Мама молчала и не смотрела на Вовку в этот момент, хоть дядя-начальник повторил ее слова, только по-другому.
Видя, что добрые намерения не доходят до приезжих, дядя-начальник тюрьмы сказал:
Почти никогда Нет, в случае твоего папы, никогда такие, как он, не выходят из тюрьмы. Очень сложно покончить с криминальным миром, который, словно болото, намертво затягивает человека. Твой папа уже не тот, каким ты его помнишь или знаешь, мальчик. Лучше пусть он останется навсегда тем героем, которым ты его запомнил, Вова. Лучше уезжай.
Вовка хорошо слушал дядю, но еще больше он прислушивался к своему сердцу, на котором лежали в кармане письма папы, где он тоже признавался в своей вине и в том, что совершенно не знает, как эту вину исправить. Но все равно он есть и хочет быть для Вовки всегда.
Вовка не моргнул глазом, слова дяди не коснулись его сердца, которое охраняли письма.
Я хочу видеть моего папу, просто сказал он.
Мать с сожалением посмотрела на дядю-начальника, который с сожалением взял трубку телефона и куда-то позвонил.
Через полчаса Вовка увидел папу.
Вина, про которую папа писал в письмах в трусах, висела у него на лице в виде тонкой серой паутинки продольных морщин. Он был как будто весь в пыли. Серый. Но глаза горели счастьем.
Вовка приехал. Вот дела? шутил папа, будто они недавно виделись. А я тут заболел, понимаешь ли? Поэтому лучше меня не целуй, а то вдруг заразишься
Вовка не слышал, что сказал отец, потому что ему заложило уши от счастья.
«Боже мой, думал Вовка, у меня есть папа. Настоящий папа. Только мой папа. И я у него единственный, самый единственный, а значит, самый любимый сын. Нет, не самый. А просто любимый сын. У меня есть папа Это как будто у меня появилась вторая рука. У всех всегда есть две руки, а у меня она появилась только что».
Папа, сказал Вовка, впервые прочувствовав это слово. Оно казалось таким странным, будто он его никогда не произносил, хотя называл «того мужика» этим словом.
И бросился на плечи. Отец врал про насморк. Вовка знал, что отец врал. Но еще он знал, что отец никогда его не обманет, других может быть, его никогда. Объяснять это маме или другим не имело смысла, они не знали и не верили. Вовка знал и верил.
А еще он знал, что больше всего на свете хотел иметь именно этого отца с паутинкой на лице. То, что Вовкин папа сидит в тюрьме и просидит, возможно, еще долго, что это стыдно и странно иметь отца-заключенного или отца-вора, как говорили мама и дядя-начальник, Вовка не думал. Это были детали. У каждого свои детали. У его, Вовкиного отца вот такие детали. Что поделать. Вовка все равно сделать ничего не мог.
Я обязательно выйду и мы с тобой в нормальном месте посидим и мороженое поедим, сказал отец. Хорошо?
Хорошо, согласился Вовка. Отец поблагодарил Вовкину мать за приезд и ушел.
Вовка потрогал письма на груди и почувствовал, как под ними росток окреп и дал первый цветок.
Ты этого хотел? спросила мать с поджатыми губами.
Да, просто ответил Вовка и подумал, что когда-нибудь, но не сейчас, он, верно, простит ее.
Часть 2
Прошло 30 лет, и Вовка вырос в настоящего Владимира Александровича Рогова, который выбрался из провинции, вырвался из болота в столицу и покорил эту столицу. Покорил, как мог, конечно. Например, обзавелся семьей, разжился жилплощадью и офисом в центре, дачей за городом, друзьями-товарищами, которые частенько заезжали на дачу со своими семьями. Но самое главное, семьей. Викой-красавицей, подарившей ему богатырчика Антона и принцессу Лизу. Вовка был счастливым человеком, и регулярно делился своим счастьем с матерью и сестрой, оставшимися в провинции, но поживавшими хорошо, хотя взаимопонимания с ними Вовка так и не достиг или не хотел достигать. Как только вылупился, решил тут же уехать учиться в Москву, сам нашел техникум, общежитие, сам нашел подработку. Лишь бы не жить с ними. Ездил к ним исключительно один раз в год, на день рождения мамы. Все остальное внимание посылал деньгами и подарками.
Отец Вовки несколько раз выходил из тюрьмы, но, как и говорил начальник того заведения, ненадолго. Но все же отец исполнил свое обещание: несколько раз они в самом деле кушали мороженое в кафе. Но ближе к зиме отец регулярно по тому или иному случаю попадал в тюрьму. Главное, поначалу Вовка не понимал эти случаи, но потом, когда окреп и умом, и телом, понял, что в тюрьме отныне и навсегда сосредоточилась жизнь отца: там есть тепло, кровать, какая-никакая бесплатная еда, друзья, товарищи и даже статус. Но образ отца не померк в глазах сына, он все так же ярко светился. Ведь и Вовкино чутье, что кого-кого, а его родного сына вранье и обман не коснутся тоже сбылось. Отец не просил денег или попросил их дважды за все время, на какую-то мелочь. Зато Вовка, когда разбогател и вошел в лучшую свою пору, помогал ему. Сначала бездумно дарил деньги, перечисляя почтой. Потом открыл отцу банковскую карту. Но когда совсем уразумел ситуацию, нашел ответственных и отзывчивых соседей, которым перечислял деньги и которым строго-настрого велел выдавать отцу небольшие конкретные суммы или просил покупать натурпродуктом. Отец пил. Много читал, ходил по корешам и пил. Пытался как-то работать, но здоровье было уже не то. В тюрьме здоровье поправлялось, там пить не разрешали.
