Мистический лабиринт. Лирика и мистика - Любовь Сушко 4 стр.

Зачарованный бледной луной,
Он не ждет уже тень Маргариты,
И в печали и неге иной
Он остался, и всеми забытый
Все еще попытался понять,
Что случилось за миг до разлуки,
И стремятся всю землю обнять
Эти дивные сильные руки.
Что во мраке приснится потом?
И чего не увидеть вовеки.
Вот идет он куда-то с котом,
Никого в той пустыне не встретит.
Даже милого верного пса,
Не оставят ему в той пустыне,
Но зовет он и ждет не отца,
А пророка, и в полночи синей,
Все грехи и ошибки узнав,
Ничего не хотел и не видел.
Только снова явилась луна
И в печали своей и в обиде.
Сколько было потерь и страстей,
Ничего, ничего не осталось:
Ни любовниц, ни снов, ни детей,
Но не смейте жалеть, только жалость
Все страшней для него, все немей
В этом мире, где сходятся тучи.
И луна золотится, под ней
Вдруг явился усталый попутчик.
 Кто ты?  спросит угрюмо Пилат,
А ответ ему нужен едва ли,
Где-то там, у забытых палат,
Мы встречались на том перевале.
Так стоят они рядом во мгле,
И беседа о вечном польется.
 Что еще там стряслось на земле?
Почему он грустит и смеется.
Отчего в тишине и вдали,
Где сияют незримые звезды,
Не дожить до внезапной любви,
Все напрасно, печально и поздно.
Одинокий воитель и маг,
И защитник, и воин усталый,
Как случилось, скажите мне, как?
Почему эти грезы листая,
Мы дошли до последней черты
И стоим, в тишине замирая,
Только дали и шири пусты,
И один он вино допивает.
Силуэт человека и пса
Где-то в полночи в пропасть несется.
Чашу бед он допьет до конца,
Не увидев ни света, ни солнца,
Только мутная рядом луна
В этой вечной глуши серебрится,
И лениво осветит она,
Эти скорбные вечные лица

Нас трое в заброшенном доме осталось,
И ночь нависала, как плащ чародея,
И где-то звезда в полумраке металась,
И пламя в печи загорелось яснее.

О чем говорили, не помню, не знаю,
Мы в сказочный мир открывали дорогу,
И там, в зазеркалье, старуха седая
Смотрела на эту пирушку нестрого.

А рыжий шутил, но о чем, непонятно,
Он зеркала суть нам хотел передать,
Но мрак был зловещим, и звезды, как пятна,
На черном плаще проступали опять.

И словно бы время имело значенье,
И Слово, казалось, чарует внезапно,
И только у зеркала больше прозренья-
Ответа не ждем, я нема и азартна.

Огонь синеватый, его откровенья,
Мое пониманье, романа начало,
Но что это снова? Мираж и прозренье-
Нас трое в заброшенном доме, звучала

Минорная, знаю, «Баллада» Шопена,
Да только закончили пир мы в мажоре.
Рассвет, он врывается в жизнь постепенно,
На радость на нашу, кому то на горе,

И белая стая, небесная стража,
Нам свет возвращает легко, беззаботно.
Дожили, допели, и что еще надо?
Огонь отразится в пенсне у Фагота

Она шагала по весне, вдыхая свежесть,
И Патриаршьи дрогнули устало.
Она парила над землей, дарила нежность,
Сквозь мертвечину пламя проступало.
И вдохновенье станет им подвластно.
Нет, Маргарита больше не уступит.
И маргаритка вспыхнет не напрасно.
И расцветет на каменном уступе.
В огне страстей и в мороке иллюзий,
Росток той жизни праведной и грешной,
Пусть мало в мире изменились люди,
Но как в весне той юной безмятежной

Ей устоять пред тем, кто так талантлив.
Не уберечь крамольного романа,
Нет, Маргарита не уйдет обратно,
К тем заповедям веры и обмана.
И что ей там, где нет его сегодня,
И вдохновенье стало лишь мечтою.
А генерал молчал. Она уходит.
Она и жизнь уносит за собою.
Сквозь кладбище пройдя и понимая,
Что миром снова правит мертвечина,
И в Люцифере бога узнавая,
Свет утренний звезды или лучину,

Но тот огонь, который им пожаром
Покажется однажды на закате,
Она в костре языческом недаром
Увидит свет и жизнь и силы хватит,
Забыв распятье, воскрешенье зная,
Понять, что и в конце грядет начало.
На Патриарших женщина порхает,
Она весну приветствует устало

Шел снег, незримый, как мечта,
летящая за облаками,
И эта даль и высота
была заполнена стихами.
Я знаю, Мастер не любил
стихов, но их являя миру,
Сам Воланд над Москвой парил
и улыбался даже мирно.

