Как ни странно, советы Лины помогли. В событиях и временах он почти не путался. Только чаще задумывался, прежде чем что-то сказать, «тормозил». А потому предпочитал одиночество. Общение ограничил до минимума: раз в неделю навещал отца в его мастерской, где иногда встречал сводного брата Гриню, с которым обычно проводил лето на даче в Борках. Но после серьёзной размолвки стал его избегать, так что этот еженедельный родственный визит сошёл на нет. Была, правда, ещё двоюродная сестра Ленка, с которой они в детстве носились с общими тайнами, вымышленными странами, где Ленка превратилась в Ленон и на своё настоящее имя отзываться не хотела. Но детство прошло, и теперь они встречались очень редко.
Самым близким человеком оставался школьный друг Ванич. Вдвоём они наматывали километры, обходя питерские дворы-колодцы. Вели «дворовый реестр», который насчитывал более шестидесяти единиц и содержал описания, обмеры и фотографии. Но проходные дворы один за другим закрылись, и «научные изыскания» пришлось оставить.
Однако собранного материала вполне хватало на издание книги, и Дарина уже придумала ей название: «Дворы Петербурга. Запретная зона», в которой фразы типа «Чтобы навестить Родиона Раскольникова, надо зайти во двор Столярного переулка, подняться на четвёртый этаж», были оставлены намеренно, ради исторического духа. И только сам Лёсик отлично помнил, как несколько дней подряд пытался застать Родю, и лишь один раз ему это почти удалось: он успел разглядеть худого и мрачного студента, на миг приоткрывшего засаленную дверь своей каморки.
Из дневника Лёсика
24.09.199 г.
Вот что мне сегодня приснилось. Помню так ясно, что решил записать: вдруг пригодится в будущем. Потому что во сне я был намного старше, и даже об этом подумал тогда же: вот, мне уже двадцать лет.
Зима, и я в каком-то парке. Вдоль длинной аллеи будок наставлено, вроде деревенских туалетов с продушинами в виде сердечек. И все заперты я подходил, за ручку дёргал. Вдруг смотрю: в конце аллеи люди с носилками появились. Останавливаются возле каждой будки, один ключиком дверку открывает, а другой оттуда палки какие-то вынимает и на носилки кладёт.
А мне почему-то идти туда не хочется, вроде как боюсь увидеть что-то неприятное. Тот, что дверки открывал, крикнул мне: помог бы лучше, а то нам до темноты не справиться. Что делать-то, спрашиваю, а сам подошёл и на носилки смотрю: там костей полным-полно, и все белые. Пригляделся, а это части мумий, даже ткань и волосы местами сохранились. На что вам это, спрашиваю, а они молчат, в глаза не смотрят. А тот, что звал, вдруг бросил мне в руки связку ключей и знак своим подаёт: мол, пошли отсюда. Так я с этими ключами один в парке остался. Снег идёт, быстро всё вокруг заметает, но мне нельзя уходить. Не знаю почему, но нельзя.
И вот ещё что. Во сне я не догадался, а утром вспомнил, на кого этот мужик, что ключи мне бросил, похож. На Стаса, старого матушкиного друга.
Приступ
В конце девятого класса с Лёсиком произошёл тот самый знаменательный случай, после которого начался в его жизни обратный отсчёт. Но это потом стало понятно, что отсчёт начался, а тогда казалось, что случился временный сбой, единичный и потому не очень существенный. Хотя дальнейшие события должны были насторожить, только они поначалу не связывались в единую картину.
Была суббота, и Дарина затеяла уборку, стирку, готовку на неделю вперёд, чтобы, не отрываясь на приземляющий быт, править своим архитектурным царством. И вдруг звонок домофона. Без предварительных договорённостей к ней никто не приходит, Лёнчик с пятницы у отца, да у него свой ключ. Значит, какая-нибудь служба: почта или сантехники. Пустила без вопросов пусть идут. Через некоторое время звонок в дверь. Посмотрела в глазок темно, лампочка на лестнице перегорела, но видна высокая фигура, вроде бы мужская. Только хотела спросить: «Кто там?», как за дверью протяжно завыло каким-то потусторонним голосом: «Мма-а-м». Сердце так и ухнуло вниз, в висках застучало. И опять: «Ма-а-ама, это я-а-а». Вгляделась получше: рост, волосы длинные «Лёнча, это ты?», а сама уже открывает и вся трясётся.
Сын стоит на пороге, прислонившись к косяку. Смотрит и улыбается, а взгляд проходит насквозь, и губы чёрные-чёрные. Пальто грязное, брюки, ботинки тоже в грязи, как будто валялся в канаве. Руки как в саже, и ногти обломаны. Потянула за рукав в прихожую он так на пол и повалился. Силится встать, на локте приподнимется и опять соскальзывает.
