***
Место для палатки выбрали быстро. Петр с Олегом принялись вбивать колышки, а девушки отправились в лес за хворостом для костра. Через час с небольшим вся дружная компания, вдыхая запахи наступающего осеннего вечера и жаркого костра, уплетала за обе щеки принесенные с собой припасы. И надо отметить, что благодаря девчонкам Мелюковым, ужин был довольно приличным: тут и колбаска белела крупными глазками жира, и копченая рыбка источала умопомрачительный аромат, поблескивая янтарным брюшком, даже баночка икры скромно алела на раскинутой, прямо на траве, вышитой скатерти. Ее прихватил у своей бабули Петр, он же выложил на импровизированный стол огромный кусок розоватого сала, издающего такой аромат чеснока, что все невольно глотали слюни и торопились скорее приступить к трапезе. Были здесь и десяток яиц, и краснобокие помидоры, и хрустящие малосольные огурчики. Одним словом, голодных вскоре не осталось. За ужином была распита и бутылка портвейна, она еще больше подняла настроение молодых людей, и шуткам, и песням, казалось, не будет конца. Но часы пролетали, уже к костру со всех сторон подступала темнота, с озера повеяло прохладой. Заметно загрустила Верочка. Она поняла, что Костя, скорее всего, уже не придет. Хорошо, если он занят на работе, а вдруг обманул? Эта мысль окончательно расстроила девушку. Олег чувствовал ее настроение, и как мог, подбадривал. Но чем темнее становилось на озере, тем мрачнее были мысли девушки. Тут еще и Ольга нечаянно добавила страданий, сказав:
Воронцов твой, Верочка, почему-то не пришел. Обещал нам рыбалку. Ты точно договорилась с ним? Милиционер твой слово не сдержал. Зевнув, пошла к палатке. Я, пожалуй, завалюсь спать. Уже довольно прохладно. Веселья, скорей всего, больше не предвидится. Так что, пока.
Петр пошел в палатку вслед за Ольгой, вынес оттуда два тонких байковых покрывала, одно подал Вере, другим прикрыл плечи своей Ниночки. Разговаривать уже совсем не хотелось. Настроение девушки передалось друзьям. Костер догорал, решили расходиться спать. Но вдруг Вера, коротко всхлипнув, вскочила и бросилась к камышам. Петр и Олег поднялись вслед за ней, пошли было оба, но Олег решительно остановил друга:
Я сам, у тебя есть о ком позаботиться. Останься, и решительно направился к Верочке.
Девушку он нашел сидящей на берегу, на влажной траве, почти у самого берега. С обеих сторон это место обступали камыши, так что фигурка Веры была едва приметна. Средь набежавших облачков размыто просвечивал бледный лик убывающей луны. Но Олег не столько видел, сколько чувствовал страдание этой худенькой девушки. Уж он-то хорошо знал, каким тяжелым может быть чувство отвергнутого человека. Первая любовь неизбежно влечет за собой и первые разочарования, которые бывают гораздо сильней, чем все последующие вместе взятые. То, что Вера влюбилась впервые, было известно всем ее друзьям. Она как-то сразу с головой ушла в эту любовь, наверное, оттого, что была недолюблена родной теткой, и искала тепла у других. Отвечал ли Костя ей взаимностью, точно никто бы из Верочкиного окружения не сказал, но ведь и плохого еще ничего не произошло. Парень мог задержаться по многим причинам, тем более, у него была такая серьезная работа. Об этом и сказал девушке Олег, присаживаясь с нею рядом. Даже не касаясь ее, он чувствовал дрожь, которая время от времени сотрясала девичье тельце. Олег понимал, что надо бы придвинуться поближе, может быть, даже приобнять, так, по-дружески, (по-другому она и не примет этого жеста), но все чего-то тянул, как будто себя боялся. Но прохлада озерной глади забиралась все дальше под свитерок девушки, и она сама просто придвинулась ближе к Олегу, и тот, распахнув свою суконную курточку, накинул ее на плечи Веры, прижав девушку к себе. Теперь и его била редкая дрожь, но причиной тому была близость любимой. Он изо всех сил старался совладать с противной дрожью, но она все не отпускала. Сколько они так просидели, сказать трудно. Каждый думал о своем. Но даже эти разные мысли сближали двоих, лепили из них одно целое, укрепляя каждого в своих чувствах.
Не волнуйся, Верочка! Я знаю, я видел, как он смотрел на тебя. Ты очень ему нравишься, а значит, он не мог обмануть. Ты верь ему, он парень надежный. О нем все хорошо отзываются, наконец нашел в себе силы заговорить Олег.
Правда? Ты так думаешь? сразу как-то успокаиваясь, заглядывая в лицо парню, спросила Вера.
Ну, конечно же! Олег и сам утвердился в этой мысли. Все будет хорошо, вот увидишь! и сразу как будто потеплело вокруг, отпустило напряжение. Теперь они могли просто поговорить.
Не волнуйся, Верочка! Я знаю, я видел, как он смотрел на тебя. Ты очень ему нравишься, а значит, он не мог обмануть. Ты верь ему, он парень надежный. О нем все хорошо отзываются, наконец нашел в себе силы заговорить Олег.
Правда? Ты так думаешь? сразу как-то успокаиваясь, заглядывая в лицо парню, спросила Вера.
Ну, конечно же! Олег и сам утвердился в этой мысли. Все будет хорошо, вот увидишь! и сразу как будто потеплело вокруг, отпустило напряжение. Теперь они могли просто поговорить.
Ребята уже, наверное, все спят, оглядываясь на потухший костер, который уже едва угадывался среди плотных толстых стеблей камыша, проговорил Олег.
Вера встрепенулась:
Ты тоже хочешь спать? Так пойдем! попыталась привстать, но разве мог юноша вот так, в один миг разрушить идиллию такой прекрасной ночи.
Вдруг слух его уловил едва различимые звуки шагов:
Петр? Ты? негромко спросил Олег, вглядываясь в камыши, но на зов его никто не отозвался, а тот уже преспокойно спал на лапнике, укрывшись суконным одеялом с головой, у потухшего костра. Правда, за несколько мгновений до того, как сон окончательно овладел парнем, он, ворочаясь и удобнее устраиваясь, сквозь полусомкнутые ресницы, под бледным светом луны будто бы различил неясный силуэт среди дальних берез, но подумать ни о чем не успел крепко уснул.
Вокруг повисла тишина. Только в дальних камышах изредка всплескивала рыба. На противоположном берегу светился костер ночных рыбаков, но был он далек, потому и никаких звуков оттуда не доносилось до сидевших в камышах ребят. И вот опять, да точно, шаги шлепающие, но какие-то крадущиеся, осторожные. Вера, вскинув голову, прошептала:
Ты слышал? и боязливо передернула плечами.
Олегу стало не по себе, но показать свой страх было не по-мужски, упасть в глазах Веры он просто не мог себе позволить, поэтому храбро, как ему показалось, а на самом деле с легкой дрожью в душе, юноша встал:
Я посмотрю, ты посиди, и пошел вокруг камыша, выбирая место для прохода посуше, насколько это было возможно в темноте.
Вера слышала, как Олег шуршит стеблями растений, его тихое: «Черт!» видимо наступил не туда. Потом едва различимые звуки какой-то возни и тишина Вера чутко вслушивалась некоторое время, потом тихонько окликнула Олега, но не получив ответа, беспокойно вскочила и хотела уже было крикнуть Петра, сама она бы не решилась войти в безмолвие камышей, но ужас буквально сковал хрупкое тельце девушки. Изо рта ее вырвался только какой-то шипящий звук, горло просто вмиг пересохло из камышей к ней шагнула высокая фигура. Девушка даже не успела понять, кто же это?..
Глава 5.
Тот же вечер. Дом профессора Полежаева.
Екатерина Самсоновна домыла посуду, составила чашки и тарелки в буфет, оглядела с удовлетворением чистенькую кухню и, решив еще раз перед сном заглянуть к хозяину, отправиться спать. Профессор сидел за столом и что-то быстро писал. Женщина спросила, не нужно ли ему чего-нибудь, и, получив отрицательный ответ, удалилась.
За открытым окном кабинета тихонько догорал последними розовыми бликами тихий осенний вечер. Постепенно затихали звуки уходящего дня, только изредка кое-где во дворах лениво взлаивали собаки. Этот лай был неприятен в глазах мужчины все еще стояла картина сегодняшнего утра. Сердце профессора невольно сжимала холодная рука дурного предчувствия. Была надежда, что все обойдется, что это совсем не то, чего он опасался. Но окровавленная голова пса все выплывала и выплывала из тумана страшных воспоминаний. «Тьфу ты, черт! Ну не может ТОТ человек решиться на дурное, ну, пристращал и ладно. Или все-таки позвонить завтра этому, как его?.. А, Калошину, он и номер свой оставил. Позвоню, расскажу о том, что я ЕГО подозреваю. Пусть и мне от этого будет плохо, но другие не пострадают. Да, так будет правильно», решил и почувствовал облегчение. Застрочил быстро пером по бумаге: вечером всегда хорошо работалось, никто не мешал. Но потом опять накатило: «А если я ошибаюсь? Ну, не монстр же ОН. Или все же я прав? И ведь этот майор мне не поверил. Да, завтра позвоню, попрошу аудиенции. Просто поделюсь своими подозрениями, скажу, чтобы не афишировал до поры. Но хотя бы будет знать, в каком направлении двигаться в поисках злоумышленника, пусть даже будет ошибочным мое чутье. Посоветуюсь, и все. А там что-нибудь и придумаем вместе.»
В окно потянуло прохладой приближающейся ночи. Окно профессор закрывал редко, любил свежесть в кабинете, усталость за ночь проходила без следа. Укрывался теплым, стеганным Самсоновной по-деревенски одеялом, разноцветные лоскутки которого всегда приводили Полежаева в хорошее расположение духа с утра, такие они были яркие и веселые. Вообще, домработницу профессор любил по-домашнему, целомудренно, какой-то братской любовью. Пришла она в их дом еще тогда, когда матушка Полежаева была жива, а сам будущий «светило» только-только начинал первые шаги в науке. Квартира после отца им с мамашей досталась огромная, с тремя комнатами, кабинетом, столовой и чуланом, уборки требовала постоянной, а старая домработница уже не справлялась. Тогда-то и привела хозяйка в квартиру молодую простенько одетую, но веселую краснощекую девушку, которая нимало не смущаясь, сразу взяла бразды правления по наведению порядка в свои руки, как-то оттеснив на задний план не только старую домработницу, но и саму хозяйку. Та было начала возмущаться, но потом поняла, что Катенька, как ее потом все называли, не только чистоплотна, но и патологически честна, доверить ей можно было все. Хозяйское добро она хранила, как верный пес, каждую вещицу любовно и бережно протирала чистейшими тряпочками, расставляя по местам. Готовила вкусно, сытно, с какой-то изюминкой. И мамаша профессора, отходя в мир иной, была совершенно спокойна за своего Левушку, который так и не женился, уйдя с головой в науку. С приходом к власти Советов, квартиру пришлось по распоряжению новых хозяев жизни поделить с одной семьей невысокого ранга чиновника. Но профессору все же достались две комнаты и кабинет, что вполне устраивало и его самого, и Катеньку, которая со временем стала Екатериной Самсоновной, и хозяйство вела по-прежнему крепко и основательно, была всегда строга со всеми, кто тем или иным образом переступал порог квартиры профессора. Даже жену подселенного чиновника умело поставила на место сразу, чистоту, теперь уже в общей кухне, поддерживала на прежнем уровне, чего неукоснительно требовала и от соседки. Та спорить боялась, выполняла все, что было необходимо, чем несказанно радовала своего муженька тот со времени женитьбы такого за своей женой не замечал, а порядок уважал. Так что, благодаря Самсоновне, в их квартире царило почти патриархальное спокойствие и тишина. На лето профессор отправлялся в Энск, домработница следовала за ним.