Илья Таранов
Как Богдан Хитрово Симбирск строил
События, описанные в этой повести, начинаются в те времена, когда на Руси царствовал Великий князь Михаил Фёдорович, первый из династии Романовых, великих царей нашего Отечества.
Глава 1
Летом 1642 года по правому берегу Волги у восточных окраин Московского государства двигалась вереница конных воинов. Среди них на белом коне выделялся молодой всадник в узорчатом парчовом кафтане. Богатая сбруя с драгоценными камнями сверкала на солнце. Видимо, это привлекало внимание одинокого коршуна, парившего высоко в небе. Хищная птица видела, как воины поднимались с севера в гору. То был высокий берег, поросший сосной и дубом. Всадник на белом коне время от времени оглаживал свою молодую бороду, которую трепал задорный ветер. Ястребиные глаза сверкали из-под черных бровей. Он живо осматривал от века не рубленные деревья. Всадника звали Богдан Матвеевич Хитрово, он был стольником1 при царском дворе. Было ему от роду двадцать девять лет.
В это самое время от реки в гору забирались два босых мальчишки в длинных домотканых рубахах. Один, который помладше, белобрысый с курносым носом, похожий на выбившегося из сил бельчонка, отстал и плаксиво тараторил:
Митька, пить хочу Митька, пить!
Перестань хныкать, Емелька! Близко до макушки, второй мальчишка, лет восьми, широколобый и сбитый, как заяц-беляк, остановился и посмотрел вверх. Там, будто небесный страж, молчаливо кружил коршун.
Митька, пить хочу. Вернёмся в деревню, продолжал ныть белобрысый мальчишка.
Чу2, Емелька, воины с Москвы. Батька мой с реки их увидал, мне наказывал разузнать, куда идут.
Ежели то ногайцы или башкиры3?
Чу, Емелька, инородцы с ермаковского леса идут, а эти с севера Если то ногайцы, спрячемся в овраге. Не робей, Емелька, и мальчишки, отдышавшись, проворно полезли в гору
Конные воины выехали на край высокого берега. Это был широкий пустырь, окружённый лесом. Внизу размеренно текла могучая река Волга, приютившая на речном просторе большие острова с озёрами и лесами. На противоположном берегу в сизой дымке зеленели рощи и заливные луга, живописно тянулись пологие берега с глубокими оврагами. У подножья горы ютились приземистые избы, рыбацкие хижины и челны. Сверканье синих вод и широкий простор завораживали людей и они, спешившись, некоторое время молчали.
Вот она, волжская вольница! воскликнул всадник на белом коне. Он единственный был ещё в седле, и, казалось, хотел выше приподняться над землёй и заглянуть за бескрайние горизонты.
Гоже4 место, боярин Богдан Матвеевич, ответил стоявший рядом воин с пищалью5, в драгунском кафтане и в островерхой шапке, отороченной полоской лисицы.
А ну-ка, смерь своим метким глазом, Ивашко, как высок берег? спросил боярин.
Скажу, боярин Богдан Матвеевич, сто саженей кувырком да под горку.
Боярин усмехнулся и спрыгнул с коня:
Высок берег, как царский венец, он снял с головы бархатный клобук, отороченный соболем, и свежий ветер принялся трепать чёрную голову заезжего гостя
Ивашко подобострастно воскликнул:
Выехал на венец наш Богдан Матвеевич, русский удалец!
Дело, Ивашко! Hазову этот берег Венцом
Глава 2
Богдан Хитрово, подбоченившись, наблюдал за двумя карабкающимися в гору мальчишками. Первый из них вскоре забрался на травный берег и упёрся лбом в чедыги узорчатого сафьяна боярские сапоги. Мальчишка задрал голову вверх и застыл с открытым ртом, разглядывая смоляную бороду воина. Следом, сопя и шмыгая носом, забрался второй мальчишка. Он требовательно гундосил:
Митька, пить хочу.
Чу, Емелька, это не нагайцы. Видишь, сабля вся богатырская с царской короной.
Бородатый воин посмеивался в усы и молча рассматривал нежданных гостей. В свою очередь мальчишки во все глаза разглядывали позолоченную саблю, пристёгнутую сбоку. Она висела прямо у них перед носом. Если бы воин вынул её из ножен, то умеющий читать разглядел бы на полосе сабли наведённую золотом славянскую надпись: «7150 (1642). Государь Царь и Великий князь Михаил Фёдорович всея Руси пожаловал сею саблею стольника Богдана Матвеевича Хитрово».
Митька, вертаемся в деревню. Боярин очень строг.
Не трусь, Емелька. Боярин нас не гонит, чу, спросит чего, что знаем.
Богдан Хитрово раскатисто рассмеялся:
Гоже, мальцы волжские. Царского посланника рассмешили. Гнать не буду! Ивашко, испытай-ка мальцов на смекалку.