Сын стоит на пороге, прислонившись к косяку. Смотрит и улыбается, а взгляд проходит насквозь, и губы чёрные-чёрные. Пальто грязное, брюки, ботинки тоже в грязи, как будто валялся в канаве. Руки как в саже, и ногти обломаны. Потянула за рукав в прихожую он так на пол и повалился. Силится встать, на локте приподнимется и опять соскальзывает.
Надо «скорую» вызвать. Только подумала, тут же сын ей враспев: «Не на-а-а-до ско-о-орой». Вмиг мелькнуло: наркотики. Тогда «скорой» действительно не надо, а нужна Лина. Её номер и набрала дрожащей рукой. Пока Лина добиралась, удалось перетащить сына в спальню. Он едва передвигал ноги, всё время падал, увлекая мать за собой. Пропитанное грязью и водой пальто сняли в прихожей, а ботинки в спальне. Лина потом ругалась, что вообще трогала, надо было оставить лежащим, как есть. Но тогда Дарине казалось, что достаточно ликвидировать видимые неполадки и всё само собой начнёт выправляться.
По большому счёту, почти так и произошло. Когда она сняла всю грязную одежду и обувь, обтёрла лицо и руки мокрой губкой, а потом чистым полотенцем бледные щёки чуть потеплели, чернота с губ ушла. Правда, тут же обнаружились многочисленные ссадины и царапины, до сих пор скрытые под грязью, но ни одной сколь-либо серьёзной. Отмытый Лёсик снова стал похож на человека, даже каши поел и забылся неровным сном.
Лины всё не было, и Дарина уже пожалела, что не вызвала «скорую». Сын то просыпался, то вновь засыпал. Временами приходил в себя, но явно ничего не понимал. Открывал глаза и начинал сбивчиво, растягивая слова, рассказывать о своих злоключениях. В какой-то момент его речь переходила в бормотанье, он замолкал и вновь погружался в беспамятство. Очнувшись в очередной раз, ничего из рассказанного ранее не помнил и с любопытством слушал свою историю в изложении матери. Зато припоминал другие эпизоды, никак не подходящие к первым.
Общая картина выходила совершенно несуразной. Вчера в два часа они должны были встретиться в мастерской отца с Гриней. Сандро их давно помирить хочет: хоть и сводные, но ведь братья! Лёсик пришёл, а Грини всё не было. И в четыре не было, а в шесть Лёсик отправился домой, но почему-то очутился у Грининого приятеля Ромки.
Вот тут в рассказе появился первый сбой. Ромка жил в районе Ржевка-Пороховые. Путь от мастерской на Марата не близкий. А по словам Лёсика он только мост перешёл. После очередного пробуждения эта картина смылась начисто, действие перенеслось к дому Грини. Лёсик вышел из парадной в раздражении. Брата он застал дома, они с Ромкой курили травку и были дураки дураками. Неудивительно, что Гриня забыл про встречу у отца. Он и Лёсику предложил курнуть, но тот отказался, обозвал Гриню придурком и отбыл, сетуя на потерянный день. Последнее, что припомнилось, как он идёт в сторону метро по одному из проходных дворов, а на него озадаченно глядит пожилой дядька в немодном плаще болонья.
Потом пошли разрозненные отрывки. Подвал он ползёт, обдирая руки о каменные выступы вот откуда обломанные ногти!.. натыкается на кучи разного хламья. Незнакомая лестница женщина в испуге отшатывается: «Наркоманы проклятые!» он силится сказать: не-е-ет, и вдруг оказывается на крыше. Смотреть вниз совсем не страшно он наклоняется, чтобы разглядеть малюсеньких человечков, игрушечные машинки Держится за антенну и качается вместе с ней Бабку припомнил это уже у метро она суёт ему в рот чёрные таблетки, а он лежит на скамейке, рядом народ гомонит: вроде живой надо скорую милицию
Тут появилась Лина, как всегда открыто-позитивная, пахнущая французскими духами, в платье с глубоким вырезом. Дарине так и представилось, как после телефонного звонка она тут же ринулась к шкафу, перебирая наряды, а потом в ванную наводить марафет. В этом вся Лина она обязана быть сногсшибательной при любом раскладе. Это входит в программу лечения, производит психотерапевтический эффект. Даже Лёсик, выплывая в очередной раз из глубин беспамятства, при виде Лины заулыбался, руки к ней протянул вроде как обниматься, но в последний момент передумал, стал крутить ладонями, будто дежурному санитару показывал их чистоту.
Лина, болтая и кокетничая, измерила пульс, давление, достала блестящий молоточек, постукала по голым Лёнчиным коленкам, поводила перед глазами. Дарина пересказывала похождения сына, тот слушал с интересом, потому как сам опять ничего не помнил. «Так, может, ты всё-таки курил травку?» вполголоса спросила Лина, припомнив историю с глюками и походом в ментовку. Но Лёсик спокойно и убедительно отрицал нет и нет, и вообще никогда! Она достала ампулы, шприц и сделала Лёнчику два укола, после которых он вскоре спокойно заснул.