Потребовал государь куклачка к себе. Доставили. Государь ему:
Выучил тебя Комарик говорить? Отвечай кратко, проси мало, уходи борзо.
Стал Петруша говорить, а с языка одни команды вкупе с московско-голландской руганью летят. Запечалился от ругани Петруша. Опустил глаза, глянул на свои руки, вспомнил, что одет он, как офицер, собрался с духом и заговорил чисто по-русски.
Не хочу быть дураком Петрушкой! Хочу ызящным кавалером стать А ты бы, государь, буйственные забавы прекратил. О здоровье своём побеспокоился.
Гляди, умник какой! Это тебя Комарик так говорить подучил? Видать, маловато ума он тебе через трубочку влил! И на царя неподобающе смотришь. Ты должен иметь вид лихой и придурковатый. Ишь, правильный какой! Сгинь отсель, пока я тебе мозги шомполом не прочистил Через полгода вернусь, чтоб всему чему надо у думных дьяков выучился. Приеду спрошу строго.
Видишь, какой ты. Сам велел меня смастерить. А сам спрашиваешь: зачем я такой?
Ну, всё, всё! Иди, учись, куклачок, чуть подобрел государь.
Только не прибыл в Москву белокаменную царь Пётр ни через полгода, ни через семь месяцев, ни через восемь
Дьяки думные куклачка, ясен пень, кой-чему выучили. Правда, сильно не старались. Потому как Петруша Михайлов понятливостью и остротой ума своего вызывал у них одну лишь досаду.
А служилые люди те и вовсе невзлюбили Петрушу.
Как-то, сговорясь, четверо служилых, да ещё думный дьяк с ними, куклу петровскую из дворца палками вон и выгнали.
Ступай, сказали, куда глаза глядят. Не то растворим тебя в кислоте едучей. И заклёпочки малой от фигуры твоей бронзовой не останется!
Вслед за служилыми людьми неизвестный господин перед Петрушей возник. Зыбился он, словно в воде. На губах пузырьки трескаются видать, воду испорченную пил. На щеках рваные пятна. Сам дико сгорбленный, парик кончиками аж до колен достаёт, мокрыми змейками внизу шевелится.
Я бывший стряпчий, Ленин Алексей Никифорыч, сказал господин, а это калмык мой верный, указал он на смутную фигурку, поодаль видневшуюся: Человек я умный и желаю, чтоб вокруг меня одни умные были. Вот тебе задачка: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Принесёшь «ничто» с маком его съешь! А потом сказочкой нас потешь! В общем, как принесёшь «не знаю что», так сразу тебя к государю и допустим.
Тут Ленин Алексей Никифорыч вдруг растворился без остатка, как сахарный отколыш на дне стакана. А Петруша Михайлов вздохнул не по-детски и побрёл, не разбирая пути, куда понесли его ноги.
Удалялся он от дворца Нагорного весь день и весь вечер. А к ночи притомился
Лошара Игнатьевна и карлица Ружа
Давно Москва кончилась. Давно слёзные мешки, которые Комарик в Петрушины глазницы на всякий случай встроил, высохли. Но и сухонькими глазами вскоре приметил он: два мужичка на месте топчутся. Словно танцуют! С виду разбойные, окаянные.
Страха Петруша не испытал. Подобрался к мужичкам поближе. Присел за рябиновым кустом. Слышит: один мужик другому тоненьким голоском окрестные места выхваляет:
Здесь за селом Тайнинским, позади церкви Благовещения, на песчаной косе, меж рекой Яузой и речкой Сукромкой, самое место тебе спрятаться!
А потом куды?
Потом за Дунай или на Дон беги! Я и лошадку тебе присмотрел. Ох, и лошадка! Огонь. Сведёшь от хозяев, век благодарить меня будешь. Ну, идёшь?
Тут понял Петруша, в какой он местности. Но вот в какой стороне эта местность от Москвы находится сообразить не мог. Взял он от мужиков резво в сторону и очутился в густо шумящем осеннем лесу.
А уже ночь на дворе стояла. Только не белёсая, как на Москве, а черношкурая. Хорошо, в глубине леса костры горели, отсветы их на ближние деревья ложились.
Вдруг нежданно-негаданно из-за берёзового ствола морда лошадиная выставилась. Потом и вся лошадь целиком показалась. То ли отблески костров на неё легли, то ли ещё что, но только вспыхнула внезапно лошадь светлым бездымным огнём! Горит, а не сгорает. Только ржёт от радости тихонько.
Петруша малоопытен ещё был. В лошадях разбирался плохо. Но и ему показалось: насмехается над ним лошадь.
Здесь соловая лошадь из-за деревьев полностью выступила, дважды копытом стукнула и вмиг рядом с Петрушей оказалась. Снова заржав, сказала:
Не ходи в этот лес, офицерик молоденький!
Не ходи в этот лес, офицерик молоденький!
Куда же мне идти прикажешь? Из дворца меня палками выгнали. Сказали: иди туда, не знаем куда! Вот я и пошёл.
