А кто, собственно, такие, эти самые серафимы? спросил президент у адмирала Шкуро, когда они выходили на улицу.
Серафимы-то? А кто их знает, кто они? об этом лучше будет спросить у Волшебников. Господин главный Волшебник, окликнул Шкуро главного Волшебника. Кто такие серафимы? Из какой они сказки?
Серафимы-то? Ну как Вам сказать. Они не из сказки. Они из религии далёкого прошлого. В том далёком прошлом на Земле правили несколько Богов. Серафимы это самые могущественные воины одного из правящих Богов. Тогда ещё не проводились конкурсы религий и всё решалось простым кровопролитием. Серафимы это ангелы такие. Только самые главные, ответил Великий Ко. Их, ангелов, девять чинов. А серафимы высший ангельский чин.
А в чём заключается их превосходство над другими? спросил президент.
Превосходство-то в чём заключается? Ну, в первую очередь в том, что они, серафимы, значит, ближе всех к своему Богу на духовном уровне.
А в остальном? спросил президент.
А всё остальное вытекает уже из этого главного, ответил Великий Ко. Ведь быть ближе всех к своему Господу на духовном уровне это уже многое значит. Например, это говорит о некоторых личных способностях, заслугах и прочем, что позволило занять такое высочайшее положение.
Как интересно, заметил уже сам для себя президент. Девять ангельских чинов. А девятый ближе всех к Господу. Замечательно. Двести пятьдесят миллионов лет назад люди были не столь уж глупы. Так Вы говорите, что все вопросы решали не конкурсами, а простым кровопролитием? Как это мудро! Гайдар Тимурович, а что если и нам у себя ввести нечто подобное. Придумаем девять чинов и распределим по ним всю нашу команду. Дадим им какие-нибудь названия и пусть выслуживаются. Наградой за выслугу будет непосредственная близость ко мне не только на духовном уровне, но и на физическом. Как Вам моя идея? Я, правда, внёс в неё некоторые изменения, но так ведь прошло столько лет. Наверное, двести пятьдесят миллионов лет не прошли даром и человек многому научился за это время. А?
Идея, господин президент, глупее не придумаешь, ответил Шкуро.
Это почему ещё? обиделся президент. Им, значит, можно, а мне нет? Или Вы полагаете, что глупость возможна и в окружении Господа, пусть даже и далёкого прошлого?
Сравнили тоже: Вы и Господь, сказал Шкуро. Вы кто? Вы не более, чем кусок дерьма, господин президент, в сравнении с Господом, пускай даже и далёкого прошлого. Это что, ради Вас мы должны пупы свои надрывать, дабы Вас непосредственно лицезреть? Опомнитесь, президент. Быть непосредственно с Богом это безусловное счастье и радость. Что же касаемо того, чтобы быть непосредственно рядом с Вами, то это более схоже с пыткой. Так что, господин президент, этот фокус у Вас не получится.
Интересно Вы рассуждаете, Гайдар Тимурович, сказал президент. И давно Вы так думать стали? Почему только сейчас я узнаю от Вас, что Вы меня с дерьмом сравниваете?
Я не Вас с дерьмом сравниваю, ответил Шкуро. Я говорю о степени Вашего с Богом отличия. Это в сравнении с ним, Вы не более, чем дерьмо. Но, возможно, что здесь я несколько резко выразился, но это только по той причине, чтобы остановить Вашу фантазию, ввести в своей системе подобного рода иерархию.
Гайдар Тимурович прав, вмешался в разговор Лютый. Вы извините, что я вмешиваюсь, но, став случайным слушателем, а следовательно, свидетелем вашей беседы, не могу не вмешаться. Вы, господин президент, не стройте больших иллюзий на свой счёт. Тот факт, что станочник Житковский устроил весь этот спектакль с Вашими фотографиями, ещё ни о чём не говорит. И тот факт, что Ваши портреты продаются по всему государству, ещё не означает безусловную любовь к Вам со стороны граждан страны нашей.
Я не знаю ни о каком Житковском, сказал президент. -Что до моих изображений: портретов и фотографий, то это исключительно по желанию самих граждан. Ведь так, Гайдар Тимурович? Вы же мне сами говорили, что народ жаждет видеть своего лидера постоянно? Ведь так?
Нет! Не так всё, ответил Шкуро.
Как, не так? спросил президент и казалось, что ещё немного и он заплачет. А как же тогда?
Да никому Вы не интересны, господин президент, отвечал Шкуро. Вы даже жене своей уже не интересны. И дети Ваши Вас уже видеть не хотят, поэтому и отпросились за границу, дабы быть от Вас подальше. И в самом деле, господин президент, ну Вы же взрослый человек, Вам же скоро уже сколько лет-то! Ну неужели Вы сами не можете понять, что смешны? Неужели Вы сами не осознаёте всю глупость данного положения?
