Честомил боязливо оглянулся, хотя здесь, в пустынном месте у реки, никто не мог их слышать.
* * *Появлению Честомила возле этой ивы предшествовали бурные споры между родичами. Озеричи жили у истоков реки Каспли с незапамятных времен. Еще при дедах стали все чаще появляться торговые гости, пробиравшиеся от Ловати на Днепр, чтобы оттуда попасть на Волгу или Семь-реку. Местные жители давно приспособились брать плату за проезд по их угодьям, к тому же завели на волоке целое хозяйство: держали катки и волов, которых впрягали в тяжелые лодьи, волокуши, на которых перевозили товар от одной воды до другой. Сами помогали торговым гостям перетаскивать лодьи и перевозить груз, поправлять, что сломалось, подвозили съестные припасы и все прочее, в чем может возникнуть нужда в далеком пути. Плату брали частью товара и в хорошие годы поднимали на этом столько, что хватало пережить плохие. Они отказались даже от поиска новых участков под палы, не желая далеко отходить с такого выгодного места, и теперь на пару переходов вокруг людей из рода Озеричей собралось столько, что хватило бы на маленькое племя.
Князья Велеборовичи взимали с этого и свою долю и порой предлагали местным хорошие отступные, лишь бы отдали им заботу о волоках. Но те, не будь дураки, держались крепко. Разобрали наконец, что сама земля, где расположены дедовы могилы, может родить серебро даже лучше, чем просо и овес. И князья уступали. Будучи лишь старшими сыновьями прародителя-Крива, они не могли, боясь богов и чуров, обидеть младших братьев, лишить исконных прав. А что ближе к человеку, чем его земля, перемешанная с прахом дедов?
Князь Сверкер, родом из руси, таких опасений не имел. Он пришел сюда по следу серебра, и на этом следу его ноги стояли прочно. Захватив власть над смолянами, Сверкер завел свой порядок: теперь обслуживанием волока занимались только его люди, варяги и всякие, не пойми где набранные. Разумеется, законные владельцы волоков не отдали их просто так: сам Честислав, отец Краяна, пал в сражении с княжьей дружиной. Но и тогда Озеричи не покорились: не платили дань, дважды сожгли гостиную избу на бывшем своем волоке, однажды ограбили торговый обоз, из-за чего гости потом пару лет обходили этот волок стороной.
Следующим летом после гибели Честислава княжья дружина внезапно налетела на поля, где жали рожь озерские бабы, и уволокли в Свинческ три десятка жниц почти всех замужних баб двух главных весей. Отбивать их силой Озеричи не смогли: война с варяжским князем и так лишила их многих мужчин. Пришлось мириться и приносить клятвы. Теперь они жили как все, пахали пашню, и лишь молодых парней княжий волоковый староста иной раз звал на помощь.
На всех прочих волоках между Рутавечью и Березиной, между Лучесой и Ржицей, между Днепром и Сожем люди были в таком же положении и затаили на Сверкера нешуточную злобу. Выступать открыто они больше не решались, но порой натравливали вилькаев на княжеские товары. Но осторожно. Они саим чувствовали себя ограбленными и жаждали вернуть свое достояние. Но пока Сверкер оставался в силе, надежды было мало.
Вся его сила в дружине, оружии да в варяжской родне! втолковывал старейшина Краян своим двоюродным братьям, Немиге и Дебряну, а также Крутояру, главе рода Протичей, с которым обменивались невестами. Сверкера его варяжская родня поддерживает, потому что при нем купцам легко ездить. А будут купцы опасаться с ним вся родня перессорится.
Будут купцы опасаться и нам мало толку, проворчал Дебрян.
Зато упыри эти не будут нашим добром пользоваться! запальчиво воскликнул Крутояр. Как жили до варягов, так и дальше будем жить!
И каждые десять лет с места на место ходить со всем добром и новые избы рубить опять проворчал Дебрян.
Деды ходили, и мы походим! взмахнул рукой Крутояр.
Дабы никто их не услышал, старейшины собрались на совет в тайном месте: заброшенной веси Валежничей, младшей ветви Озеричей. Ее окружали обширные лядины, через которые не имелось ни дорог, ни даже заметных троп, и требовалось хорошее знание окрестности, чтобы ее отыскать. Вся весь состояла из трех избушек: одна почти целая, две наполовину разваленные. В оконца совалась боронец-трава и прочая дикая поросль.
Никуда мы не пойдем! отрезал Краян. И купцов беречь надо. Вот если бы сыскался человек такой же силы, как Свирька, и на него ратью пошел! А сильнее всех сейчас те же варяги. Ладожский воевода, ильменский князь, киевский
Ладожский воевода и приехал, вставил Крутояр.
Они все в родстве, добавил Немига. Все одной веревочкой связаны.
