Тренер понимающе улыбнулся:
Но ведь он тебя бил.
Один раз попал.
В боксе и одного раза бывает достаточно, чтобы отправить в нокаут.
И поскольку я угрюмо молчал, он ободряюще похлопал меня по плечу.
Это естественно для нормального человека: не бить по лицу. Но здесь спорт. Другие законы, нужно бить. Или побьют тебя. В обычной жизни ты можешь быть тихим и стеснительным. Но здесь должен быть агрессивным и напористым, иначе не победишь. Сними маску робкого пахаря и надень маску безжалостного воина. Стань другим на ринге. В каждом из нас живёт множество сущностей. Загляни в себя и увидишь бойца. Позови его и придёт. Думай, как воин. Будь воином. И всё получится.
Дома я размышлял над словами тренера. И они казались мне полным бредом.
Как можно стать другим? Я таков, какой есть. И при чём здесь маска? У меня не маска, а лицо. Как можно снять лицо?
В секцию я больше не ходил. Продолжал избивать домашнюю грушу, а на вопросы отца отвечал, что в школе слишком большая нагрузка, не до бокса.
И всё оставалось по-прежнему. Рыло издевался надо мной и продолжал обзывать изделием номер два. А я лишь кусал губы и молчал. Молчал и думал. Почему Володька не трогает, например, Ваську Савичева? Ведь тот худенький, маленький и робкий. И сам же отвечал себе: потому, что у Васьки старший брат бывший десантник, и Рыло прекрасно знает об этом. Вот бы мне такого брата. Но, к сожалению, я в семье один. Однако, мысль о брате не давала мне покоя. А если напугать хулигана, сказать, что у меня брат бывший зек? Главное, сказать спокойно, как бы между прочим, мол, брательник с зоны откинулся, за убийство сидел Вдруг испугается?
Но Рыло не испугался. Однажды он при всём классе отвесил мне пинка, и я, стараясь говорить спокойно и веско, произнёс:
Ко мне скоро брат приедет. Он зону топтал. Я ему про тебя расскажу
Чего? повернулся ко мне Рыло и нехорошо прищурился: Чего ты вякнул, чмо?
Он за убийство сидел, теряя остатки храбрости, промямлил я.
И как же зовут твоего братца?
Антон, назвал я первое пришедшее в голову имя.
Антон гондон! срифмовал Рыло и заржал. Верю, что он твой брат. Небось, на малолетке пидором был? Слышите, пацаны? У нашего изделия пара образовалась! Слышь ты, козёл, он ухватил меня за ворот, ты чего мне про всяких петухов впариваешь?! Если твой обмылок сюда сунется я вам обоим глаза на жопу натяну и моргать заставлю! У меня самого семья воровская, а ты, баклан, мне втираешь про братьев-сватьев!
Глаза мои были мокры от обиды. Вот почему Рыло столько блатных словечек знает, у него родственники натуральные бандиты, а я его братом испугать хотел. Ничего, всего год потерпеть осталось, закончу школу и прощай подлец Рылеев.
Так думал я и не подозревал, что судьба готовит мне испытание, которое круто изменит мою жизнь.
Девятый класс, новая школьная форма, новые увлечения и первая любовь.
Её звали Вика. Сейчас, вспоминая угловатую курносую девчонку из параллельного класса, я понимаю, что в ней не было ничего особенного. Девочка как девочка, нисколько не лучше сверстниц. Но я безумно, страстно и отчаянно втюрился в нее. А может, причина в том, что Вика ответила мне на поцелуй. Я никогда раньше не целовался и даже не представлял, какое это восхитительное чувство, ощущать тепло губ любимого человека. Я летал по небу от счастья, ходил на голове и готов был подарить ей весь мир. В моей душе одновременно пылало пламя и росли цветы, звучали победные марши и плыли звуки танго. Я умирал и воскресал, плакал и смеялся.
Мы шли по аллее обнявшись, и я шептал ей на ушко смешные глупости. И тут, словно злой рок, словно гром в ясный день, словно айсберг на пути обречённого Титаника, из кустов неожиданно вылез Рыло.
На лице негодяя была написана притворная озабоченность:
Извини, Вика, вопрос жизни и смерти. Мне срочно с Саней перетереть надо, он цепко ухватил меня за руку и потащил в кусты, приговаривая: Позарез нужна твоя помощь
И лишь оказавшись со мной наедине, Рылеев сбросил маску доброжелательности:
Слышь, изделие, зашептал он с угрозой, быстро свалил отсюда! Тёлка не для тебя. Ещё раз с ней увижу порву!
Ты не имеешь права, ошарашенно пробормотал я. Ты ты
Чего? зло оскалился он. Не понял, что ли, баклан?!
Его кулак, прочертив короткую кривую, врезался мне в челюсть. Голова моя дёрнулась, а в глазах потемнело. Я не упал, лишь пошатнулся. А Володька сплюнул мне под ноги и проговорил:
Его кулак, прочертив короткую кривую, врезался мне в челюсть. Голова моя дёрнулась, а в глазах потемнело. Я не упал, лишь пошатнулся. А Володька сплюнул мне под ноги и проговорил:
Скажи спасибо, что я сегодня добрый. В следующий раз убью!
