Большая часть из них заполняла храм Юны. В нем располагался приют для нуждающихся, но даже его стены не могли вместить в себя каждого. Оказавшись на улице до наступления темноты, будущий обледенелый труп пытался избежать незавидной участи, но ничего лучше, чем крики и мольбы о помощи, на ум не приходило. Однако не все вели себя так. Рыбаки из порта рассказывали, как вытаскивали обледенелые трупы жителей в сетях вместе с уловом. В отчаянии они ныряли в воду в надежде отплыть как можно дальше от настигающей их смерти, но попытки оказывались тщетными. Пугало, что среди подобного улова попадались не только взрослые.
Перед наступлением темноты Руф всегда был на одном и том же месте.
«Если я все еще здесь, значит, я все еще есть», напоминал он себе ежедневно.
Он сидел на полу первого этажа, накинув на ноги старый протоптанный ковер, и заливался непонятной брагой из Веркаса, что закупал у торговца свечами, мордой напоминая крысу. Тот торговал пойлом нелегально, провозя на судах под видом новых зелий для алхимиков. Старику оно и не нравилось (уж слишком сильно после него болела голова, а запах напоминал скорее болото, нежели что-то спиртное), но стоило признать, что после выпитого кувшина жить становилось немного проще. Он делал глоток за глотком, наблюдая, как светило медленно скрывается за стоящим на окне горшком и растущим из него цветком. Тень от стебля ровно ложилась на лицо, разделяя его на две морщинистые половины, а лепестки темными пятнами закрывали глаза от света, постепенно прячется за крыши домов солнца.
Бедняки тарабанили в двери, и жилище Руфа не было исключением. Он не торопился открывать им, и только ждал, осушая кружку. С приближением ночи крики становилось меньше. Проклиная хозяина дома, бездомные разбегались и в панике пытались найти любое другое пристанище или средство, чтобы согреться. Вновь и вновь Руф отвечал себе, что останется на месте, но как только стекло за стеной покрывалось первыми морозными узорами, старик поднимался, опираясь на горлышко кувшина.
Из-за черепицы на крышах показались лучи утреннего солнца. Сколько времени он здесь простоял? В годы Руфа время текло уже слишком быстро. Раньше казалось, что каждый день длится чуть ли не вечность, но теперь все происходило так быстро, что порой старик спрашивал себя, не спит ли он? Тело замерзло настолько, что назвать его своим не поворачивался язык.
Поняв, где находится, поймал себя на том, что неотрывно наблюдал за застывшей фигурой на ступенях таверны «Сладкий Джо». Сузив веки, он разглядел юнца в рваной рубашке и штанах, чей цвет сливался с уличным. Парень видимо пытался согреться бутылкой соевой водки, но недооценил угрозу, что неумолимо нависала над ним. В правой руке он держал тару с обжигающим напитком, а левой прижимал колени к груди. Старик молчал и только где-то глубоко внутри раздавался тихий голос, желающий забрать недопитые.
Еще несколько дней все будут вспоминать о случившемся, споря, что же убило паренька: пронзающий холод, погубивший уже не один десяток людей или Джоаннина водка, которая отправила в мир Талии куда больше несчастных. Еще один повод для пьяной драки.
Память Руфа так же, как и зрение, подводила. Вспомнить нужные слова удавалось с трудом. Они уже лежали на языке и готовились скатиться, но тут же исчезали, оставляя после себя привкус горечи. Помедлив, старик нахмурился и, сложив бледные ладони, буркнул единственную фразу, что крепко засела в нем еще с детства: «Да примет тебя Юна».
Нужно готовится к походу на рынок, забрать заказанные кувшины у свечника. Крыса называл это Веркасским виски и описывал его так, будто с его помощью люди чуть ли не мертвых поднимали. Почему именно Веркасский, если, по его словам, готовили выпивку не там, и что такое виски вообще, Руфа не заботило. Главное, что пойло помогало заглушить боль, да и засыпать с ним было куда проще.
Вскоре заработали паровые двигатели. Из многочисленных труб повалил серый дым, заполняя собой пространство, что оставалось между жилыми домами Туманной улице. Они составляли от силы треть всех зданий. Остальная территория была отдана цехам, где конструировали новые паровозы и всю экспериментальную технику, чьи образы рождала больная фантазия инженеров, а также зданиям, где располагались паровые котлы, обеспечивающие энергию всему Солтису.
