Инфантильность
Что? Ах да, наверное, так Нередко он склонен терять ход мысли, уходя в пояснения и застревая во второстепенных описаниях. Он говорит много, мы пишем, но Не знаем зачем ему это надо, и что он такое Порой интересно, очень похоже на правду, но иногда просто Стругацкие позавидуют. Например, он утверждает, что был в двадцати с лишним странах, во многих не по разу. Преимущественно в капстранах и развивающихся странах. Западная Европа, Северная Америка, Юго-Восточная Азия, Северная Африка. И рассказывает подробности. Что помнит. Мы проверяли. Что смогли на нашем уровне. Почти все верно.
Почти, это как?
Ну, например. Он утверждает, что ездил в Шарм-эль-Шейх. Там вообще-то базы. А он отдыхал, видите ли, в начале века. И на Хайнане он отдыхал. А это, на минуточку, КНР, наглухо закрытый остров. База подлодок и прочего, опять же. И во Флориде. ФРГ толково описывает, про это вообще отдельный разговор. Францию. У нас же все как-то невнятно. Ни автономий, ни союзных республик, все какие-то государства у него! Размером с пару областей. Президенты, Думы, губернаторы, мэры, олигархи! Убийства, теракты, путчи, коррупция, присяжные, деньги, наркотики, оружие Мексика какая-то! И в то же время адекватнейшие оценки всего и вся. И какая-то чудовищная информированность!
Представляете, в Ленинске он был! Не в местном, а в том. В том самом. Из любопытства. Даже примерную схему расположения тюратамовских площадок нарисовал.
У него отец там служил. Мог и от него узнать.
Тогда все было несколько иначе. Он из-за отца туда и поехал. Через много лет. Следы искал. Своими глазами хотел взглянуть.
Я почитаю позже. Да, ещё Штейн его не знает. Это точно.
Глава 25. Вопросы целеполагания аборигенов
Мы тогда думали, что еще можно резвиться, держа фигу в кармане, что за спиной ого-го какая мощь, светлые головы и заботливые руководители, а оказалось что всё Нет стены! Пустыня. Те, на кого мы надеялись и рассчитывали, давно или умерли, или не при делах, или своей Родиной считают другие места. Вахтовики, заколачивающие шальную деньгу, безразличные к пожеланиям и чаяниям аборигенов. Пришельцы, которые уже отвыкли думать о высоком. И о людях на этой земле.
И нет больше никого, мы и есть страна. Всё! На переднем крае только мы, пожившие и повидавшие, и эти щеглы, с опилками в башке. И нам их мозги чистить. Некому больше, понимаешь?!
А знаешь, что самое обидное? Это то, что потомки не оценят. Им расскажут совершенно другое. Те, кто выживет. А мы сгорим, мы ж на передовой. Когда закончилась война, с подвалов вылезли герои Так кажется? Вот они и поведают. Свою версию. А может вообще кто-то даст команду всё забыть. Всё забыть не было ничего такого! Так, заварушка, непонятно кого с непонятно кем. Времена, мол, были такие. Больше таких не будет, торжественно обещаю.
И, подумай, как это странно за что умирать-то, казалось бы? За родную землю? Так она вся распродана не пойми кому и загажена всеми подряд. К воде через заборы не продерёшься. За чьи-то дворцы, заводы, за чьи-то шахты-яхты? Тебе умирать А они будут жить вечно? А их дети будут в день тратить больше, чем твои за год? За что я должен пойти воевать и резать таких же бедолаг? За чьих-то блядей и их бриллианты? За фуа гра? За что?
Глава 26. О проблемах субординации и сопричастности
Как мне знакомы эти ваши глубокие кресла! Думаете, эта байда на всех работает? Ошибаетесь! Мне вот, например, никакого неудобства не доставило. Сидеть нормально, спина отдыхает, можно расслабиться, собраться с мыслями. А прыгать на тебя я и не собираюсь. Я вообще на мужиков не прыгаю, я правильной ориентации. И то, что ты надо мной навис, мне по барабану ты ж мне ухо не откусишь? Чего опять не так?
Да как-то странно наблюдать пятнадцатилетнего брюзгу, тыкающего офицеру
Так я, майор, ты же кажись майор? могу и пересесть Спиной к тебе. К Вам. Да ладно, чего выёживаться. Ты ж с детьми не выкаешь? Вот и мне непросто. Или сам смотри в сторону, твои коллеги теперь только так и поступают. Ты не наблюдай, ты слушай, если тебе любопытно. А тебе должно быть преинтересно.
Слушай, Бондаренко, мне вообще всё это занимательно Что объяснимо работа у нас такая, а вот тебе-то какой интерес плести все это? Выговориться больше некому, чтобы при этом под трифтазин не загреметь?
Это что за зверь? Хотя не объясняй, примерно ясно. Тоталитарная, типа, психиатрия? Психотерапия. Ни фига не смешно. Знал бы ты, через что я прошёл Тебя б от одного только рассказа торкнуло! Юморист нашелся, ты смотри!
