Страна расстрелянных подсолнухов - Григорий Жадько 5 стр.


Иван уехал работать на свою ржавую посудину. Стычки на юго-востоке разрасталась. Донецк, Луганск, Горловка, Славянск, Краматорск. «Майдановцы» пока выжидали и осторожничали. Путин взял разрешение на военные действия, и все гадали  что будет. Но Рашка молчала, нависнув огромной глыбой на востоке, а ожесточение росло. Зуб за зуб! Люди шли стенка на стенку. Что вчера казалось невозможным, стало обыденным. Убить? Запросто. И с обеих сторон. Не конфликты  война замаячила на горизонте. В это не верилось. Но какая война без солдата Наш Червонозаводской район тоже забурлил.

Пошла шумная патриотическая трескотня по телевизору и в печати: говорили о целостности Украины, о Родине, о долге, о коварных «москалях», и неминуемой катастрофе, которая стоит у порога, и почти сразу объявили призыв.

«В Польше  наплыв студентов из Украины,  писали в Вечернем Харькове.  Многие едут на учебу за рубеж, чтобы избежать мобилизации. В стране за уклонение от службы дают реальные сроки  два года тюрьмы!» Я откладывал газету. Нагонять страхи у нас любили.

Мне не приходило в голову, что призыв коснется меня. Я, напротив, был уверен  что меня он обойдет стороной. Ну, может быть, когда-нибудь, если уж совсем «непруха». На заводе меня ценили и готовы были наделить какой-нибудь броней. «Завод имени Малышева» это не «шараш-монтаж». Мы занимались модернизацией танков Т-64 до «Булата» и легкой бронетехникой: БТР-3, БТР-4, «Дозор-Б».

 Надо засекретить военную технологию,  рубил воздух руками генеральный директор Николай Белов.  Наш блок цилиндров  это ноу-хау. Мы должны удержать его как интеллектуальную собственность. Передача литья любому стороннему, может доставить заводу убытки. По крайней мере, так считают спецслужбы.

«А вдруг агрессор узнает и украдет,  с улыбкой думал я,  еще можно засекретить пурпурный инопланетный танк-автомат на шасси Буцефала на котором разъезжал Максим Каммерер. Зачем его отправили Федору Бондарчуку в Россию»

Серьезная организация «Укроборонпром», где я трудился, вроде полная индульгенция, но отсрочка от призыва с новыми отмороженными властями не срослась. Никто ни смотрел на шаг вперед, не интересовался, что будет завтра. Пришла разнарядка! Начальник цеха Михалыч, нас всех собрал, рассказал, что лучше не поддаваться на происки «голубого глаза» и как лучше избежать призыва.

 Главное не расписываться в повестке. Немного побегать, поночевать у знакомых.

И все с этим согласились.

 Это не надолго Данила. Кампания пройдет, а там и война кончится!  подкручивая, обвислые запорожские усы, успокаивал он, когда мы возвращались после мероприятия. И ему хотелось верить. Михалыч был признанный авторитет, можно сказать второй батя.

На заводе не было добровольцев, кроме двух придурков из гальванического. У них наверно от химии мозги расплавились, плюс информационный шум. Ну так бывает!

 Захотели стать «хероями». В добрый час!  напутствовали мы их.

Призыв в Харькове забуксовал, показывая непопулярность в народе и слабость местной администрации. И тогда «Они» пришли на завод. Они знали, где нас найти. И никто не смог возразить. Теперь «Они» не жгли покрышки. Они были власть.

Меня в числе первых, под невинным предлогом  для смены фотографии  вызвали в отдел кадров. В двух шагах, двери в двери, располагался военный стол. Два амбала в коричневых костюмах уже подстерегали меня с кривыми ухмылками. Наверно они были из «правосеков» и лица у них были тупые и безразличные. Я вспомнил профессора Плейшнера, Цветочную улицу из фильма «Семнадцать мгновений весны», гестаповцев в штатском. Что-то похожее. Амбалы, не церемонясь, перегородили мне обратную дорогу. Руки у них были как грабли. Перекрыли и показали, что бы я заглянул в военстол. Иного пути не было. Я вошел.

Симпатичная, но уставшая девушка сидела за столом, который был загроможден принтером и ворохом бумаг. Говорила она скучно. Прочитала абзац из решения нового правительства. «Уже состряпали,  подумал я.  Оперативно работают». Просто долг Родине, просто священная обязанность!!!

Мои глаза скользнули по другому документу на столе: «28 апреля 2014 г. Верховная Рада одобрила мобилизацию автотранспорта в Украине».

 Вам все понятно?  отчеканила она сухо, и я для нее не существовал. Я был бесплотной тенью, миражем, которого так ждали на фронте.

«Почему у нее такие бесцветные глаза?  пронеслось у меня в голове.  Симпатичная, нормальная девушка, а глаза никакие». Я для нее не существовал. Ноль, к которому нужно было приделать палочку. Дала расписаться. Проводила, но прежде вышла и дала знак верзилам, что все в порядке. Они меня выпустили с такими же ухмылками, как и раньше. Не они ли жгли крымские автобусы? Может не они, но похожи.