Ты лучше во дворец возвращайся. Не то хлебнёшь горя!
Как же я возвращусь? Государь Пётр Алексеевич в далёкие края отбыл. А служилые люди обещали меня в кислоте едучей растворить Ты-то сама кто будешь?
Лошара Игнатьевна меня зовут. Из других времён я сюда прискакала. Я б тебя унесла отсюда, да не удержишься ты.
Это почему это?
Очень я брыклива. Да и шкура моя горящая бронзу твою расплавить может. Недаром солнечной лошарой меня прозвали.
Царь Пётр про солнечную лошадку тоже рассказывал. Только не понял я его.
Что ты всё царь да царь. И трёх лет не пройдёт титул Императора Всероссийского принять Петра Алексеевича попросят. Потом Петром Великим нарекут. Так ты уже сейчас начинай звать его Великим. Кто знает будущее тому мир не загадка! Ну, ладно, бывай здоров. Поскачу я. А то здесь рядом ромалы костры жгут. Живодёру на шкуру меня продать собираются. Шкура-то у меня ух, какая ценная!..
Ускакала Лошара Игнатьевна. А Петруша недолго думая снял кафтан, постелил его на сухие листья. Потом расстегнул красный камзольчик, сложил вчетверо и, подложив, как подушку под голову, спать улёгся.
Не успел закрыть глаза, девица молоденькая к нему шасть! На плечах платок цветастый, на шее тарелка медная на ниточке. В косы золотые монеты вплетены. Сверкают, позванивают! Сама девица уже взрослая, а ростом с полтора локотка всего.
Ты кобылу тут не видал? Ржёт она, будто смеётся. Чего молчишь? Язык зажевал от страха? Ружа меня зовут. А ты кто таков? Ну, я и сама догадалась. Ты кукла немецкая!
Был я куклой. Теперь вроде человеком становлюсь потихоньку. Так что ты меня не пугай! Меня сам государь Пётр Алексеевич повелел изготовить.
Подумаешь, задавака! Меня сам Господь Бог изготовил. И то не хвалюсь.
Ты в селе Тайнинском живёшь?
Не-а. Мы ромалы. Сегодня здесь, завтра там. Ты лучше вот чего Если и вправду не кукла, а живой Хочешь, всяким дурачествам тебя обучу? Гляди: вот у меня серьга. Я её проглочу, а назад воробушка выплюну. На ярмарках научу тебя дурня корчить. Ты не смотри, что я карлица. Я учить хорошо умею!
Не буду дурня корчить! Хочу ызящным кавалером стать.
Зря ты так. Ваньку валять оно и выгодней, и веселей. Глянь, сколько вокруг обалдуев. Правда, все они себе на уме! Только притворяются обалдуями. А тебя как зовут, молодой-красивый? вдруг в два раза громче пропищала Ружа.
Петруша Михайлов я, куклак государев.
Ну, тогда сам Бог велел тебе с нами на ярмарках петрушечную комедию ломать!
Не буду ломать комедию. Отечеству служить желаю. Для этого меня смастерили.
Да ты просто куклак недоделанный! Кто ж всерьёз Отечеству служить станет, когда другими делами промышлять можно? А ты даже не можешь молодую особу развлечь. Ладно, не гляди букой. Хочешь, куклачок-дурачок, я тебе погадаю? Что с тобой будет, мигом скажу.
Ну его к лешему, твоё гаданье. Не желаю знать, что будет. Мне бы ночь продержаться да день простоять.
А тогда давай я тебе на доске волшебной покажу, чем твои знакомцы сейчас заняты?
У меня и знакомцев-то стряпчий Ленин, шутяра Балакирев да князь Меньшиков.
Вот я тебе и покажу, что они делают. Идём со мной.
Напялил на себя Петруша камзол и кафтан, надвинул на лоб треуголку и пошёл за карлицей Ружей.
Вскоре в невысоком шатре они очутились. Ружа из-под тряпья доску скоблёную ловко выдернула. Провела по ней ноготком доска, как пламенем, запылала.
Гляди сюда! А я за мурсой пока сбегаю. Угощу тебя на славу!
Что за мурса такая?
Ну, морс, по-вашему. Всё, побежала я. Ты на доску гляди!
Глянул Петруша на пылавшую доску. А там, в дыму и мерцании Балакирев Иван. Рядом с ним государь.
Упал Балакирев царю Петру в ноги:
Прискучило мне, Алексеич, быть шутом при дворе! Воля твоя, конечно. А только перемени моё шутовское звание на какое-нибудь другое.
Царь Пётр ему:
Да какое ж тебе звание дать? Дурака, что ли? Это, чай, ещё хуже будет.
Балакирев и говорит с хитрецой государю:
Да уж не хуже, Алексеич. А назови ты меня царём мух! И указ про это выдай за твоей царской подписью.
Царь Пётр рассмеялся, но согласился. А шутяра Балакирев даже в пляс пустился от радости.