Люди постепенно выходили из жилищ и осторожно ступая на подтаявший лед. За месяц аномальных дождей и морозов они привыкли к протекающей по улочкам ручьям. Многие верующие считали, что все это началось по вине Юны. Раз в два дня она рыдает на своей луне, заливая слезами Империю,
Люди постепенно выходили из жилищ и осторожно ступая на подтаявший лед. За месяц аномальных дождей и морозов они привыкли к протекающей по улочкам ручьям. Многие верующие считали, что все это началось по вине Юны. Раз в два дня она рыдает на своей луне, заливая слезами Империю,
Эти слезы! А С бившиеся с истинного пути, ошибочно принимают их за обычный дождь, доказывали они. А ночью она гневается, замораживая их своим охладевшим сердцем.
Обычные рабочие, кому было глубоко наплевать на религию, рассказывали про моряков, утверждавших, что в северных землях все с точностью наоборот. С заходом солнца вода начинала кипеть, будто светило уходило под землю и подогревало океан, как какую-нибудь кастрюлю с водой над огнем. Рыбы, которые раньше обитали там, куда сети попросту не доставали, всплывали кверху брюхом, сваренные и красные.
Утром по всей столице начинали незамысловатый путь повозки, собирающие замершие скульптуры. Одна из таких притормозила напротив таверны. Заметив нового пассажира, кучер потянул поводья, остановив кобылу. Он аккуратно спрыгнул вниз, предварительно осмотрев место приземления, снял с бортика над колесом лом и зашагал пареньку. Отковыряв застывшие ноги и задницу к дереву, он закинул сгорбившееся тело в повозку к остальным. Без толики стыла он выдернул из мертвой хватки пойло, оторвав пару палец трупа и с недовольным грохотанием потянулся за ними. Руф наблюдал за сценой, но даже не думал упрекать кучера. Подобное случалось не раз, потому пытаться что-то изменить было сравнимо с желанием разрушить главные ворота города одним лишь молотком.
Он закрыл окно и поковылял к кровати. Сев на край, надел мешковатые коричневые штаны, сложенные на стуле рядом, достал протез, закрепил его поверх правой штанины и с помощью ключа затянул два болта у ступни и два чуть ниже пояса. С трудом переваливая потяжелевшую конечность, он подошел к шкафу с подложенной под ножку бумажкой, взял весящую там одну потрепанную бежевую рубаху и нагнулся за упавшим вешалки жилетом. Проигнорировал зеркало на двери, он закрыл дверцу, с трудом сунул ноги в протоптанные к центру ботинки и вышел из дома.
Рынок располагался на площади в центре Солтиса, где пересекались главные улицы столицы. Над палатками возвышалась почерневшая от времени статуя, изображавшая восседающего на троне правителя, чье имя сохранилось разве что в постепенно превращающихся в пыль книгах библиотеки. Одетый в раскинувшуюся волнами тунику, он навечно скрестил руки в замок и неустанно смотрел на горизонт, не замечая, что происходит у его ног. Собиравшиеся вокруг люди уже давно привыкли к молчаливому изваянию, служащему местом отдыха птиц.
Площадь вмещала сотни различных лавок со всевозможными товарами со всех уголков Ориона. Здесь и восточные украшения с инкрустированными драгоценными камнями, и шкуры диких дарнаков с вершин северных гор, и даже мясо грифонов со свежей кровью.
Внушительную часть места ухватили владельцы алхимических лавок с редкими травами и пузырьками свежесваренных зелий. Ходили слухи, что наемники с развалин старого города закупали здесь ингредиенты для ядов, но доказать этого пока никому не удавалось. Во многом связанно это с тем, что, когда дело доходило до городской полиции, все свидетели умолкали или необъяснимым образом пропадали со всем имуществом.
Гуляя меж ветхих лавок, можно было наткнуться на артефакты, обладающие уникальными особенностями. Например, по словам продавца, предлагаемые вам сапоги из ханской стали помогали их владельцу поднять вес, превышающий собственный в сотню раз. Зачастую покупатели велись на уловки и на следующий день возвращались обозленные с надорванными спинами.
Многие товары добывались с огромным трудом. К примеру, чтобы изловить игломорда, требовалось потратить немало динариев на противоядия, ступить на землю Санов, что после первой войны является нарушением подписанного мирного договора, выследить маленькую тварь и умудриться не попасться Сорогчу (тамошнему зверю, что вырывал глотки и высасывает кровь своих жертв). Но даже после поимки игломорда проблемы не заканчивались. Требовалось аккуратно вытащить иглы и снять мощный панцирь, из которого делали уникальное оружие и основу для паровых труб. Из-за всего этого его стоимость оценивается не одним десятком монет.
Хромающего среди толпы старика то и дело толкали и не уделив этому внимания растворяясь в потоке людей, как капли дождя в бурной реке. Вдруг толпа начала расступаться, оставив бедолагу посреди улицы одного. Навстречу ему двигались массивные черные повозки, нагруженные клетками с больными. При виде зараженных, тянущих молящие руки к продуктам на прилавках, торговцы в спешке закрывали их покрывалами.