Чего хочешь ты, странник? спросила мать.
Кто этот ребенок? вместо ответа произнес старик.
Дочь, младшая, с тяжким вздохом ответила женщина.
Что с ней?
Одни боги знают. Еще вчера она играла с детьми, а ночью, прошлой ночью мать смахнула слезу. Ночью она заболела
От чего? осведомился странник, не сводя глаз с малютки.
Может, перегрелась на солнце? предположила женщина. Или упала и ударилась головой. Дети так неосторожны Но, скорее всего, ее укусила змея.
Следов от укусов нет на ее теле, не двигаясь с места, заявил старик.
Женщина удивленно подняла брови.
Когда приходит пора соединения души и тела, тело стонет, непонятно выразился странник.
Что ты хочешь сказать? насторожилась крестьянка. Дочка умирает?
Нет, женщина. Ее жизнь только рождается. Через три дня она встанет, и ты не узнаешь своей прежней дочери. В девочке откроется великий дар, она будет видеть грядущее и помогать людям. Это принесет вам известность и богатство; но тому, кто пророчествует, тяжко идти по жизни, старик замолчал.
Он подошел к девочке, и что-то достал из мешочка у себя на поясе.
Что ты собираешься делать с моим ребенком? встревожилась мать.
Не волнуйся. Я посвящен в таинства исцеления людей, ответил странник.
У него в руках оказалась маленькая деревянная фляжка, из которой он вылил несколько капель в полуоткрытые губы девочки. Сразу ничего не произошло. Но спустя минуту ребенок облегченно вздохнул и, перестав метаться, успокоился.
Я останусь у вас, пока девочка не выздоровеет, ровным голосом сказал старик. Не беспокойся, женщина. Ем я мало, в опеке не нуждаюсь, зато освобожу тебя от необходимости сидеть с больной. Я присмотрю за твоей дочерью. А теперь ступай, отдохни.
Женщина с опаской поднялась на колени, лихорадочно обдумывая, не опасно ли оставлять дочь с неизвестным странником, не распознав, что у него на уме?
Ступай, повторил старик и пристально посмотрел на нее.
Взгляд его был удивительно спокойный, но излучал какую-то неведомую, нечеловеческую волю, и оттого-то мать покорно встала и вышла из жилища. Старик перевел взор на ребенка. Больная тихо дышала и, казалось, спала тем целебным сном, который так необходим при выздоровлении.
Я здесь, одними губами беззвучно прошептал странник. Боги прислали меня к тебе, о проницательнейшая! Они не обманули мой разум. Ты будешь великой предсказательницей в землях Нембаатра, а я здесь, чтобы помочь тебе, той, которая встанет рядом с учеником моим, человеком по имени Амонхотеп. Здесь я, оставивший службу Амона-Ра, проклятый своими друзьями-жрецами, но еще не прошедший до конца путь свой. Спи, девочка
Издалека до ушей Хануахета, а это был именно он, доносился радостный смех детей.
Хеттское царство.
Армия, которую неутомимый Суппиллулиума собирал по всей хеттской земле, расположилась на отдых у вод бездонного озера, от которого даже в самый ужасный зной веяло свежестью. Мрачная сизая гладь воды, мутной от песка и покрытой в мелких местах грязно-зеленой растительностью, напоминавшей мусор, стелилась далеко вширь, стремясь принять в свои объятья горизонт и небо. Несколько правее озера, за грядой песков начинались горы, раскаленные и такие же пыльные, как воздух и вода. Армия растянулась вдоль воды на огромное расстояние и казалась почти неисчислимой в условиях слепящего солнца и непрозрачного воздуха, тяжелой пеленой висевшего перед глазами Суппиллулиумы.
Сам царь находился под сенью огромного навеса, а вокруг лежали пустынные земли с редкими жухлыми кустиками выгоревшей растительности. Владыка полулежал на походных носилках среди множества роскошных подушек и взирал из-под тяжелых век на свою армию, долженствующую воплотить в реальность его замыслы и честолюбивые планы. Царь думал. Его покатый лоб, украшенный тяжелой надбровицей, густые черные брови, обрюзглость губ и хищные ноздри широкого и короткого носа придавали всему лицу какое-то звериное выражение, не сходящее почти никогда и усугублявшееся в минуты радости. Сейчас Суппиллулиума был сильно озадачен предстоящей войной, и это отразилось на внешности появились новые морщины, складки около рта и под глазами, состарившие тридцатидвухлетнего царя почти на десятилетие. Мысли владыки малоазийского народа были незатейливы, и легко догадаться, что царь мечтал о близкой цели, о мгновенном покорении Митанни без особого сопротивления. И о том, что тогда, после этих подвигов и побед, начнется его время: хеттское царство достигнет небывалого расцвета и могущества, а тысячи рабов, мужчин и женщин, сирийцев и египтян, ханаанеев и финикийцев будут бесчисленными толпами лежать у ног победителя. У его ног, радуя тем самым глаз и сердце своего нового господина. При этой мысли владыка заулыбался хищной гримасой, окончательно обезобразившей и без того некрасивое лицо царя.
