Тем не менее составить общий словарь «новой этики» достаточно сложно, в том числе потому, что он будет постоянно обновляться ровно до того момента, пока мы не успокоимся и не решим: «Окей, давайте откажемся от словосочетания новая этика. Назовем это, например, программой по развитию инклюзивного отношения и пойдем дальше».
Дарья Литвина, научный сотрудник факультета социологии (программа «Гендерные исследования») и преподаватель магистерской программы «Социальные исследования здоровья и медицины» ЕУСПб:
Стоит спросить, понимаем ли мы с вами одно и то же под «новой этикой». Мне кажется, что «новая этика» требование вокализации проблем, которые знакомы группам с определенными конфигурациями гендера, возраста, этничности и класса, то есть это интерсекциональная история о власти и различиях (классический проблемный конструкт «молодая женщина в подчинении и немолодой мужчина-начальник, которые вступили в сексуальные отношения»). А сексуальность та сфера, в которой очень подвижны границы приватного и публичного, допустимого и недопустимого, «аморального» и «нравственного». Именно в этой плоскости дискуссии принимают особенно острые формы, поэтому «новая этика» часто становится синонимом обсуждения харассмента и ассоциируется с интересами молодых женщин из образованного среднего класса. Однако это не совсем справедливо: поднимаемые проблемы могут быть близки людям в «привилегированной позиции» и непонятны тем, кто рутинно проживает подобный опыт.
«Новая этика» это во многом про идентичность и субъектность: насколько мы, как нам кажется, можем устанавливать границы и нормы, насколько чувствуем себя агентными в их определении или, наоборот, насколько подчиняемся внешним правилам и власти, которая за нас их устанавливает.
Анастасия Новкунская, доцент факультета социологии и научный сотрудник программы «Гендерные исследования» ЕУСПб; PhD in Social Sciences:
Здесь есть концепция терапевтического поворота и категория эмоционального капитализма, которую прекрасная исследовательница Юлия Лернер дополнила концептуально и контекстуально, введя понятие эмоционального социализма. Я не специалист по данной теме и, наверное, не сумею хорошо и логично пояснить, почему существует этот поворот, но могу предложить объяснительную модель, исходя из своей профессиональной перспективы.
В рамках социологии медицины и социологии профессий, которыми я занимаюсь, есть термин «медикализация» это процесс, при котором явления, ранее описывающиеся исключительно как социальные или религиозные проблемы, в определенный момент начинают рассматриваться как медицинские патологии. Я полагаю, психологизация приблизительно тот же процесс в историческом измерении, когда мы чаще объясняем некие социальные феномены с точки зрения психологии.
Это может быть связано с влиянием и ростом экспертизы сообщества психологов: их становится больше, они эффективнее работают и постоянно пытаются обозначить свою профессиональную юрисдикцию. И чем активнее сообщество будет прилагать усилия, чтобы какой-то комплекс проблем назывался именно психологическим, тем оно будут успешнее как профессиональная группа. Возможно, это одна из причин терапевтического поворота, но далеко не единственная.
Елена Омельченко, профессор департамента социологии и директор Центра молодежных исследований НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге; доктор социологических наук. Редактор книг «В тени тела» и «PRO тело. Молодежный контекст»:
Как таковые этические нормы и представления о допустимом и недопустимом, приличном и неприличном, возможном и невозможном всегда очень подвижны. Сейчас неписаные правила, рассматриваемые в определенных кругах, отвоевывают себе право на то, чтобы стать некой рамкой относительно гендерного фокуса. Одним из центров обсуждения и попыток достижения компромисса становятся особенности взаимоотношений мужчин и женщин (женщин и женщин, мужчин и мужчин), в основе которых лежит представление о нормативности и предписанных правилах, закрепленных в культуре страны, того или другого народа, класса и так далее во временном разрезе.
На мой взгляд, на фоне консервативного поворота в России происходит революция: гендерные изменения оказываются чрезвычайно важными для самоопределения среди личного круга, компании, близких. По крайней мере, наши исследования показывают, что для молодежи это очень важный момент разграничения своих и чужих.
На мой взгляд, на фоне консервативного поворота в России происходит революция: гендерные изменения оказываются чрезвычайно важными для самоопределения среди личного круга, компании, близких. По крайней мере, наши исследования показывают, что для молодежи это очень важный момент разграничения своих и чужих.
Я, конечно, не психолог (хотя вольно или невольно затрагиваю какие-то психологические вещи), но могу сказать, что психологизация языка это следствие возрастающей значимости субъектности, которая подогревается многими вещами у всех участников процесса коммуникации. Одна из причин широкое развитие информационных сетей, в которых все более востребованным становится голос человека. Где голос, там и субъектность. Она ведет к популярности саморепрезентации, эксклюзивности, особости, непохожести все это тренды уже не первого поколения молодежи.
Субъектность сразу же ставит вопрос о телесных и интеллектуальных границах. Одни из ключевых слов здесь «обесценивание» и, разумеется, «травма». Если человек чувствителен к обесцениванию, то любой намек на него вызывает травму.
Мы наблюдаем, к примеру, что та же молодежь достаточно сложно переживает пандемию: она чувствительна к испытаниям и наиболее готова реагировать на требования контроля и безопасности. Вопросы здоровья, экологии, субъектности, личной агентности и права на изменение очень важны для них, и если что-то или кто-то мешает и не признает этих вещей, то они переживают это крайне болезненно.