Хелен устроилась на диване, подогнув под себя ноги в черных колготках. Боб сел в кресло-качалку и стал раскачиваться.
Не стоит изображать акцент Мэна в присутствии уроженцев Мэна, продолжала Хелен. Вот южане почему-то относятся к таким вещам куда более снисходительно. Попробуй, как они, протянуть «Приве-е-ет», и никто не усмехнется Бобби, ты какой-то нервный. Нет-нет, это не страшно, иногда можно и понервничать, лишь бы не случилось ничего серьезного. Ничего ведь не случилось?
Доброта Боба за годы жизни сделала его слабым. Теперь он прямо физически чувствовал это, какое-то разжижение в груди.
Случилось. Насчет акцентов ты права. Жители Мэна принимают шутки над выговором близко к сердцу.
Знаю, знаю. Ну рассказывай, что произошло.
Адриана опять поругалась с Пижоном.
Погоди-ка А, твои соседи снизу. У них еще дурацкая собачонка, которая тявкает без умолку.
Да, да, они.
Ясно. Ну так что с ними? Хелен была очень довольна, что не забыла эту деталь из жизни Боба. Нет-нет, подожди, как раз вспомнила. Представляешь, вчера в вечерних новостях показали сюжет под названием «Настоящие мужчины любят маленьких собачек». И там беседовали с разными, пардон, голубоватого вида мужиками, которые держали на руках мелких шавок в клетчатых плащиках и резиновых сапожках. Подумать только! Мы четвертый год воюем в Ираке, а в новостях показывают такую чушь. А все потому, что детей у них нет. В смысле, у тех, кто покупает наряды собачкам. Извини, Боб, пожалуйста, я тебя перебила.
Хелен взяла в руки подушку, провела по ней пальцем и залилась краской. Боб решил, что у нее прилив, и опустил глаза, чтобы не смущать. Но климакс был ни при чем Хелен покраснела, сообразив, что дурно отозвалась о бездетных людях, и Боб мог принять это на свой счет, ведь у него тоже не было детей.
В общем, они опять поругались, продолжил Боб. Пижон всегда в таких случаях кричит на жену ну да, они женаты так вот, он всегда кричит одно и то же: «Адриана, твою мать, ты мне вынесла мозг!» И повторяет снова и снова.
Хелен покачала головой:
Ужас, вот жизнь у людей Выпьешь что-нибудь?
Она встала с дивана невысокая, фигура все еще хорошая, подчеркнута бежевым пуловером и черной юбкой, прошла к шкафчику красного дерева и налила виски в хрустальный стакан. Боб ополовинил его одним глотком.
Короче начал было он и осекся, увидев, как Хелен едва заметно поджала губы.
Она терпеть не могла словечко «короче», а он вечно об этом забывал, как забыл и сейчас. Боб уже чувствовал надвигающуюся неудачу. Не сможет он передать всю трагичность того, что случилось.
Адриана пришла домой. Разгорелась ссора. Он покричал свое обычное и пошел выгуливать собаку. А она в это время вызвала полицию. В первый раз за все время. Он вернулся с улицы, и его повязали. Я слышал, как копы говорили между собой, что жена заявила, мол, он ее ударил. И вышвырнул ее одежду из окна. В общем, его арестовали и он был так поражен!
Хелен смотрела на Боба, явно не зная, что сказать, а тот продолжал:
Стоял в этом своем аккуратненьком свитере на молнии и плакал: «Милая, я же за семь лет ни разу руку на тебя не поднял! Что ты делаешь? Милая, не надо!» Но на него надели наручники, посадили в полицейскую машину у всех на глазах и увезли. Ночует сегодня в каталажке.
Боб поднялся с кресла-качалки, достал из шкафчика бутылку виски и налил себе еще.
Очень грустная история, разочарованно сказала Хелен, она ожидала большей драмы. Только он сам виноват. Думать надо, прежде чем бить жену.
Сомневаюсь, что он на самом деле ее ударил. Боб снова опустился в кресло.
Интересно, они теперь разведутся? задумчиво проговорила Хелен.
Наверняка, ответил Боб; на него вдруг навалилась усталость.
А что тебя так расстроило? Арест или то, что их брак распался?
Хелен заметила, что разговор не принес Бобу никакого облегчения, и почувствовала себя уязвленной. Боб поразмыслил над ответом, качаясь в кресле.
Да все! Обыкновенный день, и вдруг бац! Он щелкнул пальцами. Как гром среди ясного неба.
Хелен поправила подушку на диване.
Какой же это обыкновенный день, если заявляешь на мужа в полицию.
Боб посмотрел в забранное решеткой окно и увидел шагающего по тротуару Джима. Его охватило легкое волнение при виде старшего брата быстрая походка, длинное пальто, кожаный портфель. В двери повернулся ключ.