С этими словами он скрылся в кустах. До меня долетели слова Вики:
А где Саша?
Да он домой пошёл. Он же к олимпиаде по литературе готовится, беззаботно соврал Рыло.
Я стоял, словно истукан, и чувствовал, как в висках пульсирует сердце. Громко, аритмично и больно Потом на негнущихся ногах выбрался на дорогу и посмотрел, как они удаляются прочь, моя девушка и этот бандит.
Но лучше бы не смотрел. Прежде чем они свернули с аллеи, я увидел, как рука Рылеева скользнула по спине Вики и замерла на её ягодице. Вот сейчас она даст негодяю пощёчину, оттолкнёт. Но ничего этого не произошло. Я услышал лишь её смех, хрустально-звенящий
В тот день я думал о самоубийстве. В самом деле, кому нужен такой слизняк? Никчемная половая тряпка. Он прав, я изделие номер два, дырявый бесполезный презерватив. Ничтожество и слюнтяй. Сброситься с балкона или перерезать вены? Прыгнуть с моста, привязав на шею связку кирпичей?
У тебя на глазах увели любимую девушку, а ты стоял и смотрел. Ты обделался от страха? Нет. Тогда почему не порвал подлецу горло? Ты видел летящий в лицо кулак, но не уклонился. Ты же боксёр, и такие удары для тебя пустяк. Уход в сторону и ответный хук в печень. Почему не атаковал?
Я закрыл лицо руками и раскачивался, сидя на стуле, как китайский болванчик. Почему? Почему? Почему? Разве он сильнее? Разве он лучше тебя дерётся? Нет! Нет! Нет!
Сильнее. Он сильнее. Его сила в ментальности. Это слово произносил тренер. Он подавляет меня, как удав кролика, и я не могу сопротивляться. Под магией его рыбьих глаз я становлюсь вялым как тряпичная кукла. Ноги делаются ватными, а взор стекленеет. Я растекаюсь, как студень, и он безжалостно топчет меня башмаками. Он воин, а я пахарь. Об этом говорил тренер. «В каждом из нас живет множество сущностей. Загляни в себя, и увидишь бойца. Позови его и придет».
Я нервно расхохотался. А разве я не звал его десятки раз? Не упрашивал, не умолял. Может, в других и живёт много разных сущностей, но во мне лишь одна бесхребетная, сочащаяся соплями медуза. Такую и раздавить не жалко.
Мне было очень плохо. В душе словно что-то оборвалось. Я плакса, но сейчас не было даже слёз. Содранная кожа на левой скуле противно зудела. Я дотронулся до неё и увидел на пальцах кровь. Вот бы произошло заражение, я бы тихо скончался где-нибудь в больнице Вдруг представил, как девчонки в классе говорят: «Какой ужас, Саша Панин умер». А будет ли плакать Вика? Я пытался воссоздать по памяти лицо любимой, но видел лишь ненавистную пятерню на её попе. Я рычал, сжимая виски ладонями. И слышал голос Рылеева: «Надо же, изделие издохло, а я думал оно из крепкой резины».
Я метался по комнате, проходя мимо груши, с силой пинал её ногой, а затем вновь начинал жалеть себя. Всегда радовался, когда дома нет родителей, потому что они постоянно приставали с разными глупостями. Но сейчас мне их остро не хватало. Мама уехала на симпозиум, а отец тотчас этим воспользовался, смотавшись на рыбалку. Я бы всё рассказал маме, ну, почти всё, и она нашла бы нужные слова, чтобы утешить меня.
Слоняясь по комнате, я бездумно включил телевизор. Шёл старый фильм под названием «Сомбреро». Там рассказывалось о мальчишке, который доказал всем, что он артист и достоин главной роли. Для этого он притворился своим братом-близнецом и так здорово сыграл, что ему все поверили. Он даже внешне изменился, и характер стал совсем другим. В нём точно жили две сущности
Когда кино закончилось, я долго сидел под впечатлением. Странно, но я вдруг совершенно успокоился. Что-то во мне изменилось. Я подошёл к зеркалу. Где обиженное лицо неудачника? Где испуганный взгляд исподлобья? Мне показалось, что мои пухлые губы стали тоньше, а вечно опущенные уголки приподнялись в хищной усмешке. «Здравствуй, Антон, сказал я отражению, где же ты шлялся, бродяга?».
Потом я вытащил из материного стола несколько листов чёрной копирки и принялся усердно натирать волосы. Через десять минут мои пегие локоны приобрели идеально чёрный цвет. Правда я изрядно перепачкался, но грим того стоил, во мне появилось нечто цыганское. Я потёр копиркой брови и довольно хмыкнул: «Ну и рожа». А потом отправился смывать с себя лишнюю черноту. Зачесав волосы назад, я довольно рассмеялся.