Отец Вовки несколько раз выходил из тюрьмы, но, как и говорил начальник того заведения, ненадолго. Но все же отец исполнил свое обещание: несколько раз они в самом деле кушали мороженое в кафе. Но ближе к зиме отец регулярно по тому или иному случаю попадал в тюрьму. Главное, поначалу Вовка не понимал эти случаи, но потом, когда окреп и умом, и телом, понял, что в тюрьме отныне и навсегда сосредоточилась жизнь отца: там есть тепло, кровать, какая-никакая бесплатная еда, друзья, товарищи и даже статус. Но образ отца не померк в глазах сына, он все так же ярко светился. Ведь и Вовкино чутье, что кого-кого, а его родного сына вранье и обман не коснутся тоже сбылось. Отец не просил денег или попросил их дважды за все время, на какую-то мелочь. Зато Вовка, когда разбогател и вошел в лучшую свою пору, помогал ему. Сначала бездумно дарил деньги, перечисляя почтой. Потом открыл отцу банковскую карту. Но когда совсем уразумел ситуацию, нашел ответственных и отзывчивых соседей, которым перечислял деньги и которым строго-настрого велел выдавать отцу небольшие конкретные суммы или просил покупать натурпродуктом. Отец пил. Много читал, ходил по корешам и пил. Пытался как-то работать, но здоровье было уже не то. В тюрьме здоровье поправлялось, там пить не разрешали.
В общем, сердце Вовкино болело за отца, но ситуация более-менее находилась под контролем. Мать и другие не знали о помощи отцу или о контактах с ним, хотя, скорее всего, догадывались, но Вовке это было все равно. Он был взрослый, чтоб просить разрешения на те или иные поступки. И та невидимая граница, которую он очертил между собой и матерью в роковой тот день, когда нашел письма отца в ее нижнем белье, с годами разрослась до невероятной пропасти. Видно было по маминым глазам, что она испытывает вину за содеянное, казавшееся ей правильным, но сыгравшим такую трагическую роль в разъединении с сыном. Поделать она ничего не могла, пропасть пусть и была невидимой, но невероятно ощутимой, громадной, ледяной. Так и оставили как есть. Общались, но будто хорошие знакомые, а не родные.
Так Вовка жил-поживал, что называется, горя не знал, все при деле, заняты, сыты, довольны, он сам при хорошем бизнесе: продавал недвижимость в столице. Столько ее напродавал, что знал город, да и окрестности, вдоль и поперек. Стал чувствовать себя коренным аборигеном. И все бы ничего, но в этом бизнесе, где водились неплохие деньги, еще водились мошенники.
Буквально сегодня с утра у Вовки состоялся скандал с одним другом. Он думал, что другом. Полгода они с Олегом и его женой Аллой общались «рот в рот», что называется. Те и на дачу приезжали, и в баньке парились, и пиво с отварными креветками ели. Аж успели слетать на Тенерифе вместе. В общем, любовь с первого взгляда. Даже Вика с этой Аллой подружилась. А с Олегом и вовсе бизнес намечался. Вовка любил строить бизнесы, это было его фишкой. Он во всем видел приметы будущего дела. И помимо прочего Олег попросил продать его дачу большой, но старый дом, который требовал вложений, а денег в него Олег вкладывать не хотел.
Еще тогда Вовке показалось странным, зачем покупать старый большой дом, если у тебя нет денег на ремонт. Но у всех свои причуды, и как понял из разговора Вовка, Олег где-то лоханулся и поэтому не смог достать денег. Про какие-то суды говорил, но Вовка слушал невнимательно, больше концентрировался на предстоящем бизнесе. А дом продался, пусть и нелегко, Вовке пришлось вложить в продажу душу и время, лично сам ездил, следил, чтоб работяги привели его в божеский вид, чтоб побольше можно было цену просить. И Олегу хорошо: комиссия выше.
Короче, дом продался. Пожилая, но со средствами пара москвичей, решив купить старый дом для своей большой семьи, подписала договор и внесла аванс. Хотели даже это дело отметить, но Олег вдруг пропал на месяц, а ведь надо было готовить документы, кое-что обговорить, урегулировать процесс. Вовка начал волноваться, когда три недели Алла не могла вразумительно объяснить, где ее муж, что-то рассказывая про свадьбы, поломку телефона, отъезд заграницу, похмелье. Трубку Олег не брал. Вовка понял, что-то неладно. Да, Олег пил, пил крепко, порой, до беспамятства, но за три недели ж можно было ответить на простой звонок друга.
А вот сегодня позвонил сам, приехал в офис, весь такой выбритый, но помятый, с бумажкой в руке. И как обычно с улыбкой начал петь сладкую песню Вовка даже сначала не осознал сказанные другом слова «дом продан».