Эй, мальцы-стрельцы, загадочку мою слухайте: «Стоят старушки: вздохнут они да охнут, вблизи все люди глохнут».
Митька и Емелька поднялись на ноги, потирая колени и утирая носы. Митька смело ответил:
Чу, дядька-боярин, старушка та бабка Афоньки. Мы его вчера поколотили, а бабка эта кочергой грозила и ругалась так, что на Петровом острове слыхали.
Тут уж рассмеялось все войско русского боярина. Сам Богдан Хитрово смеялся знатно: борода ходуном ходила, как метла дворника. Ивашко от смеха приплясывал. Боярин спросил:
За что Афоньку поколотили?
Митька ответил:
Чу, дядька-боярин, Афонька хотел украсть нашу лодку, а не смог, так в днище дырку продолбил.
Боярин нахмурился:
Негоже дело лодки дырявить. Верно побили! Что ж вы на этой завозне одни по Волге катаетесь?
Уж два раза на острова плавали и рыбу удили.
Много ль наудили?
Нам хватает, а батька мой раз поймал белорыбицу: моего росту одна голова. Никто боле не ловил. Емелька видал.
Емелька утвердительно кивнул головой:
Все видали, и мой дед видал, и Афонька, и бабка Афонькина видала. Я сам рыбице в рот палку совал.
Это же зачем дело такое?
А такое, ответил Емелька, чтоб там черти не прятались.
Боярин Хитрово многозначительно посмотрел вокруг:
Доброе дело А загадку-то отгадывать будете, мальцы? А ну-ка, Ивашко, повтори.
Ивашко напомнил: «Стоят старушки: вздохнут они да охнут, вблизи все люди глохнут». Митька переглянулся с Емелькой.
Чу, дядька-боярин, других этих старушек мы не знаем, а Афонькина бабка буявая старуха. Она нам сегодня кричала: «Пошто на гору полезли, разбойники босоногие».
Боярин усмехнулся в густую бороду, а Ивашко растянул улыбку до ушей:
Эй, мальцы-стрельцы! Однако мою загадку вам не отгадать, а как гора эта зовется, живее сказывайте боярину Богдану Матвеевичу.
Чу, дядька-боярин, гора эта зовётся Синбирской, с мальчишеской гордостью ответил Митька.
Синбирская гора-а! в задумчивости протянул боярин, вновь оглядывая величавую реку и туманные волжские просторы.
Глава 3
За лесом речка Синбирка6. Туда заказано ходить. Там великан живет. Он хочет скусить гору, да зубы слабы, выпалил Емелька.
Зачем великану гору скусывать? притворно удивился боярин. Емелька ответил:
В Синбирской горе ветер живет. Ночью шумит великана будит.
Доброе место, раз великан его одолеть не может, сказал боярин, осматривая соколиным взглядом пространство. На западе блестела ещё река. Как называется?
Свияга! дружно ответили друзья.
С трёх сторон гору защищают реки Волга, Свияга да речка-Синбирка. Надо бы здесь крепость построить для охраны русской границы!
Хорошая думка, боярин. Государю надо донести всё в подробностях.
Добро!
Ивашко, зная нрав боярина, более молчал. Богдан Хитрово погрузился в свои боярские думы. Потом сказал, обращаясь к притихшим мальчишкам:
Ведаю, что Ивашко неспроста вспомнил эту мудрёную загадку. Что, мальцы, вижу, она вам не по зубам, как великану сея гора волжская. Те старушки бронзовые пушки. Как охнут! Все оглохнут!.. Быть здесь крепости с пушками. Эй, Ивашко, дай-ка мальцам-молодцам по новгородке7, чтоб царского боярина Богдана Матвеевича Хитрово помнили. Кто из вас старше?
Чу, дядька-боярин, я старше Емельки на год с пряником.
Врёшь, Митька! Без пряника!
Боярин удивился:
Что за дело год с пряником?
Чу, дядька-боярин, я пряник испробовал, а Емелька нет. Из Астрахани купец приплывал. Я купцу рыбу носил, торг имел, он мне пряник дал.
Что ж ты Емельку не угостил?
Я звал Емельку к купцу идти торговаться, так он не пошел.
Боярин лихо запрыгнул в седло:
Вот тебе дело, Митька. Мы к закату спустимся в твою слободу на ночевку. Вели своему батьке рыбы в котле наварить. Сказывай, царский стольник будет Эй, дружина! Гоним лошадей к Свияге! Успеем, так леса дальние оглянем.
Гэ-й-эй! Синбирская гора задрожала от конского топота.
Глава 4
Коршун все ещё кружил над волжской горой и видел, как конная вереница спускалась по отлогому берегу к извилистым бережкам Свияги. Эта неширокая речка текла почти параллельно своей старшей сестре Волге. Боярин на белом скакуне высказал вслух свои думы: