Но почему ты думаешь, что он должен поселиться возле нас?
Если бы все твои родичи были так же глупы, как ты, я спал бы спокойно! сказал мой муж с видом такой утомленной мудрости, будто ему было пятьдесят лет, а не двадцать (мы с ним ровесники). Но тут и чадо пятилетнее поймет: Ингвар надумал посадить нам на шею этого рыжего! Свенельд стар, не сегодня-завтра на дрова приляжет. На его мерзкую образину даже Маре смотреть тошно, вот она все и не идет за ним. Но когда-нибудь и самый живучий гад подохнет. А когда он помрет, что будет с нашей данью, ты подумала? А, тебе-то зачем? Володислав махнул рукой. Ингорь хочет посадить вместо него своего младшего брата, чтобы все пошло по-старому. Эти люди убили твоего деда, изгнали твоего отца, уморили на чужбине твою мать, а теперь собираются и детей твоих ограбить и поработить! Твои дети всю жизнь будут холопами киевскими, ты понимаешь это?
Я зябко обхватила себя за плечи, будто муж не речь передо мной говорил, а лил на меня холодную воду. Как я не любила обо всем этом вспоминать! Каждый из нас славен по роду своему. А что делать с такими, как я? Брат моей матери отнял власть над Русской землей у моего отца, и мой дед по отцу, Предслав Святополкович, не пережил этой свары. Моя мать умерла в изгнании всего через год после этого. Но Ингвар, Эльга и их сын Святослав по-прежнему моя ближайшая родня.
Но и это не все. Мой прадед, Олег Вещий, немало воевал с Деревской землей, а после него и мой отец, и Ингвар тоже. Заключая мир, отцы обручили меня и Володислава, еще трехлетних детей. Его отец, князь Доброгнев, тогда уже погиб в сражении. Из четырех братьев Доброгнева в живых оставался лишь самый младший, Маломир. Но мой отец настоял, чтобы наследником Доброгнева стал не брат Маломир, а сын Володислав. Таким образом, новым князем древлян становился зять киевского князя.
Нашу свадьбу справили перед заключением договора с греками: тогда мир был обеим сторонам выгоднее ссор. Нам с Володиславом было по четырнадцать лет, и мы оба хорошо знали, почему «не хочу» и почему «так надо». Для нас обоих этот брак был как вылазка во вражеский стан. В четырнадцать лет я стала княгиней обширной и многолюдной земли Деревской, но свекровь и тетка Гвездана жена Маломира, следили за каждым моим шагом. Две бабки ели меня поедом, ненавидя во мне весь «род русский». И я выдержала только потому, что во мне и правда была кровь Олега Вещего и Олава.
И вот родились мои дети Добрыня и Малфа, о которых Володислав мне сейчас говорит. Потом, конечно, будут еще. И они унаследуют не только мои родовые раздоры, но и те, что много поколений ведутся между полянскими русами и древлянами. Как они будут жить с этим грузом? Бывает, мысли об этом наваливаются по ночам, когда не спится, и порой мне кажется, лучше бы им и не родиться
Дети старинных родов вступают в брак, чтобы примирить противоречия и уладить раздоры. Но с каждым поколением эти раздоры лишь углубляются, из внешнего мира входя в нас, в нашу кровь, забираясь острым железом под кожу Так холодно думать об этом!
Я даже не в обиде за то, что Володислав меня не любит. Да и как он мог бы любить женщину, которая в ближайшем родстве с его давними врагами, чьи деды были такими же кровными врагами его дедов? Это никак невозможно. Мое сердце болит за моих детей. Ведь они уже тем, что появились на свет, стали врагами всех своих родичей с обеих сторон. Какая судьба их ждет?
О Рожаницы, спрядите нить моим детям помягче и поровнее ну, хоть немного
* * *На второй свой пир в Искоростене Логи-Хакон отправился на Святую гору, где стояло старинное княжеское святилище древлян. Сопровождали его, кроме собственных хирдманов, сам Свенельд с дочерью и десятком старших оружников. Кое с кем из этих людей Логи-Хакон успел познакомиться: с Сигге Саксом, который встречал его у брода, с его товарищами Ашвидом Серебряная Борода, Бергстейном и Эллиди. Возглавлявший их Сигге держался по-дружески, оживленно, будто они век были знакомы, и этим сильно выделялся среди прочей Свенельдовой дружины. Но Логи-Хакон за привычной учтивостью прятал настороженность: глаза Сигге не внушали ему доверия. В них была веселость, но ни капли тепла. Они напоминали блестящий гладкий лед, на котором в лучшем случае набьешь шишек, а в худшем провалишься и сгинешь в холодной воде.
Всякий раз, оказываясь возле этих людей, Логи-Хакон ловил на себе пристальные, испытывающие взгляды. Причем старшие оружники смотрели все же более дружелюбно, в то время как во взглядах молодых светилось неприкрытое соперничество. Если кому-то из них случалось оказаться у Логи-Хакона на дороге, те отходили в самый последний миг, будто вдруг случайно его заметили. В чем дело? Чем он им помешал? Может, они считают его соперником Свенельда, которого прислал Ингвар, чтобы отнять все здешние выгоды? Или сам Свенельд и правда задумал измену?
Всякий раз, оказываясь возле этих людей, Логи-Хакон ловил на себе пристальные, испытывающие взгляды. Причем старшие оружники смотрели все же более дружелюбно, в то время как во взглядах молодых светилось неприкрытое соперничество. Если кому-то из них случалось оказаться у Логи-Хакона на дороге, те отходили в самый последний миг, будто вдруг случайно его заметили. В чем дело? Чем он им помешал? Может, они считают его соперником Свенельда, которого прислал Ингвар, чтобы отнять все здешние выгоды? Или сам Свенельд и правда задумал измену?
У начала тропы гостей встретил Житина и повел вверх по склону. Святилище занимало соседнюю вершину близ той, на которой стоял Искоростень: обнесенный стеной и валом городец, довольно тесный, был густо застроен, в то время как Святую гору окружал лишь неглубокий ров, где на дне горели костры, а с внутренней стороны вдоль него выстроились длинные избы-обчины. На середине вершины высились идолы богов: Сварога, Перуна, Мокоши, Велеса, Дажьбога. Перед каждым стоял камень-жертвенник. После недавних Купалий перед идолами Перуна и Мокоши еще лежали грудой увядшие, подсохшие венки.
Перед строем богов стоял другой строй: живой, яркий, и тем не менее казавшийся земным отражением этой небесной семьи. В середине, перед идолом Перуна, стоял князь Володислав: еще совсем молодой человек, чуть ниже среднего роста, но довольно широкий в плечах. Вид он имел вызывающий и даже воинственный, и Логи-Хакон сдержал улыбку. Перед идолом Велеса стоял дядя князя Маломир, такого же роста, чуть более щуплый, чем племянник, не располневший к середине пятого десятка. Светлая борода, немного курносый нос; взгляд серых глаз пристальный, испытывающий, будто норовящий сразу проникнуть в душу и вскрыть все тайные помыслы.
Возле них сияли яркими нарядами три женщины, и Логи-Хакон на миг испугался, что не узнает среди них свою племянницу. Но нет, вот она молодая женщина возле Володислава, будто земное подобие Зари-Зареницы, а к коленям ее жмутся двое румяных детишек. В греческом платье, где по голубому полю были вытканы золотистые круги с узором в виде цветков и крестов. На белом убрусе видны были золотые привески тончайшей работы, похожие на гроздья крупных ягод. Таких украшений Логи-Хакон еще никогда не видел. На груди ее было ожерелье, но не из стеклянных бусин, а из серебряных, с тончайшими узорами из крошечных серебряных же зернышек, с подвеской посередине в виде полумесяца рожками вниз.
Но лицо Предславы привлекало Логи-Хакона куда больше, чем ее украшения. Свою сестру Мальфрид он совершенно не помнил: когда она уехала из родного дома, чтобы стать княгиней в Киеве, он был трехлетним мальчиком. Ожидая встречи с племянницей, он надеялся через нее познакомиться с давно умершей сестрой, которая поневоле так сильно изменила судьбу потомков Харальда Боезуба в Гардах. Вид ее не привел ему на память никого из знакомых родичей, но трудно было отделаться от мысли, что эта женщина, всего лет на пять его моложе, и есть его сестра Мальфрид. А ее нарядные сын и дочка его племянники.
Предслава улыбнулась, встретив его взгляд, явно смущенная, но потом ее улыбка стала шире, по лицу разлилась радость. Логи-Хакон с трудом заставил себя оторвать от нее глаза: ему надлежало сперва обратиться к мужчинам-князьям, но в душе он послал их обоих к велсам ему хотелось поговорить только с ней.
Здоровы будьте, князья деревские и мужи нарочитые, а также все люди добрые! Это Якун, Улебов сын, Ингоря киевского брат! Сигге, выйдя вперед, указал на гостя. Пришел поклониться князьям и богам земли деревской.
Будь здоров и благополучен на нашей земле, Якун Улебович, князь Володислав приветственно наклонил голову.
Здоровы будьте и вы, мужи деревские, Логи-Хакон учтиво кивнул. Прошу у вас гостеприимства, у богов ваших защиты.
Он сделал знак, и Ауки, самый молодой из его хирдманов, вынес корзину. Поочередно вынимая оттуда, Логи-Хакон возложил к подножию каждого идола по караваю хлеба и по цветочному венку, а потом указал на барана, которого купил у Свенельда и которого привели позади дружины:
А это дар мой богам и всем людям деревским.
По знаку мужа Предслава сделала три шага навстречу гостю и протянула рог чуть меньше того, из которого он пил при входе в гридницу Свенельда, как он мысленно отметил. Но ее взволнованный и радостный взгляд ласкал сердце: впервые со времени приезда в землю Деревскую Логи-Хакон ощутил, что кто-то здесь по-настоящему ему рад.