Между тем, момент в разгар веселья улучив, когда мужчины потянулись вслед женщинам кто к ним в бассейн кунаться, кто вместе париться, кто в сауну потеть, с своими и чужими вперемешку, хозяин с батюшкой, тихонько отлучась, делили деньги.
Декабрь был удачным в этот раз. На Украину за год продали икон мы вдвое больше, чем о прошлом годе. Доход за месяц двести тыщ «зеленых». А прибыль немногим более, чем пятьдесят. Вот ваша доля, как договорились: здесь десятина пять, и семь доход, согласно доле. Три еще Владыке. И губернаторовых две всего семнадцать. Все правильно?
Считать сейчас не буду. Ты разложи в конверты, и пометь. И в сейф запри, отдашь, когда поедем. А что по золоту?
Пока еще не знаю. Не успел в Москву доехать. Беда с сестрой, пришлось племяшку сразу забрать к себе, я только из Ростова.
Что стряслось?
И не поверите. Сожителя убила. Застав его на бабе, не думавши, всадила в спину шило, ей под руку попавшее некстати. Из-под лопатки в сердце, сразу насмерть. Ее в тюрьму, а девочку забрали сперва в больницу: не в себе была. Все видела, сказали мне врачи, и оттого, наверно, впала в ступор. Молчала всю дорогу. И теперь молчит, тиха, покорна, очи долу. Ни слова от нее мы не слыхали, а на вопросы лишь глядит с укором, и будто не поймет, чего нам надо. А вот бы с нею вы поговорили.
Какой кошмар. Однако, некстати нынче. После привезешь ее домой, а лучше в церковь. На службу. Божья благодать врачует душу там, где дышит Дух.
Спасибо вам за вашу доброту Она ведь не крещеная, однако.
Да быть того не может, да неужто? Ну что ж, вот и покрестим заодно. А там, глядишь, поправится бывает. Крещение нередко исцеляет недуги неисцельные подчас. Однако, мы с тобой заговорились. Я денег жду за золото не меньше, чем в прошлом месяце. И ты поторопись. Упустишь время это те же деньги. С тебя взыскать придется за потери. Ведь делу время, а потехе час. Еще хочу я просмотреть отчеты за год. Ведь доверяя нужно проверять. Пора, однако, нам к гостям вернуться. Уж скоро полночь, праздновать пора.
Алло, я слушаю, да-да. Скажите к бане. Пусть подъезжают, мы идем встречать. Идемте, батюшка, звонили от ворот. Сам прибыл губернатор к нам с супругой. А с ним в машине пожаловать изволили Владыко с келейницею-матушкой своей.
На двор и вывалили всей толпой веселой, почитай, в чем мать их родила: кто простыню успев накинуть, а кто и наголо. Все обниматься лезут, гогот, шум. Владыка с губернатором из джипа едва сумели выбраться, настолько они уж тоже были оба хороши.
Петр Петрович, где ж так набрались вы, пьяная его ничуть не меньше из женщин кто-то лезла целоваться. Ей вторила другая, И Владыку вы посмотрите напоил отменно. Владыка, душка, как мы любим вас. А вы, Владыка, нас благословите, и навалясь грудями на него, не сбила с ног едва она обоих. Вот было смеху. Между тем мужчины полны вниманья были к новым дамам: губернаторшу под руки с двух сторон, а матушку поднявши на руках над головами, вперед ногами, несмотря на крики, повлекли их, минуя раздевалку, прямо в баню. И так и затащили их в одежде в парную, прямо к голым мужикам. Смеяться уж устали наши дамы, и отбрыкавшись от пьянчуг веселых, разделись, не стесняясь, прямо там.
Полипий наш, меж тем, к Владыке сбоку пробрался под шумок, и тихо, степенно так сказал: «Святый Владыко! Благослови, и Богу помолись», и руки лодочкой сложил, как полагалось.
Дурак ты, Липка, с церемоньем этим, святитель ласково сказал, его благословляя рукою, снятой с женских тел, которых всех Владыко, скопом, достав, сколь мог, до кучи, обнимал, пойдем-ка, лучше выпьем, да в парную. Ты веничком попотчуешь меня? Чего ты в рясе? Ты б крест еще надел с епитрахилью, и службу щас затянем тут вдвоем. Ты, братец, скушен мне, а ну-ка веселись! Хватайте, бабы, скучного попа за все что есть мужского у мужчины.
