А голос звучит все глуше, все тревожнее. В нем отчетливее слышны режущие ноты и какая-то печальная надтреснутость. Одна за другой выпадают из репертуара Каллас ее коронные партии, как драгоценные камни из оправы. Она не в состоянии больше их петь. Она то и дело отменяет спектакли. Она может только заученно улыбаться фотографам и менять туалеты, один роскошнее другого. Она цепляется за иллюзию нового начала карьеры в кино. Ведь там не надо петь вживую?
Увлеклась Пьером Паоло Пазолини, как когда-то Лукино Висконти. Ее тянуло к мужчинам, которым она была не очень-то нужна. У тех, как правило, были другие интересы: кто-то хотел воспользоваться ее славой, кому-то требовалась ее протекция или имя. Стоит ли удивляться, что, в конце концов, она спряталась от всех у себя в квартире на авеню Мандель, 36, в Париже. Почти никого к себе не пускала, не отвечала ни на чьи звонки и приглашения. И только вечерами перед камином пыталась петь в полном одиночестве, стараясь восстановить разрушенный стрессами и перегрузками голос.
Марчелло Мастрояни, который тогда снимал квартиру в том же доме, буквально под ней, рассказывал, как был невольным свидетелем этих попыток. Так после ампутации учатся ходить на костылях. Что-то из этих ее записей тоже можно было услышать на выставке в Seine Musicale. Арию «О Mio Babbino Caro» Каллас поет с прилежанием ученицы выпускного класса музыкальной школы. А потом раздастся бешеный шквал аплодисментов в качестве подтверждения, что она еще жива.
Но после смерти Онассиса в марте 1975 года ей жить было незачем. В экспозиции был полностью воспроизведен интерьер гостиной, где она провела безвылазно свой последний год, сидя на диване перед телевизором.
Сила судьбы
Тогда я пробыл на выставке общей сложностью три часа и вышел с твердой уверенностью, что должен пообщаться с Томом Вольфом. Хотелось увидеть человека, который все это собрал, издал, придумал аудио партитуру выставки, раздобыл редкие видеофрагменты и бесчисленные документы. После недолгих поисков контактов выяснилось, что Том живет в Париже и будет рад пообщаться со мной. Первое, что меня удивило, его молодость. Из пресс-релиза следовало, что ему не больше 32 лет. Второй шок я испытал, когда услышал его голос в трубке он превосходно, без акцента говорил по-русски. Мы встретились в тон-студии[4] на улице Шатобриан, где он тогда заканчивал работу над документальным фильмом о Марии Каллас. Очень худой, с породистым, длинным лицом, похожий на королевские портреты Бурбонов, какими их рисовал Веласкес. История Тома довольно необычная. Родился в Ленинграде, но в начале 90-х, когда ему не было пяти лет, родители переехали во Францию. Отсюда его русский почти без акцента. Детство провел в Париже, мечтал стать режиссером. Но с кино долгое время ничего не получалось. Предел возможностей видеосъемки спектаклей в Театре Шатле и записи интервью со знаменитостями. На жизнь хватало, но творчества никакого. В какой-то момент решил все поменять: дом, работу, страну. Уехал в Нью-Йорк учиться на врача. Обычная логика: если с искусством не задалось, по крайней мере, должна быть профессия, которая будет кормить.
В Манхэттене, где Том поселился, было тоскливо и одиноко. Однажды он проходил мимо МЕТа[5], где в тот вечер давали оперу Доницетти «Мария Стюарт». В главной партии Джойс Дидонато. Возвращаться домой не хотелось. Со времен Парижа он ни разу не был в театре. Почему бы не сходить? Купил самый дешевый билет за 10 долларов. Думал, что посмотрит первый акт и уйдет. Но тут какой-то импозантный господин предложил ему место рядом на привилегированных местах в dressing circle[6]. «Мы с женой давно купили эти билеты, но она захворала и не смогла прийти».
Это были роскошные места, вспоминает Том. Сцена как на ладони. Никогда я не получал такого удовольствия от музыки, голосов, постановки. Стыдно признаться, но это была первая опера в моей жизни. Когда я вернулся домой, то сразу же полез в YouTube искать другие записи Доницетти. И тогда я впервые услышал, как Мария Каллас поет «Лючию ди Ламмермур». Я не мог поверить, что это возможно, что на такое способен человеческий голос. Раньше я знал только ее имя. Ничего более. Я даже не представлял, в какое время она жила. Поэтому, когда я стал погружаться в ее мир, слушать ее записи, узнавать подробности ее личной жизни, у меня не было чувства какой-то временной дистанции. Наше знакомство началось так стремительно и спонтанно, что очень скоро я стал ее воспринимать как близкую родственницу. Знаете, как бывает, вначале мы не жили вместе, но виделись часто, потом стали проводить время вместе все больше, потом съехались и стали вести общую жизнь. Наверное, самое поразительное в этой истории это ощущение духовной близости. Можно сказать, я встретил родную душу. При этом нас почти ничего не связывает. Вокруг меня никто ею не интересуется. Мои сверстники смотрят на эту мою страсть с подозрением. Но это не имеет значение, во всем, что я делаю в память о Марии, есть «сила судьбы». La Forza del Destino. Каллас любила про себя повторять, что она сама заложница и произведение собственной судьбы. В одном своем интервью она говорит: «Destiny is destiny, no way out» («Судьба это неизбежность, тут выхода нет»). В общем, мы совпали абсолютно.