Вот и расчудесно! Одного задень все потянутся. А теперь рассудите, Краян оглядел родичей, что будет, если на Свирькиной земле ладожского воеводу того
Чего того? опасливо спросил Дебрян.
Голову снесут, вот чего! пояснил Крутояр. Правда, Краян?
Да вы что! Дебрян перепугался. Да что с нами со всеми тогда будет, вы подумали!
А мы при чем? Я что, с «боевым чуром» тебя на рать идти призываю? Мы вовсе сторона. Мало ли, какие там лиходеи, на волоке? Волок-то больше не наш, какой с нас спрос? Волок-то теперь княжий! А значит, его и ответ. Вот пусть ильменские и киевские варяги с нашего спросят, почему на его земле их родич голову сложил! А когда спросят
Что? в раздражении уточнил Дебрян.
Хрен в решето! С дружиной придут и со Свирьки голову снимут!
А дальше?
А дальше уж наше время наступит! Пока варяги между собой будут ратиться, мы себе и волока вернем, и Может, боги пособят, чуры помогут, мы и вовсе эту породу варяжскую с нашей земли снесем! Чтоб духу не осталось! Или вам не стыдно, что они на земле дедов ваших расселись, корни запустили, своих мертвецов возле наших кладут? Все соки высосали! Сидим, как жабы, на берегу, в реке серебро течет, а нам и капельки теперь не перепадает!
Лица старейшин изменились: видно было, что каждый из них уже не раз думал именно об этом.
Да ну вас к лешему! Дебрян даже на ноги вскочил. Краяшка, тебя кикимора, что ли, укусила? Войну хочешь затеять? Прямо здесь, у нас! Он даже руки раскинул, будто пытался показать, где именно будет происходить задуманная война. Варяги ратиться-то будут между собой, а кого Свирька воевать потянет? Нас и потянет!
А мы не пойдем! весело крикнул Немига. В лес уйдем, ищи нас!
Они избы попалят, тогда точно в лесу останемся да с бабами, чадами и скотиной! Наши поля и луга потопчут, пожгут! Нашу скотину забьют! Останемся голыми кто уцелеет. За голову-то возьмитесь!
Так что теперь терпеть до самой крады? Краян сумел дождаться окончания этой речи только потому, что Дебрян говорил быстро. Так навек себя и признать холопами варяжскими! Отдать им землю дедов наших? Пусть живут и богатеют?
Они живут и нам дают пожить! Я своими руками свой дом ломать не буду и тебе не дам! Живем, землю пашем, торгуем помаленьку. Чего тебе еще?
Это ты потому так говоришь, что тебе Свирька зимой чашу подарил! Чаша-то медная, а ты носишься с ней, будто золотая!
А тебе он будто рубаху не подарил?
Да я плюю на его рубаху! Хоть бы ее на свинью надели, мне все равно!
Дурень ты! Так пробросаешься, голова твоя к свиньям полетит!
А ты подстилка варяжская, а не мужик!
Сам ты
Дебрян подался к Краяну и с размаху ударил в грудь. Тот не остался в долгу, и двое бородатых мужей сцепились в драке. В тесноватой избе они то и дело налетали на печку и стены, так что сруб содрогался и прочие с испугом поднимали глаза к кровле: сейчас рухнет и придавит всех!
Из темного угла выступила невысокая женская фигура. Это была жена Краяна, голядка Уксиня: он взял ее с собой, потому что только она помнила дорогу к заброшенной веси Валежничей. Без страха она шагнула к дерущимся мужикам, что-то быстро сказала по-голядски и сделала руками резкое движение, будто разрывала ветхий лоскут напополам.
Краян и Дебрян расцепились и разошлись на пару шагов. Потом подняли головы и с изумлением уставились друг на друга. Им казалось, что драка, от которой они еще не остыли, им примерещилась, тем более что ни тот, ни другой никак не могли вспомнить, из-за чего она началась!
А Уксиня тихо отошла к двери и снова присела там, став почти незаметной.
А все же пощипать варягов было бы неплохо, сказал Немига, невозмутимо наблюдавший за дракой. Что им плохо, то нам уже хорошо. А выйдет поссорить Свирьку с киевскими и ладожскими и еще того лучше. За вилькаев мы не ответчики, а они о себе сами порадеют. Выйдет худо уйдут подальше, этим летом домой не воротятся, что за беда? У тебя же, Краян, там один сын?
Один.
А четверо дома?
Четверо.
Ну, и у меня так. Если что еще настругаем!
Старейшины обменялись ухмылками, разгладили нахмуренные лбы. Все они были уже в тех годах, когда первая жена состарилась и не может больше рожать, зато сами мужики еще орлы. В эту пору, женив старших детей, обычно берут вторую молодую жену.