Слушай, Бондаренко, мне вообще всё это занимательно Что объяснимо работа у нас такая, а вот тебе-то какой интерес плести все это? Выговориться больше некому, чтобы при этом под трифтазин не загреметь?
Это что за зверь? Хотя не объясняй, примерно ясно. Тоталитарная, типа, психиатрия? Психотерапия. Ни фига не смешно. Знал бы ты, через что я прошёл Тебя б от одного только рассказа торкнуло! Юморист нашелся, ты смотри!
Какой интерес плести всё это, говоришь? А я не знаю! Да, правда, не знаю. Не уверен. И что с того? Нетривиальная, заметим, ситуация. Но, похоже, догадываюсь И знобит меня от таких догадок! Даже думать боюсь в ту сторону.
Просто будем считать, что у меня, по сути, единственная возможность что-то решить здесь это только через ваше общество «Динамо». Раз сложилось так, как сложилось, то значит так и надо. И для меня, и для тебя. Не боишься, кстати? Соприкасаться с такими вещами это, знаешь ли, обязывает! Тут уже надо хорошо думать, что с тобой может случиться, как с носителем. И вообще с причастными. Времена-то наступают лихие. Abducet praedam, qui accurrit prior[15]. А ваши ребятишки всегда к приору стремились. Динамо, вперед!
Кстати, в одном из банков в десятых годах предлагался депозитный вклад исключительно для членов общества, так и назывался «Динамический». Товарищ у меня там свои сольдо хранил. Представляешь, какой юмор?
Я тебе так скажу, Бондаренко: «Не надо меня раскачивать». Насчёт тебя и твоих речей у меня лично очень нехорошие предчуствия. Так что, пока плети Емеля, твоя неделя.
Плетут кружавчики, как мне сегодня в школе одна краля заявила, а я выговариваюсь. И как-то не уверен я, что у меня она есть эта неделя. Тоже чуйка какая-то. То так, то эдак. Тебе начальство наверняка дало команду, типа поспешевствовать, так ведь? Вот и давайте, я-то ваши пожелания учитываю. Так? Так! Вот и чудненько! Раскачивать! Предчуствия! Надо же, какие мы чувствительные! В общем, майор, везите девчонку сюда и организуйте подход.
Это всё?
Всё. Я должен ее увидеть и с нею поговорить. Нет, еще не всё Добавлю условие. Она не должна меня опасаться, не должна от меня шарахаться. Я сам найду, о чем с ней поговорить, но повод близко познакомиться должен быть абсолютно легитимный, правдоподобный и нейтральный.
Мда Эк ты, юноша, выражаешься-то! Ну, ладно. Допустим. Только есть проблемы, Александр. Первая, это её тетка. Она одинокая самодостаточная женщина. Ей вряд ли будет интересно принимать у себя племянницу.
Первое, второе! Не надо только нагнетать! Помню я эту тётку. Вчера специально на работу к ней заходил. Сдуру. Чуть не упал, когда ее увидел. Навеяло, знаешь Наплёл чего-то и удрал по-тихому, она и не въехала. У них отдел такой все шастают. Самодостаточная она, ага! Там слова одни. А сама, похоже, боится в сорок лет без мужика остаться. Декольте до пупа, духи хорошие. Я б, майор, на твоем месте её заприметил. Там есть над чем поработать! Возможно, вообще целина непаханая. Меньше будешь здесь рефлексировать. Ладно, проехали! Работайте! Организуйте девочке поездку. Хотя бы недели на две. Я не знаю, как вы это сделаете, но уверен, что всё у вас получится. И первое, и второе. И компот с вишенкой.
Глава 27. Подарок депутатов
Бонда вышел из дверей магазина для гражданских и, озираясь как шкодливый кот, прошмыгнул через открытое пространство. Попадаться было нельзя в одной руке он нес завязанный узелком прозрачный полиэтиленовый пакет с разливным молоком, в другой какие-то бланки, за пазухой торчал ещё тёплый нарезной батон. В таком виде ему предстояло пройти почти через всю часть.
Пакеты для продуктов и в городах-то тогда встречались крайне редко, а здесь, в посёлке, отсутствовали как класс. Авоська осталась в котельной. По обе стороны дороги от клуба до центрального КПП шли параллельные заасфальтированные дорожки, обрамленные кустами акации и шиповника. До сворота на укромную тропинку оставалось всего несколько метров, как вдруг вдали нарисовалась фигура в огромной фуражке.
Бонда немедленно развернулся на сто восемьдесят градусов и, словно что-то вспомнив, ускорился. Затылок жгло предчувствием, и вскоре, уже совсем близко, раздался раздраженный хриплый голос: «Я, бля, не понял! Боец, стоять!»
Бонда развернулся, одновременно пакет с батоном полетели в кусты. Офицер приближался.
Здравия желаю, товарищ майор! Разрешите идти?