Да, прекраснейшая красота, это он, подтвердил чей-то голос.
Мимо спящих людей по аллее сфинксов быстрым шагом прошел человек в одежде жреца. От этого движения девушка открыла глаза и огляделась вокруг.
Отец, промолвила она, осторожно трогая крестьянина за плечо. Уже утро, скоро праздник.
Нет, доченька, до праздника еще есть время. Видишь, люди еще не проснулись и жрецов нет.
В ответ девушка поднялась и пошла вдоль священной аллеи, с большим интересом разглядывая статуи сфинксов. Все ей было любопытно, она не могла дождаться того момента, когда увидит праздник, говорящую статую и, конечно же, фараона.
Отец, а он похож на сфинкса? громко спросила девушка и рассмеялась.
Амонхотеп IV открыл глаза и посмотрел на небо, раскрашенное розовой краской восходящего солнца Хепри. На миг ему почудился легкий девичий смех, словно шевельнувший прозрачную ткань занавески на окне. Фараон погрузился в какие-то мечты, и от этого лицо его расцветила счастливая улыбка, неожиданно изменившая лик властителя и сделавшая его прекрасным. Фараон опять закрыл глаза.
В храме Амона-Ра вокруг верховного жреца собрались служители культа великого бога солнца.
Почему я не вижу здесь нашего мудрейшего? строго осведомился Такенс, скользнув взглядом по лицам присутствующих.
Хануахет болен, ответил один из жрецов.
Он прикован к постели, подхватил другой.
Наверное, вскоре он перейдет к богам, с деланной грустью закончил третий.
Хануахет и вправду так болен? верховный поднял одну бровь.
О, мудрый Такенс, я сам видел, как немощно его тело проговорил Брохут.
Прекрасно, спокойно промолвил верховный. Это даже лучше, чем если бы он спорил тут с нами, давая советы или грозя немилостью бога нашего Амона-Ра.
Хануахет давно выжил из ума, поспешил поддакнуть Брохут.
Не сказал бы, после паузы заявил верховный, жестко глядя в глаза собеседнику. Только в последний год он стал слишком много вмешиваться не в свои дела.
Я это и хотел сказать, промямлил тот.
Итак, сегодня мы обойдемся без Хануахета. Вы помните, что нам суждено сделать нынче утром?
Да, почти шепотом отозвались жрецы.
Помните: этот праздник должен дать нам отныне и навсегда неограниченную власть над фараоном и над Обеими Землями Нембаатра. Царицей будет объявлена самая достойная, самая прекрасная девушка Египта, дочь честного человека Как решили вы, мудрейшие, верховный посмотрел на жрецов. Моя дочь
А в это же самое время во мраке подземелья старый жрец стоял у жертвенника, перед которым горел факел, и, казалось, дыхания не было в тщедушном теле Хануахета. Его взор был устремлен вперед, руки обращены ладонями вверх. Вдруг едва различимая искра пробежала параллельно ладоням на уровне лба старика. Затем это повторилось, и в глухом помещении раздался низкий раскатистый голос, такой же, как тогда, во время встречи с Амонхотепом.
Ха-ну-а-хе-э-эт, вещал кто-то таким образом, что, казалось, будто сотрясаются стены. Я здесь, я говорю с тобой.
Пламя факела дергалось в разные стороны, загасая и вспыхивая вновь, яростно треща, как под порывами ветра.
О, великий! заговорил жрец. Ты обещал Египту благоденствия и процветания. Ты послал нашей земле Амонхотепа, человека, которому суждено поколебать веру нечестивцев, предавших бога; ты открыл ему страшную тайну, показав ту, что послана тобой на землю, где ему суждено быть фараоном. Но не ей дано право быть названной великой царицей Обеих Земель.
Она будет царицей Египта, ответил голос.
О, великий! Не ее имя назовут сегодня устами оракула, не ее!
Ее имя, настаивал кто-то невидимый; пламя мерцало.
Как же это может произойти? жрец ждал ответа, но голос стих; тогда старик заговорил снова. Возможно ли помешать этому? Что нарушит заговор жрецов? Кому под силу сделать это? Кто тот храбрец?
Ты-ы прокатилось по подземелью и сетью обволокло тело старика.
Я?! Хануахет был изумлен и напуган. Я не смогу, не сумею! Как же это произойдет?!
Это произойдет! ответил голос. Про-и-зой-дет!..
Огромная толпа теснилась у подножья храма, заполняла близлежащие улицы. Где-то среди счастливчиков, умудрившихся пробраться к тому месту, где должен стоять оракул, виднелись лица крестьянина и его дочери.
Внезапно люди зашумели. Самые зоркие рассмотрели вдалеке движущуюся к храму процессию.