Привет, милый! крикнула Хелен. У нас Боб.
Вижу.
Джим снял пальто и повесил в шкаф в прихожей. Боб так и не научился, приходя домой, убирать верхнюю одежду в шкаф. «Да что с тобой такое?» восклицала по этому поводу его жена, Пэм. Что с тобой, ну вот что с тобой, ну что с тобой такое?! А собственно, что с ним было такое? Он и сам не знал. Просто когда он входил в дом, убирать верхнюю одежду казалось ему совершенно бесполезным и, пожалуй, слишком утомительным если, конечно, никто не делал этого за него.
Пойду я Мне еще записку по делу составлять.
Боб работал в апелляционном отделе службы бесплатной юридической помощи, читал протоколы рассмотрения дел в суде. У него всегда вот-вот должна была состояться очередная апелляция, для которой требовалось предоставить записку с аргументами об отмене или поддержке судебного решения.
Ерунда! запротестовала Хелен. Мы сейчас вместе пойдем ужинать.
Вылезай из моего кресла, тупица. Джим помахал рукой, будто прогоняя кошку. Давненько ты не заглядывал. Уж дня четыре, не меньше.
Джим, прекрати. У Боба соседа арестовали. Увели из дома в наручниках.
Надо же! Проблемы в общаге?
Джим, хватит!
Мой брат всегда такой, не обращай на него внимания. Боб пересел на диван, а Джим устроился в своей качалке.
Ну, выкладывай, велел он, скрестив руки на груди.
Излюбленная поза делала фигуру рослого и мускулистого Джима квадратной и грозной. Он выслушал Боба, не пошевелившись, а потом наклонился, чтобы расшнуровать ботинки.
И что, он правда выбросил ее одежду из окна?
Я ничего такого не видел.
Ох уж эти семейные узы, произнес Джим. Не будь их, у юристов уголовного права стало бы вполовину меньше работы. Вообрази-ка, Хелен, ты прямо сейчас можешь позвонить в полицию, заявить, что я тебя избиваю, и все, ночевать я буду в участке.
Я не стану заявлять на тебя в полицию, непринужденно заверила его Хелен, встала с дивана и поправила юбку на талии. Если будешь переодеваться к ужину, давай скорее, я есть хочу.
Джимми, меня просто всего перетряхнуло, когда его увозили. Боб подался вперед. Не знаю даже почему.
Ну что ты как ребенок! возмутился Джим. Чего тебе от меня-то надо? Он стащил с ноги ботинок и почесал ступню. Хочешь, позвоню в участок, попрошу, чтобы за ним присмотрели. А то мало ли, как с твоим смазливым белым Пижоном обойдутся в каталажке.
Боб воскликнул: «Если тебе не сложно, Джим!» и тут в соседней комнате зазвонил телефон.
Наверняка ваша сестра, предположила Хелен. Второй раз за сегодня.
Скажи, что меня нет дома, Хелли. Джим снял носок и бросил на паркетный пол, потом запустил вторым ботинком в угол. Боб, а ты давно общался со Сьюзан?
Несколько месяцев назад. Я тебе говорил, мы поругались из-за сомалийцев.
Откуда в Мэне люди из Сомали? через плечо спросила Хелен уже в дверях. Кто вообще согласится приехать в Ширли-Фоллз не в кандалах под конвоем?
Боб всегда удивлялся, откуда в Хелен столько неприязни по отношению к их малой родине и почему она даже не пытается этого скрывать. Но Джим просто ответил:
Они в кандалах. В кандалах бедности. С этими словами он бросил второй носок на первый, но промахнулся, и носок повис на углу журнального столика.
Сьюзан жаловалась мне, что они наводнили город, продолжал Боб. Мол, табунами приезжают. Три года назад их было всего несколько семей, а теперь две тысячи человек, и всё едут и едут. Оглянуться не успеешь, как вот он, еще один автобус, а в нем еще сорок душ. Я ей сказал, что она устраивает истерику на пустом месте, а она заявила, что женщин вечно обвиняют в истериках на пустом месте, что же касается сомалийцев, то я просто ничего не знаю, поскольку сто лет не был в Ширли-Фоллз.
Хелен вернулась в комнату:
Джим, ей на самом деле очень надо с тобой поговорить. Она так расстроена, я не смогла соврать. Сказала, что ты пришел. Извини, милый.
Ничего. Джим погладил ее по плечу, направляясь к телефону.
Хелен спокойно подобрала его носки, и Боб задумался может, если бы он сам убирал верхнюю одежду, как Джим, его жена меньше бесилась бы из-за разбросанных носков.
В соседней комнате повисло долгое молчание, потом Джим начал задавать вопросы, так тихо, что Боб и Хелен не разобрали ни слова. Снова долгая пауза и негромкий голос. Хелен рассеянно вертела сережку в ухе.