Нет! Не так всё, ответил Шкуро.
Как, не так? спросил президент и казалось, что ещё немного и он заплачет. А как же тогда?
Да никому Вы не интересны, господин президент, отвечал Шкуро. Вы даже жене своей уже не интересны. И дети Ваши Вас уже видеть не хотят, поэтому и отпросились за границу, дабы быть от Вас подальше. И в самом деле, господин президент, ну Вы же взрослый человек, Вам же скоро уже сколько лет-то! Ну неужели Вы сами не можете понять, что смешны? Неужели Вы сами не осознаёте всю глупость данного положения?
Какого ещё положения? спросил президент. Я ничего не понимаю.
Того самого положения, которое сложилось с Вашими портретами, фотографиями. Зачем всё это? Кому это надо?
Я ничего не понимаю, говорил президент. Дурацкое положение, в котором я оказался, не даёт мне возможности всё хорошенько обдумать. Какие портреты? Какой ещё станочник Житковский? Ну, допустим, выкинули в продажу пять тысяч моих портретов. Ну и что из того? А со станочником Житковским, что ещё за история?
Про пять тысяч экземпляров это Вы, господин президент, несколько погорячились, ответил Шкуро. Пара десятков миллионов экземпляров, не хотите?
Как это миллионов? спросил президент.
А вот так, ответил Шкуро. Зайдите в любой книжный магазин, загляните в любой газетный киоск и Вы поймёте.
Скажу более, вмешался Лютый, Ваши изображения, господин президент, продаются не только в книжных магазинах и газетных киосках, но и даже в гастрономе.
Как в гастрономе? спросил президент.
Очень просто. В рыбном отделе. Между палтусом и красной икрой. По тысяче восемьсот за портрет в платиновой раме. Забыл вот только фамилию художника.
А фамилия художника Чайковский, подсказал Жир Туран.
Вы всё врёте, сказал президент, этого быть не может. Не может такого быть, что мои фотографии продают в рыбном отделе между палтусом и красной икрой. И художника с фамилией Чайковский тоже быть не может. Вы всё врёте, гражданин Лютый.
Какой смысл мне врать? спросил Лютый. Да и зачем?
Затем. Вы таким образом мне мстите за те оскорбления, что я нанёс Вам в далёком прошлом, сказал президент. Вы решили, что раз уж не смогли меня убить, то вот таким образом отравить и изгадить моё существование на планете.
Ну, Вы скажете тоже. Убить Вас я бы мог прямо сейчас, если бы этого хотел, сказал Лютый. Только более я этого не хочу. И Вы мне абсолютно не интересны, Гаврилов. Мне вообще уже ничто не интересно. Более всего мне противно то, что сейчас с нами всеми происходит. Что до того, что я вру, то это легко проверить. Зайдите в гастроном и сами увидите.
В какой гастроном? спросил президент.
В любой, ответил Лютый.
Глава третья
Так Вы утверждаете, что зайди мы в любой гастроном, и там обязательно увидим мой портрет? спросил президент.
Мало того, что мы увидим Ваш портрет, господин президент, сказал Лютый, но кроме этого, портрет этот Ваш ещё и продаваться будет, и Вы сами запросто сможете его купить.
Этого не может быть, утверждал президент. Господа, ну сами посудите, ну как такое возможно? Ведь это даже не абсурд, это это намного серьёзнее. И если такое существует в действительности, если в действительности мои портреты продаются в гастрономе, в рыбном отделе, между палтусом и красной икрой Ну тогда я не знаю. Тогда у меня только один выход покончить с собой.
Глупость какая, сказал Жир Туран. Причём, глупость ещё большая, нежели Ваши портреты в рыбном отделе. К ним, по крайней мере, мы уже привыкли. Во всяком случае, нам и в голову никогда не приходило винить Вас, господин президент, в том, что Ваши портреты продаются везде, куда не плюнь. Но кончать по этой причине жизнь самоубийством? Это более чем странно.
Это Вам странно. И странно Вам это по той причине, что Вы, по-видимому, есть человек без совести и чести. А для нас, гордо так воскликнул президент и посмотрел на адмирала, для людей, обременённых властью, честь и достоинство, а также и совесть, есть высшее достояние. Но, Вы правы. О самоубийстве ещё пока рано. Я до сих пор уверен, что ничего подобного нет. Я нисколько не сомневаюсь, что всё это не более чем глупая шутка. Да, господа, теперь я уверен, что это не более чем розыгрыш. И дабы вы сами в том убедились, сказал президент и хитро подмигнул всё тому же адмиралу, которого очень сильно тревожили эти подмигивания президента, я предлагаю зайти вот в этот гастроном.