Преследователи тем временем решили, что им не подходит темп заданный хромоногим горцем и вырвавшись вперёд, скрылись за одинокой горой, напоминавшей копьё, грозящее коварному небу своим исполинским жалом.
Они отрезают нас от дороги, мастер Бышевур! заволновался один из надсмотрщиков, по-своему растолковавший манёвр преследователей. Он был из вольнонаемных, годами, немногим старше узника лопетегга, а потому и воспринимал всё происходящее, с должным его возрасту возбуждением. Расчётливое спокойствие война, было ещё не знакомо его юному разуму.
Что ж, Бышевур пригладил свою окладистую бороду и его взгляд прояснился, словно и не его глаза ещё недавно светились глубокой задумчивостью. Опыт былых сражений не позволял ему сломя голову ринуться вперёд, рискуя не принадлежащими ему людьми. Точнее сказать старший надзиратель Горакатана надеялся, что именно опыт нашёптывает ему постыдные для любого горца слова, ведь в его народе людей намеренно избегающих битву, уважали меньше вероотступников и воров скота.
Бышевур догадывался, что нечего необычного с ним не приключилось, просто старость коснулась его своими холодными пальцами, разом вобрав в себя часть красок, окружавшего его мира. Жизнь воина коротка, немудрено встретить смерть, каждый день вызывая её на свидания, и не каждому дано дожить до седин, окаймлявших, его бороду почти повсеместно.
Только вот Бышевур также слышал от людей, что бывают честные воины, а бывают воины старые, но вот старых и честных воинов не бывает и вовсе.
Через тридцать колёс мы дойдём до самой высокой точки нашего пути, в том месте дорога пересекает небольшой горный отрог, и если мы окажемся там раньше, то им придется атаковать в гору.
Про себя же он подумал, что если бы их путь лежал по-прямой, их вполне могли заметить часовые рудника, махни он факелом, но к сожаленью, между ними и Горакатаном плотной стеной стояли молчаливые, тёмные горы.
Нас много. Может они не захотят атаковать, к тому же вы сами наверняка никогда прежде не видели стерхов, и могли ошибиться не слишком уверенно предположил уроженец китовых островов, по которому никогда с уверенностью не скажешь, побледнел он или же нет.
Я бы не стал на это надеяться, тихо ответил лопетегг, понимая, что в таком случае преследователем было проще пропустить их караван мимо, не устраивая игру в прятки, в тёмной, промозглой мерзлоте. Но стерхи, подобно саблезубым собакам инвихо, желали сполна насладиться погоней, а чёрное небо, на котором горело ещё не достаточно звёзд, вполне пособничало их недобрым замыслам.
Так или иначе, скоро мы всё узнаем. Думаю, ближе к руднику, они нас уже не подпустят. Ответил Бышевур, наградив лопетегга пристальных взглядом, своих невеселых глаз.
И хотя его голос звучал негромко, в ночной тишине, его слова были услышаны каждым.
****
Когда караван достиг безымянного отрога, тонкий серп месяца на мгновение вынырнул из чернильной пустоты ночи, словно ему захотелось хоть одним глазком взглянуть на пришельцев, растревоживших его сладкие сны. В то, что это Боги освещают поле грядущей битвы, благословляя людей на поединок, Бушевуру не верилось. Слишком часто Боги этих мест оставались глухи к его скупым молитвам, мало чем отличаясь от безразличных ко всему гор.
И вот теперь эти самые горы изрыгнули из своих жутких недр давно пережёванное племя, которое было настолько старо, что могло застать момент сотворения мира. Поистине насмешкой судьбы являлось то, что звероподобные племена стерхов в своей древности, соперничающие разве, что с эльфами, могли достигнуть в своём развитие не абы какого могущества, только что-то сломалось внутри них и с тех самых пор потомки Шакала плодили крепких и сильных, но безнадёжно глупых сыновей.
То, что бою быть, как и то, что перед ними действительно потомки кровожадных стерхов, Бышевур понял, прежде чем погас последний серебряный луч, осветивший полюбившиеся горцу места.
Может тут он и встретит свою смерть, чтобы навеки остаться в постылой мерзлоте гор, где жизнь порой, обретает самые причудливые формы. Как узнать, если только не попробовать, не испытать судьбу в очередной раз! Думал Бышевур, рассчитывая, как скоро тёмное племя приблизиться на расстояния выстрела, и куда вообще прикажете стрелять, когда дальше кончика стрелы, начиналась молчаливая темнота. Старший надзиратель, вознёс к небу короткую дань Сэтху, божественному покровителю воинов, но вряд ли он был единственным, кто молился в эти минуты, прося помощи у заступников своего рода. Слишком уж слабовооруженным и неподготовленным к такому роду событий, оказался их маленький отряд, привыкший гонять усталых каторжан по мозолистому горному тракту, а не отражать ночные нападки кровожадных безумцев.
