Всех мужчин у нас звали Ульгучье
А как же в паспорте? (паспорт был у старшего следователя прокуратуры, Олега Федоровича Савчука, а тот сейчас преспокойно отдыхал в кабине вездехода на сиденье, покрытом толстой и мягкой кожей бурого медведя).
В паспорте написано Николай Петрович Ульгучье.
Значит, ты и есть Николай Петрович Ульгучье!
Николай Петрович имя начальника милиции, который выписывал мне паспорт. А я Ульгучье!
Хорошо, Ульгучье!.. А кто ты по национальности? Эвен или нанаец?
Ульгучье!
Как Ульгучье?
Так, есть нанайцы, а есть Ульгучье.
А в паспорте как?
В паспорте русский Николай Петрович сказал: будешь, как я, русский!
Ульгучье, которого мы сейчас везли в следственный изолятор тюрьмы Николаевска-на-Амуре, арестованного за умышленное убийство четырех человек и тяжелое ранение пятого был мужчина без возраста. Ему могло быть 25 или 45 или 125 лет! Гиляки живут очень долго, если не касаются цивилизации. Сам Ульгучье свой возраст и дату рождения не знал «зачем?» Но так как он успел стать Героем Советского Союза во время Великой Отечественной войны, то сейчас ему минимум было 4344 года (гиляки уходили на фронт чаще добровольцами, начиная с 12 лет; в военкоматах их ждали и охотно брали, ибо почти все мужчины были отличными стрелками, а тайга для них была родным домом, к тому же чрезвычайно выносливые и ни в чем не прихотливые был бы табак, больше ничего и не надо!). Сразу нужно сказать, что вот уже десять лет, как Ульгучье Герой Социалистического Труда. Член КПСС, Постоянный депутат городского Совета, член райкома Но самое главное он великолепный охотник, ежегодно перевыполняющий план на 1000 (!) процентов (охотился Ульгучье всегда один). Жил он один в вышеописанном поселке, в который пришел из предыдущего (в жизни он сменил таких, бросаемых на произвол стихиям, с десятка два поселков и в каждом ему, как почетному гражданину, отводился собственный дом). Мы были в его доме.
Дома, хотя и на время, но строили добротно из толстущих бревен, хорошо проконопаченных мхом. Крыша железная, окна двойные и стеклянные. Печь, типа русской. Под одной крышей с домом санузел и баня живи, не хочу! Так вот, у Ульгучье был такой дом, но внутри у него во всех комнатах было пусто: только ящики из-под патронов или с патронами, верстак, за которым он занимался своим оружием и лавка, на которой он сидел. Спал он в главной комнате, в углу, прямо на полу, на куче наваленного тряпья, нерпичьих, лосиных и медвежьих шкур. Эти шкуры не его добыча. Их приносили с собой охотники, когда останавливались у Ульгучье. Кладовая битком была забита бутылками из-под водки и питьевого спирта тоже оставляли после себя охотники. Сам Ульгучье спиртное не пил. Никогда.
Мужчина Ульгучье был крепкий. Рост 160 см. Коротконогий и колченогий. Руки маленькие, но толстые, кисти как у ребенка, но пальцы железные. Лицо сплошь морщины. Носа почти нет, так, кнопка с двумя дырками. Глазки узкие щелки, прячущиеся среди складок кожи и такой же рот. Щетина редкая, как сохранившиеся ветки кустарника после таежного пожара, торчат там и ту. Одет он был в солдатское стеганное теплое обмундирование, но не времен ВОВ, конечно, а современное, подаренное ему какой-то воинской частью (расположившейся временно в тайге). На ногах кирзовые солдатские сапоги. На голове шапка-ушанка. Сидел он спокойно, только периодически просил дать ему закурить. Получив сигарету, не меняя выражения лица, попыхивал ею монотонно и равномерно. Никаких эмоций ни его лицо, ни вся его фигура не выражали всю дорогу до города. По дороге его дважды кормили, снимая наручники с рук, и водили по нужде, под винтовкой, снимая наручники с ног. Он на все реагировал спокойно. Когда мужики изрядно выпили там, в кабине вездехода и гурьбой вывалили в кузов, то естественно стали приставать к Ульгучье, но не по делу (никто порядок не нарушал, все были в криминальном деле, даже артельщик, спецы и знали, что допрос есть допрос и где, и когда и как его производить). Стали подкалывать Ульгучье, правда ли, что он белку стреляет в глаз, птицу влет, а крупное зверье в сердце на слух?
Правда, спокойно сказал Ульгучье.
Почти всю дорогу я проводил с арестованным, ибо тоже не хотел принимать участие в попойке и предоставить возможность расслабиться каждому из опергруппы. «Никуда он не денется, не бойся» сказал мне старший следователь прокуратуры Олег Савчук, на всякий случай, суя в мой карман свой кольт Так вот, подкалывая Ульгучье, подкалывая вездеход тем временем мчится по морской гальке во всю прыть, подпрыгивая на крутых гусеницах и дребезжа, заметили, как высоко над нами (и, видимо, преследуя нас, как добычу), парит орел.
Попадешь в него?