Я не готов был к этому. Спектакль был разыгран как по нотам. Даже помнится, сварочную маску под мышкой держал. Думал ерунда какая-то, а вышел как оплеванный.

 Хитро-мудрое пи*орье! Удар под дых!  беленился я в бригаде.  Я бы и так пошел. Новой власти с этого начинать?! Типа «Фотографии смените!» И две гориллы с лошадиными мордами и вилы в бок. Что нельзя было по-человечески?! Такого даже при Совке не было!

Это я так распалялся, рвал душу, а пацаны прятали глаза и молчали. Их спецовки еще не остыли от жара, пахли маслом и дымом, но они были в этот раз скромны как никогда. Но так брали только первых.

А тот, кто не пошел, кого успели предупредить, того на проходной выдергивали, и всё равно насильно заставляли расписаться. Уже без улыбок и церемоний. Часть пацанов, которых не выловили  успели уехать. В моем случае, когда расписался, это уже решетка. Играть с тюрьмой было не в моих правилах. Маленькая облава им тогда удалась. Мы оказались каждый по одному.

 Бегом в военкомат Укроп!  некстати пошутил кто-то из коллег,  и не смей увиливать от священного долга. Если дезертируешь, Ярош тебя расстреляет, а потом и повесит.

Но было не смешно. Я забыл, кто был этот умник. Тогда на эту тему еще шутили.

Толерантность моя разбилась о жестокую действительность. Конечно, провели, лоханулся, но я не считал, что это катастрофа.

 Просто так распорядилась судьба,  говорил я матери.  Ты зря расстраиваешься.

 Я не расстраиваюсь,  врала она мне с закаменевшим лицом. Будто я не знал ее.

«Мама, мама! Я все понимаю,  думал я.  Могла бы и поплакать. Что уж тут. С другой стороны в самом деле  а почему не я? Отменный сварщик или ученый?! Чем мы лучше?! Если нужно  надо идти. Горлопанить на митингах мы все мастера, а как дела касается  хочется отойти сторонку».

Завод бурлил. Горе Михалыча было не описать. Плакал он по-настоящему. Когда провожают на войну, это уже лишнее. Я немного обиделся на него. Хоть не суеверный, но есть такие вещуны-колдуны.

Я гнал эти мысли, но не стал терять времени: купил»броник» 3-го класса за 4500 грн., тактические очки, хотел каску, но не нашел. Австрийские тяжелые берцы, приобретенные недешево, пришлось оставить. В них хорошо было в баре красоваться и пиво пить с пацанами. Пробная пробежка выявила, что они совершенно не пригодны для дальних расстояний. Встал вопрос: тащить с собой из Харькова, бинты, жгуты, йод, зеленку? Решил оставить, выдадут, но положил многое из того, что могло пригодиться. Обезболивающие, антибиотики, «Аквабриз» для обеззараживания питьевой воды, большой складной нож Bear Grylls, нитки-иголки, микро-блокнот с авторучкой и маленький мультитул с пассатижами, на 9 предметов. Вроде хорошо подготовился!

Мать с отцом держались. Молодцы. Не хотели меня расстраивать. Только дед Чеслав, стучал костылем по стенам мансарды. Вообще он был нормальный, но иногда на него находило. Он был настоящий горец Карпат  Гуцул, верховинец. Бойки исстари обитали на стыке Львовской и Ивана-Франковской областей. А его отец и дядьки жили в Низких Бескидах и северной части Словакии недалеко от Попрада.

Когда я был маленький, он, взяв меня на колени, рассказывал, как они молодые парни Легини, высоко в горах валили лес. Очищали стволы от сучьев и коры и спускали с вершин на горную дорогу по сделанным деревянным желобам. А там Газди, те, кто постарше, на конях и волах, отправляли деревья на ближайшую станцию узкоколейной дороги. Тяжелый труд прерывался веселыми праздниками Зимним Николой и Рождеством.

 Что за Никола,  спрашивал я нетерпеливо теребя пуговицу на его рубахе.

 На Николу зима с гвоздём ходит, крыши ладит, где снігом поукроет, где плотнее подоткнёт, щоб снеговая дранка не сорвалась, і щоб в печной трубе пело и гудело.

Последнее время дед сдал, но остался таким же цепким, ершистым.

 Никогда не думав, що внука буду провожать на войну. І войну с кем? Скажу про себе. Мы русины, разделены. В Словакии, Сербії, Чехії, Венгрии и конечно на Україні ты найдешь своих родственников, но мы всюди в меньшинстве. Мы всегда боролися за свою независимость. Жена моя, бабка твоя  русская; і мати русская. Значит и ты на три четверти русский. Я, пережив уже одну войну. От неї с голода умерло троє моих братьев, а батько пропал без вісті. Нічого нет хуже войны. Другий не хочу. Війну гораздо проще начать, чем закончить. Не забувай, що ты у нас продолжатель фамилии. От пули не бігай, не пристало нам, но и не лізь на рожон!

Назад Дальше