Нас имеют за идиотов!
Потом разберемся! А то еще получишь хорошую «мандюлю».
Уже зажал очко и бегу, разве ты не видишь?!
Рота как могла, построилась. Спустя пятнадцать минут мы двинулись. Компас Адрианова, карта, фонарик, нехитрый командирский набор. Кругом была непроглядная ночь, и глухая канонада звучала со всех сторон. Было не по себе. Ранцевая УКВ радиостанция Р-109М была с консервации и выдавала только треск. Связь отсутствовала ее никто перед выходом не проверил. Но командиры вели уверенно, сержанты подбадривали, подгоняли отстающих.
Нами руководил старший лейтенант из запасников, с очень русской фамилией Петров. Он имел за плечами, в далеком прошлом, военную кафедру. У него была простая биография: сельхозинститут, молочный завод, зона АТО. Назвался груздем, полезай в кузов. По внешнему виду Петров уважения не внушал замухрышка в очках, правда, голос у него оказался неожиданно низкий, густой!
Шли без привалов и перекуров.
Скорей! Скорей! гнали отстающих и добавляли непечатных выражений. Тут можно было много узнать о себе и своей половой принадлежности, если ты оказался в хвосте.
Старлей хотел выслужиться, а может, не имел опыта: совсем не давал отдыхать. Протопали километров восемь. Остановились, упарились, ночной ветерок приятно холодил лица. Все жадно курили и были напряжены.
Не надо гнать волну, это еще не шторм! со всезнающим видом, умозаключал Моня.
Старлей старательно, по карте, измерял пройденное расстояние курвиметром. Неказистое колесико с цифрами незаменимый прибор среди штабных. Его изобрел еще Ломоносов, но он исправно продолжал мерить неправильные кривые.
Ша! Тихо! предупредительно приложив указательный палец к губам, прошептал Моня. Такому поцу для солидности нужно песочные часы на руке носить. Он разрабатывает в Зеркальном зале Версаля таки план, достойный кайзера Вильгельма!
Оказывается, мы запутались, пошли не по той дороге, и нужно было возвращаться.
Кругом! Шагом марш! дрогнув голосом, скомандовал Петров.
Хвост оказался впереди, и объяснений не последовало. Солдату много знать не положено, и ночная прогулка продолжалась. Мы шли в непроглядную темень, тревожное небо оказалось у нас за спиной.
Рак костного мозга в блуждающем ребре, раздалось из средины колонны.
Всем стало смешно. Петров сделал вид, что не услышал.
Когда прошли около километра в обратном направлении, заметили одинокую фигуру впереди и насторожились. Мы недавно здесь шли. Что бы это значило?
А случилась невероятная история, которая возможна только в армии! Оказывается это, был какой-то «дурик» из третьего взвода. Он умудрился потеряться, пока ходил по большому. Боец задержался в лесу, больше, чем следовало. Очевидно, в мирной жизни он, любил посидеть на унитазе с газеткой и потерял связь с действительностью. Облегченный, он вышел из зарослей, и пошел на радостях в обратную сторону, перепутав направление. И вот уже не до шуток: один-одинешенек, ночь, кто-то его настигает. «Свои не свои?!!» Автомат «герой» предупредительно запнул в кусты, очевидно, собрался сдаваться. Вот ему была радость, когда обнаружилось, что догнали его мы.
Сбивчивый рассказ бедолаги повеселил неизбалованную армейскую публику.
Ша! Вы вот это здесь рассказываете на полном серьезе?! восклицал громко Моня, кося глазами от предвкушения. Рассказываете, ничем не рискуя?!! Нет! Вы нам просто начинаете нравиться! Французские ароматы до сих пор, по-моему, местами задержались на вас!
Хохот пошел волнами! Чем только не наградили его местные острословы. Даже приклеили кличку «Суворов». Кажется, легче стало идти смех в походе великое дело, а если бы не перепутались? От смешного, до трагического один шаг.
Чуть забрезжил рассвет, когда добрались, до перекрестка, но он, как ни удивительно, не был обозначен на карте. Это говорило, что мы заблудились. Необходимо было понять, где мы находимся. Наскоро созвали Совет в Филях! Петров и два сержанта, спорили до хрипоты, но чем громче были их выражения, тем, очевидно, меньше ясности.
«Тудою сюдою»! Два придурка в три ряда! Сами ни хрена не знают! беззлобно ворчал Моня, пытаясь выцедить из фляжки остатки воды.
Старлей мало-мало знал, а за «молочные годы» и то забыл, что преподавали, брякнул я.
Не мудрено.
Решили ориентироваться не по карте, а по звукам боя. Часам к одиннадцати, наконец, вышли, к линии соприкосновения и встретили бойцов из соседней бригады. Оказывается, мы забрели не туда куда надо, сделали огромный ненужный крюк, а потом еще его увеличили. Дело приобретало скверный оборот!! Старлей побледнел, трухнул и давай орать, чтобы мы перешли на бег. «Куда там. Но потрусили».