Если кто думает, что стерхи направляются сюда, чтобы подарить вам свободу, то лучше сразу разбейте свою бестолковую башку о камни, в их руках лёгкой смерти вы не дождётесь. Я не спрашиваю есть ли среди вас мужчины, которым знакома воинская доблесть, ибо знаю что никому из вас не хочется умирать сегодня, но я всё же спрошу, может среди вас есть те, кто хотел бы в свой последний час сбросить рабские цепи и показать как сражаются свободные народы Шакатана?
Бышевур выплёвывал слова в ночной воздух, точно заточенные стрелы, обращённые в чёрствые сердца каторжан. Многие откликнулись на его смелое предложение, желая, наконец избавиться, от опостылевших, жалящих кожу холодом, железных тисков. Только вот кто из этих бравых смельчаков, не даст дёру ещё до того как сражение вступит в свою начальную фазу, смеясь глупости старого Бышевура, решившего довериться тем, кто по природе своего происхождения должен был его люто ненавидеть.
Это было сродни того, вздумай овцы с собаками защищать амбар от волков, но когда на обратной чаши весов лежит смерть, насмешница судьба порой подкидывает самые неожиданные союзы.
В итоге, выбор мастера надзирателя пал на пятерых человек, среди которых оказались как молодой лопетегг, так и житель китовых островов. Последний, решился на столь отчаянный шаг, исключительно из-за мороза, одолевавшего его полуголое тело.
План Бышевура был неказист, словно первый, деревянный меч, вырезанный неумелыми рукам ребёнка. Но в его абсолютной простоте, опытный горец углядел капельку надежды.
Новые рекруты были вооружены палками, которые совсем недавно выплясывали по их собственным рёбрам, помимо этого троим из них, было выдано, по хорошо сдобренному маслом, факелу. По сигналу старшего наставника они точно валуны опрокинутые лавиной, должны были покатиться вниз, освещая мишени, для оставшихся сверху лучников. Благо, хоть стрел вроде хватало.
Что касается самого Бышевура, то не стоило сомневаться, что верный старым традициях горец, никогда не отправил бы людей на верную смерть, если бы не собирался горделиво прихрамывать в первых рядах. В конце концов он носил на поясе меч своего отца, не для того чтобы колоть им орехи и уж тем паче не для того, чтобы точно указкой размахивать им с края холма, на котором и без него хватало зрителей, не удостоенных чести испытать себя поединком.
Теперь только Боги могли решить, чьи дни на этом свете сочтены и кому предстоит пролить кровь на пяди безымянной, чужой для многих земли. Стрелы уже готовы были лечь на дрожащую в предвкушение танца тетиву, когда снизу хребта раздался отчетливый топот.
Пора. Бышевур махнул тяжёлой рукой и почти одновременно на широкой полосе отрога вспыхнули три ярких огонька.
«О Сэхт, пошли мне капельку своей доблести, дабы я почтил твоё славное имя, горячей, неприятельской кровью.» привычно взмолился горец, стараясь лишь не отстать от общего строя, не скатиться с холма, позорным образом свернув себе шею. Рядом с ним точно также спотыкаясь на промёрзлых камнях, размахивал факелом долговязый конокрад из Хартума. Бышевур выхватил меч, за долю мгновения до того, как из густого, липкого мрака появились враги. Облачённые в шкуры горных животных, они словно материализовывались из земных разломов, принося с собой смердящий запах загробного царства. На Бышевура надвигались два молодых и крепких война, чьи плечи казались непомерно широкими благодаря накинутым на них шкурам. Лица стерхских солдат покрывала руничесская вязь, подобная той, что украшала их палицы из пархатинового дерева, плавающие по воде, но прочные как глыбы, из которых первобытные Боги соткали Шапаллох. Горец крутанулся и выполнил прием, казавшийся немыслимым для человека его комплекции, вдобавок ещё и хромого. Молодой стерх отбил меч у самого лица, даже не попытавшись уклонить голову. Ещё не вполне успокоилась ноющая боль в плече, погасившем силу удара, как уже самому Бышевуру пришлось блокировать атаку второго противника. В одного из стерхов, жужжа вонзилось несколько стрел, но рухнув в замёрзшую грязь, дикарь каким то образом умудрился подняться на ноги. С отвратительным чваканьем раскололся череп конокрада, и факел, выскользнувший из его непослушных пальцев, жадно лизнул его собственные штаны. Впрочем, не состоявшийся рудокоп уже был к этому безразличен.
Бышевур отшвырнул стерха, склонившегося над упавшим в грязь лопетеггом, перечеркнув росчерком меча, его дальнейшие планы.