Помилуй Бог, Владыка, весел я изрядно. А что до рясы это же халат, надетый наголо смотри, Владыка. Отстаньте бабы, руки прочь от нас. С Владыкой мы скорей идем в парную. А вы, бесстыжие, отстаньте от меня. Марш одеваться! Скоро Новый Год. Пора за стол садиться будет скоро, и по задам пришлепнул их маленько. Завизжав, они удрали, задами голыми сверкая вполутьмах.
Меж тем в парной была у них беседа. Владыка спрос надумал учинить. Полипий отвечал без подготовки: «Машины вышли. На границе будут к вечеру в четверг. Две фуры под завяз забиты спиртом, а в документах значится военный груз. С таможней Аристарх договорился пойдут через таможню без проверки. А завтра выезжает на границу патруль ГАИ из двух машин сопровожденья, а также отделение солдат в машине с командиром и приказ им оружие, если надо, применять. Потом, на месте здесь уже заменим бумаги на гумпо на нужды церкви. Спирт на завод, где будет без учета разлит на водку. Марки есть, наклеют. И на продажу, деньги на помойку. Милиции, военным и таможне, а также налоговикам по десять тысяч. За водку четверть директору завода. Мне, вам и губернатору по сотке, плюс десятина Вам на нужды церкви, еще банкиру за отмывку пять процентов». «Ты что, с ума сошел? Трех для него довольно. Да и Колька пусть нас не грабит. Четверть ему! А может, сразу половину, или все? Ты вот что завтра утром собери в епархии их всех на совещанье. А щас покличь Петра», «Я мигом. Петр Петрович! Пожалуйте в парилку, вас Владыка желает видеть и зовет сердечно». «Да жарко там. Я лучше тут, при бабах. Идите лучше к нам сюда, в бассейн». «Петр Петрович, на минуту. Владыке нужно кое-что спросить». «Иду. Ну что?» «Закрой-ка, Липка, дверь. Ты вот что, Петь, скажи, когда подпишешь лицензию ты нам на казино?» «Да подписал уже, она в работе. Управделами выпустит на днях. Так что гоните бабки». «Ты в деньгах не зарывайся, все получишь, и долю, но с дохода только». «Какой Владыко жадный». «Не жадный я, а просто экономный, ведь денежки, известно, любят счет». «Пошел я, жарко тут у вас как в бане». Петрович вышел. За ним Полипий было, но Владыка его остановил: «Послушай, Липка. Что же делать с ним с писателем, имею я в виду? Я покажу тебе последний пасквиль. Его мне переслали из газеты. Название, гад, придумал: Джип небесный. Я как-то говорил в кругу поповском, что новый Лексус епархии подарен от Газпрома, за освященье храма, построенного ими для себя. И вишь ты, он там нравы критикует: живем мы, мол, в отрыве от народа, и к власти льнем, а деньги у богатых берем бандитским нажиты путем. Что скажешь?» «Ничего теперь, Владыко. В руках у нас он. Смерть дочери его, хотя, случайна, но не было б ее придумать нужно такое вот, и Господи, прости! По правилам церковным должен он извергнут быть из сана, как убийца. И суд церковный пусть решает это, а Патриарх решенье утвердит». «Но не усмотрится ли в этом месть, расправа? Формальный повод есть, но впрямь тут горе Не знаю, право, как теперь и быть». «Враг церкви он, и подлый соблазнитель. Бог наказал его за то, что стада нашего он вредный расхититель. Ему сочувствовать мы можем, но должны пресечь соблазн. Пускай один погибнет спасенья ради остальных в том долг Первосвященника, Владыко, который за народ в ответе перед Богом». «Быть посему. Ну что ж, пора за стол».
Помилуй Бог, Владыка, весел я изрядно. А что до рясы это же халат, надетый наголо смотри, Владыка. Отстаньте бабы, руки прочь от нас. С Владыкой мы скорей идем в парную. А вы, бесстыжие, отстаньте от меня. Марш одеваться! Скоро Новый Год. Пора за стол садиться будет скоро, и по задам пришлепнул их маленько. Завизжав, они удрали, задами голыми сверкая вполутьмах.