Внезапно люди зашумели. Самые зоркие рассмотрели вдалеке движущуюся к храму процессию.
Фараон! Фараон! пронеслось по толпе.
Девушка вытянула шею. Но прошло еще время, прежде чем эскорт Амонхотепа IV приблизился к месту событий.
Как только фараон оказался на расстоянии пятнадцати шагов от ступеней храма, ему навстречу вышел верховный жрец с маской барана на лице.
О, бессмертный повелитель! зычно прокричал он, перекрывая толпу и тем самым заставляя ее замолчать, и в наступившей тишине продолжил: Пришел великий праздник на землю фараонов, священный праздник долины. И сам Амон готов сойти к своим подданным, чтобы воцарились справедливость, мир и счастье в каждой хижине, в каждом человеке.
Амонхотеп IV выказал едва заметное презрение на лице: столь высокопарные слова звучали из уст лжеца.
Жрецы вынесли статую бога и установили на барке. Радостное лепетание прошелестело по толпе.
Жрец Такенс продолжал:
Сам божественный фараон Верхнего и Нижнего Египта Амонхотеп четвертый склоняется перед волей Амона-Ра, который сегодня назовет имя той девушки, что станет царицей Обеих Земель.
Девушка в толпе, не отрываясь, смотрела на фараона. Амонхотеп IV был спокоен и сдержан, вновь напоминая статую. Он находился как раз напротив девушки.
Как он прекрасен! прошептала она.
Кто? не понял отец. Что ты говоришь. Нефру?
Как прекрасен этот человек!
Фараон? удивился крестьянин. Ему не пристало быть некрасивым. Он сын Амона и поэтому он запнулся, внимательно рассматривая своего повелителя и, переводя взгляд на пожиравшую его глазами дочь, покачал головой. Этот фараон славен чем угодно, только не красотой своего лица.
Как он прекрасен! восторженно повторила Нефру.
Вдруг Амонхотеп IV сосредоточенно наморщил лоб, взор его выдавал беспокойное раздумье. Фараон медленно, словно на зов, повернул голову и встретился взглядом с девушкой.
На долю мгновения лицо его выразило испуг, точно молния ударила у него под ногами. Затем он большим усилием воли отвел голову, но глаза, словно не желая ему подчиняться, все смотрели в сторону девушки, пока это было возможно.
Это он, сказала Нефру.
Кто? не выдержал крестьянин.
Тот, ради кого я здесь.
Фраза прозвучала весьма двусмысленно.
Крестьянин удивленно взглянул на дочь:
Конечно, а то ради кого же мы тащились столько плефров! Я обещал показать тебе фараона. Вот и смотри, дочка.
Странные вещи происходили с Амонхотепом. Он чувствовал необыкновенный прилив радости в своей груди и едва сдерживался, чтобы не засмеяться от счастья. Его обычно опущенные книзу углы рта вдруг образовали устойчивое подобие улыбки, упорно не желая принимать привычное положение. Фараон давно позабыл ощущение веселости. Аскетическая жизнь по сенью храма отбила все живые чувства и желания. И повелитель думал, что ему, почти тридцатилетнему, уже ничто не способно вернуть чудо волнений и нежности. Он не понимал причины этого удивительного настроения. Ему было очень хорошо в тот момент, может, потому что ему сейчас показалось, что девушка в толпе похожа на ту, которую показал однажды чудесным способом Хануахет? А может, это и была она?..
Верховный жрец что-то говорил, но фараон не вникал в смысл его речей, и только тогда вернулся к действительности, когда верховный объявил:
Воля Амона!
Глухой голос, точно исходящий из каменного мешка, но многократно усиленный акустикой храма, проговорил:
Царицей Египта, женой моего божественного сына Неферхепрура Ваэнра, станет самая достойная, самая прекрасная девушка Египта, дочь честного человека, который денно и нощно трудится во славу своего повелителя, не требуя награды от судьбы и своего бога, каким представляюсь я, Амон-Ра Имя достойнейшей голос на миг умолк; самодовольная усмешка поползла по физиономии верховного жреца.
При виде этой гримасы фараон почувствовал легкую дрожь в коленях. В этот момент он вдруг испугался.
Но тут оракул громко и отчетливо произнес, только голос его, возможно, чуть изменился, но никто этого не заметил:
Имя ей Нефру, дочь крестьянина Фахета.
Известие произвело самый неожиданный эффект: народ заволновался, фараон облегченно вздохнул, а верховный жрец велел немедленно убрать статую обратно в храм. Девушка и крестьянин, словно охваченные столбняком, не шевелились.
Воля Амона священна! сказал фараон и обратился к слугам. Разыщите Нефру, дочь Фахета, и приведите ее ко мне сегодня же.