Сами руссияне, понятно, никуда «интегрировать» и изменяться не собирались изменяться предполагалось всей алтайской семье языков, этносам башкир, манси, ханты, саха и так далее и так далее.
Но никакая общность «нации» никуда на одной такой претензии далеко не уйдет из истории известно, что общности подобного рода консолидировались не по признаку единой территории. Их удерживал вместе не единый разговорный язык, не единые расовые признаки, не родственный нацсостав, не единая торговля, не единый экономический базис, не общие завоевания, не единый аппарат управления, не планы на будущее, не война, не мир и уж тем более не некие силы великого разума, а устоявшаяся единая система мировоззрений и религиозных взглядов. Вот почему русское начальство в таком усиленном режиме принялось креститься.
И вот почему оба этнических домена Каганата со своим паспортом, космическими мечетями, широко открытыми дверьми для лютерано-католико-протестантских взглядов и просто для всего, что способно мыслить свободно, не вписывались ни в одни границы никаких «интеграций» и «консолидаций».
С одной стороны, с этим ничего сделать нельзя. С другой, что-то делать нужно, причем в срочном порядке обе республики Территории Урала выглядели извне как естественный географический Хребет обсидианового топора, по всему тектоническому разлому Гор Урала ломавшим надвое не только данную ценность континента для п.н., но и саму идею Куска «единой», гомогенно однородной «нации» (единая этномосковская общность п.н., кажется, уже сто лет как успела напрочь забыть, что все, что у башкир за спиной дальше, все горы и тайга, вся Сибирь от начала и до Тихого океана Азия. Впрочем, тут все несколько сложнее; и когда им это нужно, они вспоминают об этом быстро. Я даже сам своими ушами слышал по их ТВ разъяснения одного наетого московского лица. С хорошо всем знакомыми у вас теплыми, располагающими интонациями в голосе, лицо рассуждало на половину континента с тем содержанием, что вот теперь на ваш новый паспорт новый крайне правильный герб. А две головы туда и сюда будут, оказывается, там не так просто, но с определенной целью: идеального, как нельзя более гармоничного разделения географии п.н. надвое. Ничего, что бы противоречило естественным организациям природы. До меня только потом дошло, что имелась в виду физиология. Головная часть, то есть, в указанном историческом разделении руссиянами, понятно, была предусмотрительно оставлена себе чтоб никто не ошибся, где вообще можно лежать их «центру». Ну, а то, что осталось, как все уже поняли, всем остальным этим двум республикам и всему, что там может еще лежать дальше.).
Не нужно быть большого ума и понимать, что всякое неосторожное движение именно здесь, всякий очевидный сдвиг от устоявшегося, очень легко способны пошатнуть непрочное равновесие, и Москва запросто может вновь оказаться в своих исторических границах Киевской Руси. И с соответственным притоком налогов.
В каком угодно новом этническом ареале, какая угодно иная конфессия ни бралась бы за строительство там своей церкви, тихо принимаясь за сбор средств и красного кирпича, делает она это не из неутолимой жажды удовлетворить конституционное право как можно скорее вероисповедаться.
Так они метят новую территорию.
То, что «интеграция» та призвана была идти в одном направлении, сомнения не возникло бы даже у постороннего наблюдателя. Вероятность иного прочтения противоречила бы возложенной миссии, отмеченной многими исследователями, и во внимание не принималась. И далее предельно незаметно, логично и очень тихо, буквально по сантиметру, словно за спиной у отдыхающего хищника, силами прежде всего правительственных информативных средств, стала вдеваться претензия на некое историческое воссоздание некой исключительной континентальной общности народа руссиян. (С учетом всех исполинских вещающих мощностей и с учетом того, что ответить им некому, потому что они никому не дадут этого сделать, у них все получится. У них все обязательно должно в конце концов получиться, им только не нужно останавливаться, даже принимая во внимание всю тяжесть и одиозность поставленной задачи и цену, которую им предстоит заплатить. Здесь им только не надо сдаваться, сомневаться и оглядываться назад, все условия у них для этого есть: у них еще и не такое получалось.)
То, что позволило бы наконец московскому президенту в ту самую заветную секунду с неподдельной отеческой теплотой в голосе, звонко и уже без невольного поджимания ног под столом, произвести на свет обращение:
«К нации».