Ульгучье молчит. Тогда ребята хватают, какое подворачивается под руку оружие (а мы разоружили после побоища весь поселок, и везли изрядный арсенал охотничьих и боевых карабинов, винтовок двух последних войн, пистолетов, револьверов, наганов), свое табельное оружие и начинают палить в парящего, как ни в чем не бывало над нами, орла. Вездеход бежит. Мужики палят. Некоторые с двух рук, по-македонски. Кто стоя, кто с колена, кто лежа. Орел даже не меняет курса.
Дайте винтовку Ульгучье, приказывает Савчук.
Ты что, хватил лишнего? даже оторопел от таких слов участковый.
Он нас, как мух, ухлопает! поддержал его следователь милиции.
Только один патрон в ствол, поясняет настойчиво Савчук.
А он с одного выстрела уложил двух, это вмешиваюсь я, так как знаю, как стреляет Ульгучье, по вскрытым мной трупам, убитых им молодых ребят охотников.
Не бойтесь, дайте! поддержал Савчука охотник-артельщик. Я буду держать его на мушке!
Ульгучье невозмутимо молчит, попыхивая сигаретой. Савчук берет армейский карабин и вставляет в ствол патрон.
Еще один вставь! вдруг говорит Ульгучье Все вмиг поворачиваются к нему и, разинув рот, замирают. Немая сцена продолжается с минуту, вездеход продолжает нестись на огромной скорости между Океаном и Тайгой.
Первым приходит в себя Савчук:
Зачем тебе второй патрон?
В голосе его четко слышны нотки невольного страха. На лице невозмутимого Ульгучье появляется что-то, подобное снисходительной улыбки:
Если убивать то обоих.
Кого «обоих»? в голос спрашиваем мы, недоуменно.
Птицу. Орла и орлицу! Горе одному оставаться! Все равно разобьется, на камни оттуда (он показал руками, скованными наручниками) бросится!
Мы задрали головы, пытаясь разглядеть вторую птицу, но видели только одну, как не старались.
Врет он! Два патрона хочет! Как раз по одному на нас, двоих! сказал, продолжая пялиться в безоблачное небо, участковый (был он детина 2-х метрового роста, ходили о его невероятной силище легенды, будет возможность, хоть одну расскажу!) Савчук тем временем вставил в обойме второй патрон, и, протягивая карабин Ульгучье (артельщик встал в боевую позу, направив к виску охотника ствол), сказал:
Но наручники я с тебя не сниму Закон не позволяет, так что стреляй брат так!
Ульгучье, не выпуская изо рта сигарету, взял маленькими ладошками карабин и не успели мы опомниться и сообразить, как он целиться и стрелять будет, как прозвучали почти дуплетом два выстрела. Головы наши невольно дернулись, в ушах от ближних выстрелов заложило. К ногам нашим с грохотом упали две птицы, обе без голов только окровавленные шеи еще дергались и издавали булькающие звуки. Ульгучье (наверное, мне это показалось!) презрительно смерил нас всех своими глазами-щелками и аккуратно, нагибаясь всем туловищем, положил на дно вездехода карабин. Опять немая сцена. В воздухе повисло нет, не восхищение умением стрелять охотника Ульгучье, а нечто гораздо большее неловкость перед ним, и жалость к нему, к которому судьба вдруг повернулась спиной, что он, явно незаурядный и большой человек, теперь будет исполнять прихоти всякого, кто захочет над ним позабавиться!..
Ульгучье! Хочешь выпить? тягостное молчание прервал участковый.
Спасибо, я не пью! А вот если угостите еще сигаретой скажу спасибо ребята!
Ульгучье прекрасно вышел из ситуации. Все, что сейчас произошло, понял и по-своему, успокоил присутствующих Неловкости и жалости след простыл. Все враз загалдели. Кто-то протягивал Ульгучье сигареты, кто-то котелки с горячей пищей и кружки с дымящимся ароматным чаем. А Савчук молча взял руки Ульгучье и снял наручники. То же самое он сделал и с ногами:
Вот так-то лучше! Ульгучье ничего не сказал, только несколько раз присел, вытягивая ноги, как будто танцевал барыню, и мощно размял запястья. Всю остальную дорогу он провел с нами на равных: и в кузове сидел один и курил, и в кабину ходил чай пить, и все словно сговорившись, как бы забыли, что он убийца, арестованный, и что его везут в тюрьму.
В отделение милиции города Николаевска-на-Амуре в четыре часа утра позвонил председатель сельсовета, бывший фельдшер поселка, и охрипшим голосом сообщил, что в «поселке стрельба и побоище». Огонь ведется из разных точек. Стреляют друг в друга охотники-артельщики и местные жители, гиляки. Все пьяные. Каждый дом под непрекращающимся огнем. Охотники забаррикадировались в фельдшерском пункте. Местные жители стреляют с улицы». Причина побоища известна это новый фельдшер Светлана, 18-летняя девушка, недавно приехавшая в поселок по распределению из Винницы и успевшая сойтись с местным охотником Ульгучье. Вчера он неожиданно вернулся из тайги и застал ее пьяной с русскими охотниками, которые остановились у нее три дня назад. Тут все и началось