Чего вы добиваетесь? Тимур пытался разглядеть на лице могола помимо лукавства хоть что-нибудь настоящее. Вы же знаете, что таят улицы Самарканда.
Вот именно. Очень скоро нечестивцы вылезут из канав, я уверен. Чем громче будут плакать их матери, он не закончил фразу, потому что противник сократил расстояние ещё на шаг.
Я поклялся оберегать нашего хана. Вижу, оберегать его придётся не только от врагов. Но и от Совета тоже.
Осторожно, Тимур ибн Тарагай. Это опасные слова.
Барлас остановился. Он вдруг увидел перед собой закалённого в интригах человека, жаждущего утвердить влияние через молодость Ильяса-Ходжи, его слабость, неопытность; никто не размышлял о природе язв, о длительных изнуряющих болезнях государства.
Самарканд долго терпеть не будет, это не стойло, из которого овец гонят в степи, а тысячелетняя твердыня вот какую мысль старался донести Тимур, представ перед взором наместника. Снова и снова говорил об угнетённых жителях, которые примутся искать спасения у кого угодно даже у персидских висельников, о долге, который Аллах взыщет с каждого, кто соприкоснулся с природой власти, но Ильяс воспринимал всё как шутку. «Не нужно так бояться, Тимур ибн Тарагай. Мы изловим предателей, где бы они ни прятались, ответил возмущённому барласу. Отец не успел разделаться с сербедарами. Это сделаю я. Пока наш хан, с благословения Аллаха, усмиряет непокорных в Джете1».
«Я знаю, как жаждешь ты оказаться на моём месте, между тем звучали мысли Ильяса. Мечтаешь уничтожить меня. Избавить родные земли от могульских эмиров. Я вижу, на что ты надеешься. Я не столь глуп, чтобы позволить себя обмануть. Только не здесь, не сейчас».
Презренный шейх Халифе проповедовал, что каждый может занять трон. Крестьянин, торговец, дервиш Кого выберет народ, юноша вертел в руках изящный кинжал, подаренный отцом в день праздника. Подумать только! Чтобы государство возглавил оборванец без роду и племени! Шейха Халифе и его учеников убили, но проповеди! Проповеди продолжали оглашать, проповеди слушали, внимали им И верили. Напомнить, что случилось потом? Сербедары лишили жизни Тук-Тимура, внука Великого хана. Очередь за нами! Мы, могульские правители, прямые наследники Чагатая, у них как кость в горле! Мы их природные враги, кровные враги! Эти проклятые ненавидят завоевателей и жаждут не только нашей погибели, но и краха, полного распада империи! Шейхи, сейиды они ходят из города в город и обольщают народ сказками о добрых правителях, которых те сами себе назначат. Отвратительная ложь! Что стало с ильханатом Хулагу после восстания? Где эти добрые правители, где обещанный порядок? Разруха. Вот что постигло Иран и что ожидает Мавераннахр и остальные земли на Востоке, если мы пропустим сербедаров, если уступим им.
Мой хан? Бекчик низко поклонился, ожидая распоряжений.
Схватить каждого шейха, каждого сейида и дервиша, кто вызывает подозрения, кто пользуется любовью мусульман И бросить в яму!
В глазах Ильяса пылал злой огонь.
Господин, это преступление против шариата, возразил Тимур.
По шариату, восставать против правителя куда более тяжкое преступление! рыкнул наместник, но затем добавил уже тише. Бесполезно рубить ветви анчара, они вырастут снова. Избавляться нужно от самого корня.
Это мудрое решение, поддержал юношу другой эмир из ставки Бекчика. Кто поручится, что в медресе не распространяют учение шейха Халифе? Не будем забывать, что сербедары убили хана Тук-Тимура в его же шатре, хотя были приглашены на переговоры как гости. У висельников нет чести, с ними бесполезно вести дела.
Вот поэтому ждать больше нельзя, пылко произнёс Ильяс. Бросайте проповедников в ямы, сажайте в клетку, только не вздумайте проявлять снисхождение! Я не пощажу того, кто предложит им помощь!
Не понимаю, чем ты огорчён, брат.
Кутлуг Туркан-ага разожгла очаг в комнате. Женщина выпроводила евнуха, когда Тимур появился на пороге её дома. Он явно был не в себе. Грудь тяжело вздымалась, а предчувствие чего-то нехорошего искажало и, как болезнь, портило красивое лицо. На улице свирепствовал холод, от которого не спасал даже накинутый на плечи мех. Туркан-ага сразу предложила травяной отвар: он быстро согревал желудок и возвращал ясность рассудку.
Семьдесят наших учителей отправлены в тюрьмы.
Семьдесят наших учителей отправлены в тюрьмы.
Услышав это, она едва не выронила поднос.
Защити, Аллах!
