Крещатик 92 (2021) - Альманах

Памяти Е.В. Витковского

Февраль. Достать чернил. Не плакать.
Смотреть в окно, как в суть вещей,
Где снега вянущая мякоть
То наст, то наледь, то ручей.

На слух оттачивать работу
Бездонного карандаша;
Не выбрав слов земную квоту,
Шагнуть в прицел, под вечный шах,

В цейтнот, и до победы дела
Играть, пока не призовут
Необитаемого тела
Оставить временный приют.

А если в спешке, в суматохе
Ты карандаш не очинил,
Быть росчерком, пером эпохи.
Стать почерком. Достать чернил.

Вышел на промысел год високосный;
Схватишься с ним, Дон Кихот?
Мельница мелет грузный колесный
Севший на мель пароход.

Ей бы к фарватеру самую малость
Выгрести на быстрину.
Не получилось: пришвартовалась.
Вечно-живую войну

Будут точить ее ветхие десны,
Чтобы в труху, на века
Пережевалась жёрновом косным
Костной пехоты мука,

Ржевские топи, гражданские свары,
Неизживаемый страх.
Помнишь, как стыли твои «самовары»[1]
На соловецких ветрах,

Курва-страна? Не впервой; одолеем,
Переболеем ряды
Вохровских вышек. Руин юбилеем
Встанем из мертвой воды.

Гордо возвысим над прорвою адской
Горлом прихлынувший стих
За перемолотых участью братской
Честных гвардейцев твоих.

В меру беды и лиха,
Пряжи добра и зла
Лахесис-паучиха
Смертному отвела.

Жребий избрав, охотно
К мойре добытчик шел
Кануть бесповоротно
В жизни желанный дол.

Что же потом, с изнанки
Ткань рассмотрев на свет,
Жаловаться Ананке,
Что избавленья нет?

Схватку души и тела,
Проигрыш, плен и тлен
Веретено напело
Между ее колен.

Укрылось веденье живое
В подвижных кладезях ума.
Язычество языковое
Питает мысли закрома.

Оно ясней и чудотворней
Тугих рассудочных тенёт:
Не спотыкается о корни,
Листвой во флексии поёт.

Оно полно богов, как прежде;
Преображаясь, как Протей,
Мерцает каждый звук в надежде
Зазвать неведомых гостей.

И, солнцем вспыхивая в кроне,
Когда сгущается строка,
Выносит слово на ладони
Домашний гений языка.

Дистихами Проперция,
Бедной монеткой в кружке
Падает малой терцией
Скучный мотив кукушки.

Верят, увы, немногие
В нищие эти ноты;
В лоно нумерологии
Канут ее расчеты.

Сгинут ее пророчества
Численный шепот крови.
Не пропадет,  упрочится
Что угнездилось в слове.

Влажной Катулла жалобы
О воробье подружки
Спутницей песня стала бы
Плакальщицы-кукушки.

Вспомнишь Тавриду ограбленным сердцем,
Вспыхнет недремлющий уголь.
Вольное море отхлестано Ксерксом,
В бухте поставлено в угол.

Волны обиженно губы надули,
Множит досаду забота:
В списках Клио, в негодующем гуле,
Смыть анекдот Геродота.

А по прибрежью предметного мира
Без маяты и укора
Бродит сырая душа Велимира
С братской душой Пифагора.

Радуясь, переливаясь друг в друга,
Знания перемежая
О квадратуре небесного круга,
Звезд и планет урожае,

Метрах и струнах. Богов чудотворней
Чистых законов опека.
Чисел и слов сопрягаются корни,
Строя число человека.

Смерти поветрие истина лечит,
В мысленном плавит горниле.
Степени зла и добра чёт и нечет
Времени меру раскрыли.

В пепел растратили ксерксовы сроки
Доски судьбы, догорая;
Вновь поплывут в голубой поволоке
Сны киммерийского рая.

Притча учила: в землю зарой талант,
Медом залей, семикратной маржой взрасти.
Густо сластит пахлавой похвальбы Левант,
Жирно смакуя баранину на кости.

Потчует сочных гостей ресторан-сарай,
Гурий пригонит; кротко уйдут чуть свет.
Красной строкою в счете искусный рай;
Кофе дымок отлетающей жизни след.

Сказано, кончено, плачено; час пробил.
Снайпера рыщет острый зрачок-прицел.
Джип заревет парой сотен верблюжьих сил,
С места рванет в проулок, покуда цел.

Помни Алеппо, в сердце его возьми
(Что пощадил Александр,  «искандер» добьет).
Может, нелепо, но после земной возни
Восстанови в незримом его полет.

Хлопнула, заметалась
Дверь, отлетая с криком;
Сдвинул засовы Янус
Яростным страшен ликом.

Темен в проеме абрис:
В свете незримы боги.
Словно секира лабрис
Выросла на пороге.

Не приподнимет полог
Плоских наук мякина.
Вызовет антрополог
Оторопь андрогина:

 Это не здесь, а прежде,
И не теперь,  в грядущем.
Вежды спалит невежде
Дух, говоря о сущем.

Глянь поновленным оком:
Радугу дождь пролил,
Словно цирюльник Оккам
Лишнее удалил

Или Буонаротти
Мрамор раздел резцом.
(Здесь при любой погоде
Воздух залит свинцом.)

Осень хвала Юноне
Сдержанна и легка.
Мне бы гулять в Кротоне
Около маяка.

Там ветерок фартовый
Приворожит легко
Гам, говорок портовый
Торжище языков.

Будь же полна поныне
Чистых даров, рука.
Я уделю богине
Меда и молока.

В плошке щербатой глиной
Сохнет веков волна;
Жертве моей пчелиной
Радуется она.

Счастливы были там мы;
Здесь разговор другой.
Солнце сгибает гаммы
В небе цветной дугой.

Струны любви и боли
Прежний терзает лад;
Пифагорейской соли
Сыплется звукоряд.