В слепящем свете отражающей солнце почвы в мутной дали среди колыхания струившихся от земли потоков разогретого воздуха он заметил какое-то едва различимое передвижение. Солдаты его армии не шевелились, разморенные зноем, но кто-то ходил между ними, то останавливаясь, то вновь направляя шаг к следующей группе воинов.
После некоторых стараний Суппиллулиума узрел богато одетого молодого человека с драгоценным оружием, поблескивающим на его левом бедре, и узнал Рабсуна, сына своей сводной сестры Халеэ.
Когда мальчишка неожиданно объявился в жизни хеттского властелина, царь увидел в этом некий знак богов и решил воспитать племянника достойным образом, как принца. Не желая распространяться, кем на самом деле по крови является Рабсун, Суппиллулиума сам всегда об этом помнил, как и том, что, возможно, когда-нибудь мальчишка может ему пригодиться в тех политических играх, которые ведут самые хитроумные полководцы и властители. А пока ему нравилось опекать и баловать племянника, это было забавно, как растить породистого жеребца и наблюдать за ним и его успехами.
Юноша обходил войско с видом бывалого солдата и пытался заговаривать с людьми. Но изнемогшие от невыносимого пекла и долгой дороги воины не только не горели желанием шевелить языком, но и попросту не обращали внимания на юного принца. Суппиллулиума не видел, как злится его племянник, как чешутся его руки ударить непочтительных солдат плеткой с золотой рукояткой, усеянной сапфирами и рубинами, и бить, бить, бить Владыка понял только то, что Рабсун пытается привлечь к себе внимание его воинов, быть может, завоевать авторитет среди солдат. И почувствовал некое подобие ревности: сын Халеэ и его, Суппиллулиумы, египетского врага, осмелился отдавать приказы в его войске!
Владыка сделал чуть заметный жест пальцем, и слуга тут же склонился перед ним в поклоне, ожидая приказаний.
Позови Рабсуна, велел царь.
Слуга степенно поклонился и молниеносно кинулся выполнять волю владыки.
Через какое-то время перед царем предстал молодой человек, весь вид которого выдавал в нем неукротимого гордеца. Пятнадцатилетний Рабсун сильно вытянулся, но еще не настолько, чтобы соперничать со своим братом Амонхотепом, конкурентом в борьбе за трон Египта. Юноша был худой и нервный. Его обострившееся лицо, пробивающиеся усы и острые колючие глаза сбили бы с толку того, кто попытался б определить его возраст. Можно сказать, он был красив, но той холодной красотой, какая бывает у людей безжалостных и самодовольных. В его годы появляется жажда самоутверждения, желание доказать всем собственную значимость. Это как нельзя наглядно читалось во взоре и жестах юного принца.
Ты звал меня, повелитель? вальяжным тоном спросил молодой человек на не совсем чистом хеттском языке.
Да, Рабсун, побудь со мной, 0 смягчая интонации, промолвил царь.
Ты скучаешь? задал вопрос юноша.
О, нет, мой дорогой племянник. Я не могу соскучиться, когда вижу предо мною мое войско.
Да, дядя, это занимательная картина. Но те самые негодники, которых ты взял в свою армию и с кем ты желаешь покорить чужие земли, они не желают признавать меня, тогда как я единственный представитель твоего царского дома здесь, в этой пустыне! А раз они так относятся ко мне, то чего можно ждать от них в будущем? Они изменят тебе в первый удобный момент, ты проиграешь битву!
Они устали, ответил царь, стараясь казаться спокойным. Им очень долго пришлось идти по жаркой земле.
Они никуда не годные воины! заявил Рабсун, вскидывая подбородок. Ты не завоюешь с ними даже самого малого селения! Твоя затея пропадет, как дым от костра! А ведь и тебе, и мне нужна такая армия, с которой я двинусь на Египет и верну себе отобранную предателями власть!
Ты горячишься напрасно, негромко сказал Суппиллулиума. Не обижайся на них, они еще покажут себя, едва только им выпадет такая возможность.
Да, они покажут себя! зло воскликнул юноша, теребя саблю в ножнах.
Я не сомневаюсь, мой племянник, мой сын.
Прости, повелитель, я оставлю тебя, сказал Рабсун.
Царь опустил веки в знак того, что не возражает против ухода племянника. Юноша со злобно стиснутыми зубами молча удалился, не оглядываясь. Суппиллулиума проводил его томным и невозмутимым взглядом и после паузы процедил себе под нос: «Шелудивый щенок! Ты возомнил, что я отдам тебе Египет! Гордец! Посмотрим, кто будет править страной пирамид!» Слуга с опахалом не спеша отгонял от владыки вялых насекомых, отважившийся летать в такую жару и, казалось, не слышал слов повелителя.