Наместник не станет разбираться, связаны они с сербедарами или нет. Их казнят, Туркан. Казнят служителей ислама, вымолвил Тимур через силу и сделал несколько глотков, прочищая кипятком горло. Это начало великой беды.
Хан сошёл с ума?
Он верит, что сможет таким образом победить. Но сражаться с армией не то же самое, что губить прямых представителей шариата. Если шейхов казнят, разразится смута. И сербедары воспользуются преступлением против Аллаха как поводом для свержения чингизидов.
Неужели никто не скажет об этом Ильясу?
Совет хочет утвердить влияние. Эмиров не волнуют последствия.
Туркан-ага присела возле брата.
А как бы ты поступил, Тимур? Что предпримешь?
Барлас устремил взгляд во тьму, которая, словно чудовище, притаилась в углах дома и готовилась наброситься на него с последней искрой огня.
Я не знаю, сестра. Я лишь вижу, что мы поступаем неправильно, потворствуя страху чингизида и гневу его врагов. Мы ищем способы выжить, бросаем на растерзание рабов и отрекаемся от веры, он зажмурился, сжимая пальцами пиалу. Это не путь, это падение.
Думаешь, сын Тарагая усидит на месте?
Ильяс гладил по щеке черноволосую девушку, покорно лежавшую в ногах.
Всем известно, как он относится к духовным наставникам, промолвил в ответ Бекчик. Мой господин одним ударом решил убить двух волков?
Тимур многое готов снести. Но есть кое-что, с чем он не смирится.
Попрание веры, эмир кивнул. У этого барласа странная любовь к религии. Ему впору быть каляндаром, а не воином.
Юноша рассмеялся, посчитав сравнение забавным.
Я прикажу отправить письмо вашему отцу. Тимур вот-вот поможет сербедарам спастись.
Верно, Бекчик. Зачем откладывать неизбежное?
Сомнения отворачивали от цели, кружили над головой, будто вороны, путали мысли. Сомнения сопровождал страх, а кроме него чувство долга, память о клятве, которую Тимур принёс могульскому хану и которую не собирался нарушать вплоть до этого вечера. Барлас оказался в ловушке меж стенами, что простирались по обе стороны: одна называлась честью. Будучи мусульманином и учеником суфийских наставников, взявших его на воспитание после смерти Текины-хатун, Тимур не мог просто наблюдать, как казнят шейхов. Не мог он также идти на риск без ведома своих людей. Прежде чем предпринимать что-либо, следовало поставить в известность богадуров согласятся ли воины нарушить приказ Ильяса-Ходжи ради собственной чести, оставят ли Самарканд, когда грядёт буря? Последуют ли за Тимуром ибн Тарагаем в Кеш и на дальние рубежи?
Ночь опустилась на город, укрывая будущих мятежников. Они все явились. Зрелые и молодые. Каждый, кто помнил, как рыжий барлас прибыл на переговоры к Туглук-Тимур хану и убедил сохранить земли и народ в неприкосновенности: после пережитых войн это казалось невозможным. Тимур возмужал, окреп, оправился после ранений и возвратил разрозненный Мавераннахр под власть самаркандских сановников. Его дозволялось не любить, завидовать удали и необычайной прозорливости Аллах свидетель, человек слаб душой, но предавать На предательство не решались. Барласы не готовы были отречься от вождя не после того, как он привёл племя в столицу. И уж тем более не ради могульского завоевателя и его мальчишки. «Я знаю, чем сулит моя выходка. Я намереваюсь выпустить шейхов и сейидов из клеток, но за это придётся заплатить, Тимур внимательно наблюдал за переменами на лицах собратьев. Наместник отомстит за своеволие. Полагаю, в скором времени я поведу вас в Кеш».
Если вы считаете этот путь верным, зазвучало в темноте дома. Да поможет Аллах.
Мы мусульмане, как и вы, господин. Нам тоже не нравится приказ Ильяса-Ходжи. Где это видано, чтобы без явной вины казнили проповедников?
Я поступлю так, как меня учили. Нет ничего выше чести, добавил Тимур, крайне довольный поддержкой десятников. Держитесь друг друга. В ближайшие дни нам всем будет нелегко.
Самарканд просыпался. Холод сменил жар солнца. Ветер распылил пески и понёс по округе протяжное пение муэдзина. Надсмотрщики, тщательно скрывая недовольство, вынуждены были принять рыжеволосого эмира, заявившегося к ним ранним утром. Не мешкая, он отдал приказ освободить пленников. Разве осмелился бы кто ослушаться? Из зловонных ям и приземистых клеток один за другим на свет выбирались люди: обросшие сединами шейхи и их ученики, которые, сбросив цепи, спешили взять под руки ослабевших стариков. На Тимура обращали удивлённые, восхищённые взоры. Пленники благодарили, падали ниц и целовали край дегеля.