Синдром Марии Каллас
А дальше началось то, что на языке психиатров 50-60-х годов называется «синдромом Каллас». Тому Вульфу все время надо было ее слушать, добывать новые и все более редкие ее записи. Главным их поставщиком стал для него YouTube. Как человек деятельный и практический, он быстро проник в разветвленную сеть поклонников Каллас по всему миру от Австралии до Бразилии с заходом в Европу и даже Сейшельские острова. Причем это люди самых разных возрастов: от очень немолодых, еще помнящих живую Каллас на сцене, до совсем юных. Один парень переписывал все ее старые пластинки и ставил на YouTube, чтобы все могли скачивать ее записи 40-х годов. Том вступил с ним в переписку. Выяснилось, что это австралиец двадцати с чем-то лет, который знает про Каллас все и с ходу может отличить «Норму» 1955-го года от «Нормы» 1961-го.
Одновременно с желанием узнать, кто такая Мария Каллас, подспудно во мне крепла уверенность, что ее жизнь потрясающий сюжет для документального фильма. Режиссура, о которой я забыл думать, вдруг снова поманила меня. Мне захотелось снять фильм об этой необыкновенной женщине, тем более что я оказался в эпицентре невероятного информационного потока, обрушившегося на меня как цунами. На моем пути все время стали появляться люди, которые хотели рассказать мне о Каллас, у которых были какие-то неизвестные документы, связанные с ней. Я постоянно открывал все новые и новые ее записи, считавшиеся утраченными. Поначалу у меня не было мысли ни о выставке, ни о книге, я думал о документальном фильме. Я прочитал все ее биографии, посмотрел все фильмы о ней, все доступные интервью. За несколько месяцев я получил полный обзор того, что сделано было до меня за последние 40 лет. Особенно меня интересовали документальные фильмы. Кстати, их довольно много. Но странное дело, в них доминируют голоса тех, кто высказывает свои суждения о Марии. А все-таки самые сильные моменты этих фильмов, когда она говорит сама. Вообще, мой опыт работы над проектом «Maria by Callas» убедил меня, что ничего недоступного нет. Должно быть только желание. Большую часть работы я делал на свои средства. Спонсора не было, никаких грантов не было. Мне все последовательно отказали. Проект держался только на моей воле и надежде. Только потом подключилось издательство Assouline, вознамерившись издать большой альбом, но материал был собран мой. И они не сильно потратились. Только в последний момент появился продюсер у фильма. А до того я записал самостоятельно более, чем 40 часов интервью с людьми, знавшими Каллас. Работа над ним растянулась на 3 года. И только отсмотрев их все вместе, я понял, что нет ничего сильнее и правдивее, чем собственные интервью Каллас. Поэтому от этих 40 часов в моем фильме почти ничего не осталось. И без них, наверное, не было бы ни фильма, ни выставки, ни книг. Многие интервью считались потерянными. Мне пришлось провести несколько суток в подвалах французского телевидения, роясь в пыльных коробках, предназначенных для уничтожения, потому что никто не знал, да и не слишком интересовался, что там. История повторится потом в Англии, в архивах на Би-би-си, и в США, и в Германии. Одна и та же ситуация: никто ничего не помнит, никто ничего не знает. Чувствуешь себя археологом и следователем-криминалистом одновременно. Что-то мне удалось обнаружить в частных архивах.
Фильм Тома Вольфа «Maria by Callas» был куплен в 47 странах. Целый год Том ездил с ним по миру, представляя его на разных фестивалях и участвуя в гала-премьерах. Благодаря ему миф о Каллас за последние годы обрел новый масштаб.
Прощальный монолог
Параллельно он подготовил к изданию еще и том этих писем, собранных в процессе работы над фильмом. Вначале книга вышла во Франции, потом в Италии и Греции. Теперь очередь дошла до России. Причем российская версия дополнена документами и рассказом о визите Марии Каллас в 1970 году в СССР. Все письма, собранные Томом Вольфом, это ее прощальный монолог, незабываемый речитатив, по силе и страстности, ничуть не уступающий ее лучшим ариям. Но и это и документы подкупающей, абсолютной правдивости.
По ним становится ясно, что Каллас была очень прямодушной женщиной и честным художником, полагавшимся не столько на артистические озарения, сколько на безупречный профессионализм, который она достигала неимоверным трудом и упорством. Никаких поблажек себе, никаких компромиссов во всем, что касается музыки. Неудивительно, что новые поколения певцов считают ее записи классических арий эталонными, а музыковеды не прекращают спор о том, как ей удалось обратить недостатки собственного голоса в неповторимые достоинства. Понятно, что превзойти Каллас сегодня нельзя, но можно попытаться хотя бы приблизиться к ней.