Не мудрено.
Решили ориентироваться не по карте, а по звукам боя. Часам к одиннадцати, наконец, вышли, к линии соприкосновения и встретили бойцов из соседней бригады. Оказывается, мы забрели не туда куда надо, сделали огромный ненужный крюк, а потом еще его увеличили. Дело приобретало скверный оборот!! Старлей побледнел, трухнул и давай орать, чтобы мы перешли на бег. «Куда там. Но потрусили».
Бежали вдоль линии фронта, а вообще не столько бежали, сколько делали вид, потому что сил после марша, уже не осталось, но дело пахло керосином. Петров уже не орал, а просил, умолял добавить.
Ребятушки! Ребятушки!
Щас, только разбег возьму и с низкого старта, подбадривал себя Моня, обливаясь потом и дико вращая глазами.
Ребятушки уже как «козлятушки», пыхтел я, на последнем издыхании.
Появились отстающие. Старлей умчался назад, работал добрым словом и «трехэтажными». Голова колонны в его отсутствие перешла на шаг. Потные сержанты сновали, как загнанные мыши. Им приходилось еще бегать вдоль колонны, переходить с права на лево и обратно, а это была дополнительная нагрузка.
Выглянуло солнце, стало припекать. Почти у всех закончилась вода, во рту пересохло, а кто пил, отворачивался. Остальные жадно ловили взглядом счастливчика. Надо было делать привал, но старлей упорно гнал колонну, превратившуюся в неорганизованную толпу. Взводы окончательно перемешались. Наконец и он выдохся, свалился на траву и все как по команде за ним.
Один Моня не унывал, глядя в голубое бездонное небо:
Я, как та лошадь на свадьбе: морда в цветах, а задница в мыле, заявил он и вдруг на распев выдал озорной куплет, лежа на спине:
«Мой братан для марафету бабочку одел,
На резном ходу штиблеты лорд их не имел.
Клифт парижский от Диора, вязаный картуз.
Ой, кому-то будет сорез, ой, бубновый туз!»
Он замолчал, и застрекотали кузнечики, а где-то далеко очень глухо бухало и стучало. Если удавалось прислонить ухо к земле, то звуки становились слышней. Трава была настояна на клевере, тысячелистнике и отдавала прелым, а по небу ползли легкие облака. Ветер был западный.
«Может, это облако пролетало над моим домом? подумал я. Двести километров и никакой войны!! Маманька придет с работы, пожарит котлеты, отварит рожки и можно взять в киоске у Сухой балки пива. Сколько хочешь «Янтарного светлого», «Веселого монаха»,» или Черниговского», а может «Монастырского», или «Славутича с двойным хмелем». Сейчас хотя бы баночку любого, холодненького!»! Только у нас в Червонозаводском, единица измерения пива была ящик или упаковка. Это у нас на рынке можно было купить джинсы Dolce & Gabbana за 200 грн., а на сдачу тебе могли еще вручить носочки от Valentino или Versace. А про ослепительную красоту местных кареглазых девчонок в белых блузках с большим вырезом и черных сарафанах, отороченных красной каймой даже не стоит вспоминать. Эти клетчатые юбки, что были много выше колен! А какие соблазнительные ножки! Взгляд ел такую красавицу, начиная со строгого пробора на голове, чуть задерживался на пышущей здоровьем груди, не помещавшейся в блузке, и скользил до высоких каблуков и горящих туфель лодочкой. Да! Мечты. Где же вы наши девчонки, где мой отчий дом?!».
Минут через пять Петров, шатаясь, поднялся и вновь послал нас вперед.
Откуда он силы находит задохлик?! удивлялся Новиков, с трудом поднимаясь на ослабевших ногах.
Дело серьезное! хмурился Гаврилов, его тоже пошатывало. Надо терпеть!
Мы бежали через силу. Старлея было жалко «сельхозник» разве он думал попасть на войну. Коровки-буренки. Он был спец по качеству молока и больше пробирки ничего не поднимал, но молоко стало не в моде пошел другой тренд.
Могут расстрелять, если «сепара» прорвались, предположил я, переводя дух. Виновного всегда найдут.
А тут и искать не надо, цедил Гаврилов, пытаясь сплюнуть, но слюны уже не было. Никто не спросит, что за военная кафедра, чему там учили, и почему не было переподготовки?!
Старлей поплелся в хвост, мы сразу перешли на шаг.
Если отобьются, то ничего, размышлял я, вытирая лоб, но на войне наказывают не тех и не за то. Блестящие кабинетные операции наших штабов проваливают трусы на передовой. Это давно известно! Командование на себя грехи не возьмет. Кто попался первый под руку тот и виноват.
Мы опять перешли на легкую трусцу. Редкий дубовый лесок и кусты акации закончились. Впереди раскинулось обширное и ровное, как тарелка, поле, а линии фронта не было. Была граница соприкосновения с противником, но где она никто не знал.