Роман о Дьяволе писать
рука бессильная устала,
Когда б она могла понять,
как иллюзорна эта слава.
И как забытые стихи
средь звезд погашенных томятся.
И разглядев, ты их впусти
в свой мир, пускай они теснятся.

И нам являя суть стихий,
от чаянья земли и неба,
Ты их в свой тихий дом впусти,
там Мастер знаю, счастлив не был..
Но Маргарита на балу
предстанет снова королевой,
И если даже все умрут,
то оживут во мгле напевы.

И пусть высокий пыл стиха
оставит прозу за чертою,
И только Воланда рука
благословляет нас с тобою.
Пилат на площадь выйдет вновь,
и мир у ног его склонился,
Так тяготит его юдоль,
тоска, и раболепны лица.

А надо бы давно восстать,
лететь на бал, как Маргарита,
Но цепи рабства не порвать,
когда поэзия убита.
Шел снег, и прошлогодних грез
являл он белое начало,
И кто нас всех туда занес,
где только спесь торжествовала.

 Ты ни о чем их не проси,
все сами отдадут до срока.
А нам бы лишь роман спасти,
еще бы полетать высОко.
И пусть у бездны на краю,
он снова только мрака глыба,
Я перед ним одна стою,
там, где вдвоем стоять могли бы.

О, Воланд, Воланд, Валентин,
там мрак и дивная улыбка,
Всегда один, во всем один,
тень дьявола над бездной зыбкой.
И в тишине забытых грез,
где нет надежды и потери,
Воспринимая мир всерьез,
к тебе все ведьмы прилетели

.Роман о Дьяволе писать,
рука бессильная устала,
Когда она могла б понять,
как иллюзорна эта слава.
Шел снег, незримый, как мечта,
летящая за облаками,
И эта даль и высота
была заполнена стихами.

Не крем Азазелло, напиток забвения
Сегодня судьба мне так щедро подарит.
Вернется и жизнь, и мое вдохновенье.
А боль, как туман, пусть растает с годами.

Не хочется помнить о том, что случилось,
И что не случилось  жалеть я не стану.
Прости, Бегемот, это только приснилось,
И бал, и Мессир, все в тумане растает.

Давай в Баюна я тебе перекрашу,
И будешь ты огненным, древним и вечным.
Не крем Азазелло, не девушка в башне,
Сама я творец и легка и беспечна.

А рукопись что? Она тоже сгорела,
И Мастер клянет меня нынче напрасно,
И знаю, не нужен мне крем Азазелло.
Напиток забвенья  над прошлым не властна,

Я просто забуду о том, как когда-то
Ждала его тихо, роман я спасала.
И пусть не пугают былые расплаты,
Я вольною птицей над мраком взлетала.

Вернется и жизнь, и мое вдохновенье.
А боль, как туман, пусть растает с годами.
Не крем Азазелло, напиток забвения,
Сегодня судьба мне так щедро подарит.

Пусть в кубке старинном мне в полночь при свете луны
Напиток забвенья вдруг старая ведьма приносит.
 Ты очень устала, забудь свои грезы и сны,
О лете мечтаешь, но снова нахлынула осень.

Он просто мираж, и не стоит его вспоминать,
А тот, кто так любит, вернется, я этому верю.
О, добрая ведьма, налей мне, нет, нет, не вина,
Напитка забвенья, зачем мне труды и потери.

И пусть за столом они снова о нем говорят,
Я больше не вижу, не знаю, не ведаю даже,
И только в тумане далекие звезды блестят,
И хмурые путники снова былины расскажут.

Не будет мне дела до тех догоревших страстей,
И суть этих слов? Ничего мне как будто не ясно.
И только в тумане спокойна средь дум и потерь,
Меня он вернуть попытается, знаю, напрасно

Безлунная ночь не являет страстей нам былых,
О, спите спокойно ушедшие в бездну мужчины.
Мы нынче не с вами, и нет нам страданий иных.
Напиток забвенья, и в омуте тот, кто покинул.

Пусть жалит себя позабывший меня Скорпион,
Пусть черные птицы кричат о беде и о страсти,
Мне добрая ведьма не даст, проклиная полон,
Прослыть Маргаритой, не надо ни славы, ни власти.

Я просто живу, и любуюсь закатом опять,
Все трудности наши и беды себе он оставил.
Напиток забвенья, себя мне придется спасать,
А в Омуте тихом игра так жестока без правил.

И вот уже свет проступает, над тьмою смеясь,
Я снова спокойна, вернулось ко мне вдохновенье,
И дивные песни, и лица прекрасны, и связь
Меня вдохновляет, спасибо, напиток забвенья