Меж тем в парной была у них беседа. Владыка спрос надумал учинить. Полипий отвечал без подготовки: «Машины вышли. На границе будут к вечеру в четверг. Две фуры под завяз забиты спиртом, а в документах значится военный груз. С таможней Аристарх договорился пойдут через таможню без проверки. А завтра выезжает на границу патруль ГАИ из двух машин сопровожденья, а также отделение солдат в машине с командиром и приказ им оружие, если надо, применять. Потом, на месте здесь уже заменим бумаги на гумпо на нужды церкви. Спирт на завод, где будет без учета разлит на водку. Марки есть, наклеют. И на продажу, деньги на помойку. Милиции, военным и таможне, а также налоговикам по десять тысяч. За водку четверть директору завода. Мне, вам и губернатору по сотке, плюс десятина Вам на нужды церкви, еще банкиру за отмывку пять процентов». «Ты что, с ума сошел? Трех для него довольно. Да и Колька пусть нас не грабит. Четверть ему! А может, сразу половину, или все? Ты вот что завтра утром собери в епархии их всех на совещанье. А щас покличь Петра», «Я мигом. Петр Петрович! Пожалуйте в парилку, вас Владыка желает видеть и зовет сердечно». «Да жарко там. Я лучше тут, при бабах. Идите лучше к нам сюда, в бассейн». «Петр Петрович, на минуту. Владыке нужно кое-что спросить». «Иду. Ну что?» «Закрой-ка, Липка, дверь. Ты вот что, Петь, скажи, когда подпишешь лицензию ты нам на казино?» «Да подписал уже, она в работе. Управделами выпустит на днях. Так что гоните бабки». «Ты в деньгах не зарывайся, все получишь, и долю, но с дохода только». «Какой Владыко жадный». «Не жадный я, а просто экономный, ведь денежки, известно, любят счет». «Пошел я, жарко тут у вас как в бане». Петрович вышел. За ним Полипий было, но Владыка его остановил: «Послушай, Липка. Что же делать с ним с писателем, имею я в виду? Я покажу тебе последний пасквиль. Его мне переслали из газеты. Название, гад, придумал: Джип небесный. Я как-то говорил в кругу поповском, что новый Лексус епархии подарен от Газпрома, за освященье храма, построенного ими для себя. И вишь ты, он там нравы критикует: живем мы, мол, в отрыве от народа, и к власти льнем, а деньги у богатых берем бандитским нажиты путем. Что скажешь?» «Ничего теперь, Владыко. В руках у нас он. Смерть дочери его, хотя, случайна, но не было б ее придумать нужно такое вот, и Господи, прости! По правилам церковным должен он извергнут быть из сана, как убийца. И суд церковный пусть решает это, а Патриарх решенье утвердит». «Но не усмотрится ли в этом месть, расправа? Формальный повод есть, но впрямь тут горе Не знаю, право, как теперь и быть». «Враг церкви он, и подлый соблазнитель. Бог наказал его за то, что стада нашего он вредный расхититель. Ему сочувствовать мы можем, но должны пресечь соблазн. Пускай один погибнет спасенья ради остальных в том долг Первосвященника, Владыко, который за народ в ответе перед Богом». «Быть посему. Ну что ж, пора за стол».
За стол садилися, в чем были в простынях. Веселья гомон, стук ножей и звон посуды. Вот пробка хлопнула, другая ударила шампанским в потолок. Веселье пьяное, на красных лицах, распаренных телах пот бисером, а то ручьями. Жарко. И пить так хочется шампанское со льда.
Минуточку внимания! Владыко! Прочти молитву нам, и стол благослови!
Здорово, други и другини, всем вам. За стол садясь, молитву сотворим. Однако, нет доходчивей до Бога молитвы, сотворенной на грудях. Ведь женской грудью той не то, что люди Сам Бог не брезговал, известно, грудью Девы. Женщины ко мне! В ряд места займите. Откройте грудь, молиться будем вместе. Мужчины лоб крестите на икону, а не на женщин пяльтесь, срамники. Итак, благослови нас, Отче наш.
За стол садились, стульями гремя, спешили наливать себе, соседкам, которые присели без разбора к своим или чужим мужьям, кто как попали. Ухаживать за дамами сердечно всяк рад был, и обнять их, и погладить. Никто из жен, мужей, забаву эту, невинную, заметив, не сердился, но забавлялись тем же с тем, кто рядом. Однако, здесь измен не одобряли, распутство было не в чести, и каждый, если изменял (иль изменяла) то только на сторону, но не в кругу привычном.