сходи! Топор столярный нужон.
Пашка был рад этому поручению. Хотелось размять ноги, да и прикупить себе кое-чего для рыбалки. Бабушка напоила его в дорогу чаем и наговорила столько всякой всячины, которую надо купить, что Пашке пришлось сделать список.
Позавтракав, Пашка взял деньги, мешок и авоську и направился по пыльной дороге в райцентр.
Колхозный рынок раскинулся на краю поселка, по соседству с огромным картофельным складом.
Едва Паша зашел в ворота, как в уши ему хлынул несмолкающий, словно гул пчелиного улья разноголосый ор. Бабы и мужики на все лады зазывали покупателей, совали им под нос свой товар. Кто-то громко торговался. Где-то гоготали гуси и визжали поросята. В носу защекотало множество разных запахов: приятных и не очень. Пахло сырым луком, петрушкой, табаком. Неприятно тянуло землистым картофелем. Вместе с дымом долетал откуда-то ни с чем не сравнимый кавказский запах шашлыка, от которого на глаза наворачивались голодные слезы.
Купив первым долгом у старухи кулек подсолнуховых семечек, Пашка двинулся на поиски топоров, щелкая и поплевывая шелухой. Перед глазами было столько всего, что выхватить взглядом что-то одно требовало огромных усилий. А в лицо к тому же постоянно совали то цветастые платки, то репу, то рыбу, то даже начищенный до блеска самовар.
Вся эта кутерьма настолько сбила Пашу с толку, что он почти не удивился, увидев в толпе себя самого.
Какая-то грустная женщина в старомодной шляпке продавала домашний скарб: украшения, посуду, настенные часы, а также старинное трехстворчатое зеркало, слегка попорченное черными пятнышками.
Паша вгляделся в зеркало и увидел загорелое лицо с крупноватым носом, оттопыренной нижней губой и равнодушно полуприкрытыми серыми глазами, которые ему самому никогда не нравились. Было в них что-то безнадежно деревенское, даже дремучее.
В углу рынка у сарая продавали топоры, лопаты, пилы и прочее столярно-плотницкое вооружение.
Пашка рассеянно обводил товар взглядом.
Колун! Покупай колун! орал толстомордый мужик, тряся топорюгой, одним ударом которого можно зарубить быка.
«Великоват!» думал Паша. «Дед столярный просил»
И вдруг увидел как раз то, что искал.
Какой-то невзрачный татарин с хитрыми усами и вороватыми черными глазками вынимал из-под прилавка маленькие словно игрушечные топорики и поигрывал ими.
Подходи, покупай, сталь первоклассная!
Почем топоры?
Двенадцать, торговец оскалился, став сразу неприятным. Для тонкой работы самое оно!
Пашка вскипел.
Это ж сто двадцать старыми! За топор! Ему цена самое большее семь рублей!
Взгляд татарина стал кисло-презрительным, он насмешливо ухмыльнулся и громко, чтобы все вокруг слышали, произнес:
Нету денег, не нуди, не мешай и проходи!
Пашка почувствовал, что его мастерски обставляют.
Нету денег, не нуди, не мешай и проходи!
Пашка почувствовал, что его мастерски обставляют.
Ну а чем докажешь, что сталь хорошая?
Татарин достал откуда-то гвоздик, положил на широкое полено, на котором все это время сидел, и со всей силы долбанул по нему топором. Гвоздь разделился надвое, а хозяин гордо провел большим пальцем по ровному лезвию.
Ну шо, покупаешь?
Пашка отсчитал деньги, взял из рук продавца топор и уже хотел положить его в мешок, но заметил, что уж больно хитро поглядывают из-под черных бровей татаринские глаза.
«Лукавый!» подумал Пашка.
Дай-ка гвоздь!
На шо? удивился татарин.
Проверить.
Дак я ж те показал!
Откуда я знаю, может у тебя все топоры разные!
Глаза татарина потускнели, он даже немного съежился и смотрел теперь на Пашку, как рыночный жулик на милиционера.
Паша взял гвоздь и стукнул по нему купленным топором. Гвоздь разлетелся надвое, но на лезвии осталась заметная вмятина.
«Вона в чем дело!» разозлился Паша.
Ты что людям суешь! крикнул он, ткнув топором в нос испуганному татарину.
Дак я ж это якщо все топоры
Щас за милиционером схожу, он тебе, спекулянт, устроит ревизию!
Слухай, вздохнул татарин, жалко заглядывая Паше глаза. Да будь ты чол человеком! Ну какая те разница!
Мне нет разницы, а людям есть! Ты народ обманываешь!
Тише, не ори! Ну хошь он поманил Пашку пальцем и перешел на шепот. Хошь я те самый лучший топор продам, во те крест, хоть танковую бронь им руби! Тока в милицию не того, слышь! Не надо
Пашка махнул рукой. Связываться с украинским татарином ему не хотелось, но и возвращаться домой с пустыми руками тоже.
Ладно, черт с тобой! Давай мне тот, которым ты гвоздь сейчас рубил.
Та не
Чего, не?
А чем я тогда Шо я людям показывать буду? Ну пойми ж ты, войди в положение!
«Шут гороховый!» проворчал мысленно Пашка.
У меня дома в сарае. Тут не далеко, два шага всего.
Ладно, веди! А если опять обманешь, он сунул под нос татарину здоровый, как булыжник кулак.