Помню, когда мне первый раз сказали, я сделал единственный в тот момент естественный жест, который сделал бы на том же месте любой актер на сцене: непроизвольно прикрыл глаза пальцами. Вот зачесать меня на четыре ноги пирамской сапой. «С Добрым Утром, Америка» называется. Эмоции мои тогда пережили редкое испытание на прочность. Это что же за нация такая. Каким же сильным может быть желание исполниться ощущения чего-то общематерикового, со всенепременно космическим масштабом, оберегая близкие сердцу насиженные соотечественные массы от поползновений энтропии теплыми, объединяющими движениями души. Не знаю, что он там говорил, но наверняка что-то отвечающее моменту. Уверен, остальные вместе с руководителем логично слегка вспотели, представляя, как история смотрит им вслед. Показалось ли мне только, что он собирался обратиться не только к нации руссиян? Я готов публично забрать свой бесстыдный смех назад если это не так.
Здесь вновь как нигде сказалось неискоренимое уже, наверно, глубокое убеждение всякого московского жителя, что где-то там, много дальше всем непременно должно быть какое-то дело до того, какой там у них опять ледовый дворец берут и что там у них снова падает, и что остальной мир, в стадии торможения всех рецепторов, с прервавшимся дыханием и похолодевшими ладонями должен смотреть за каждой их мировой революцией.
Конечно, было бы несправедливым с нашей стороны и русскому сознанию совсем отказывать в несомненных достоинствах этногенетических взаимодействий и культурных взаимопроникновений. Они, безусловно, тоже у них есть и работают но как-то уж очень своеобразно. Помнится, был один случай, когда я с недоумением наблюдал несколько лиц из ряда явно представителей п.н. только почему-то в грузинских национальных костюмах. Пытаясь в общих чертах объяснить для себя, где может лежать связь между данной общностью и крепкоголосыми жителями гор, я озадаченно смотрел, держась за подбородок.
Специфического покроя камзол, на камзоле выше пояса батарея для хранения папирос в два ряда, на поясе нарядный длинный кинжал. Все, как нужно, но как раз тогда я в состоянии утомления мог только смутно пялиться на тот длинный острый инструмент обиход горцев. Чужое национальное оружие явно было не из пластилина. В ту минуту меня по большей части занимал лишь один вопрос: он зарегистрирован в милиции или нет? Я сейчас попробую объяснить, почему интересовало только это. По ряду причин я примерно был в курсе, насколько болезненно компетентными сотрудниками воспринимается наличие в альпинистском снаряжении походного ножа не вполне ясного происхождения и при оставленных дома документальных свидетельствах. Но ведь это было даже не походным горным инструментом.
Мало того: на всех лежавших в обозримых пределах и горизонтах конкретного русского населенного пункта приоритетной нации не угадывалось присутствие никаких гор, и даже не прибегая к помощи специальных справочников во мне откуда-то крепко сидело подозрение, что их там никогда не было. Дело было уже просто в специфике содержания: я случайно был в курсе насчет некоторых аспектов в специальной классификации подобных приспособлений, как то: параметров ширины, длины на две ладони, обоюдоострого характера лезвия и откровенного, ясно и беззастенчиво обозначенного на держателе специального упора. И если только там под декоративным покрытием ножен не деревянная ложка, я даже на расстоянии без аттестации судебно-лабораторной комиссии скажу, что по всем местным юридическим нормам вот это относится к категории холодного режуще-колющего оружия. Попросту говоря, на него не нужна даже статья. Откуда во мне такое чувство далекого странника, что на территории земель п.н. нужно быть п.н., чтобы вот так открыто с этим ходить и быть уверенным, что никакая статья тебя не достанет? и что возьми я у них в городе то же самое и не то чтобы так вешать вперед прямо себе на ремень, а просто засунув назад в карман джинсов, я ушел бы не дальше их ближайшей скамьи подсудимых?
Но вернемся к аспектам этногенеза. Собственно, я хотел только сказать о странном характере или даже нет, не так: о своеобразии подобного этногенетического взаимодействия. По этому поводу одним вполне приоритетным представителем даже чуть ли не с фактами на руках доказывалось, что данный тип национальной одежды в свое время грузинская культурная традиция позаимствовала у них, что как минимум сомнительно. Впрочем, это не наше дело.