Что же это у меня за неслухи за такие? отец светло и строго посмотрел мне в глаза. Ты слышишь, Григорушка?
Я покраснел, будто жару кто плеснул под меня:
Я больше не буду, па
Так-то оно правильнее, хлопче. Только одного рапорта тут мало. Надо делать, что обещаешь.
Я согласно кивнул.
С минуту отец молчал. Видимо, что-то вспоминал.
Хорошо бы, негромко сказал он, повидать ещё меньшака. Толюшку В интерес, и сейчас удирал бы от меня как тогда, как я уходил?.. Под барак залез от отца. Думал, не простясь не уйдёт папка на фронт. Еле вылез из-под барака Вокзал, поезд, звонок Ты его на руки хочешь проститься, а он от тебя со слезами Какой он там стал?
Он, па, по грудки мне, значит, уже во так, показываю я. На площадке всем туннели, значит, мастачит в песке. Я вожу его в сад, значит
Отец перебил меня смеясь:
Что это ты заладил про своё значит? Значит, значит, пристяжная скачет, а коренная не везёт. Понял?
Я обиделся, положил ему пилотку на ладонь. Мол, сладкая чаша пролилась кончилась дружба.
Ну ты чего, боярская душа, надулся, как дождевой пузырь? А? Косись не косись, а косей меня не будешь.
Отец приподнял мне подбородок я упрямо опустил голову.
Ах, какие мы обидчивые! Ах, какие несговорчивые да тяжёлые на подъём. Это у нас по рублю шаг Лысый подрался с крысой, крыса одолела, всю лысину проела!
Эта весёлая дразнилка, которой отец донимал меня всякий раз, как пострижёт, напомнила мне о доброй довоенной поре, и моя обида больше не обида, она почудилась мне пустячной, вздорной, ерундовской, отчего я и покажи, что не разучился смеяться.
Так на чём ты остановился? спросил он.
А на том, как водил я Толика в сад. Сам я в группе, где большие, а он в малышовской А мне, па, тёть Мотя, воспиталка нашая, поручает быть за старшего на площадке. Вчера вот подмогал ей за малышнёй смотреть. Вертунов в угол ставил.
Отец усмехнулся:
По старой памяти, что ли? Сам в углу ж вырос Подумать За время, покудушки я тут, на фронте, вытянулся в коломенскую версту!
Отец посадил мне пилотку на самое ухо.
Теперь ты у нас форменный красноармеец, сказал он с улыбкой и повернул лицо в сторону матери:
Поля, а что Митя, перьвенькой наш?
Мама не отвечала.
Она всматривалась отцу прямо в глаза, и в этом пристальном взгляде было всё: и растерянность, и гнев, и недоумение, и отчаяние.
Отец насторожился.
Что, плох?
Не-е, Мыкыш, Митька не плохый.
Так что ж тогда случилось?
А то, куда ни кинь, везде клин, а рукав не выходит Як ото подумаешь Посажу я ребятёжь за стол, кот по брусу идэ в борщу видать, як в зеркале: такой ото пустой, сама вода Не мне казать, не тебе слухать, у войны рот здоровый. А вы тут Не дужэ чи довго заигрались вы тут с вражиной? Другый год война, а конца и не бачишь, як лап у ёжика. Докы я буду хлопцам казаты: ось батько побье немца, придэ додому и всэ будэ гарно? Я вжэ устала дражнить их журавлём у неби, устали и они ждать Тяжко, а живём. Надо! Крутимся, свет ты наш! Митька там такой, хоть потолок подпирай А худючий там. Як хвощ! Шо здоровый на рост не беда, главнэ, не плетень плетнём. Як ни поверни всем хороший, грех жаловаться. Пошёл вот в третий В школе парубку печки да лавочки, особая уважительность. С почётной не сходит с доски.
Славно-то как! сказал отец. В отличниках сын мой! Золото моё!
Та як бы вражина не вытирал ноги твоим золотом
Отец задумчиво покачал головой, хотел было ответить, да так и застыл с открытым ртом позади внезапно раздался сильный грохот.
Я оглянулся на шум.
Шагах в сорока от нас воинский эшелон тяжело и спешно выстукивал по мосту свою морзянку: на фронт! на фронт!! на фронт!!!
Мыкыш, ще довго тутечки простоите? тихо, как-то виновато и надломленно спросила мама, провожая тяжёлыми глазами хвост стремительно уползающего за бугор чёрного поезда.
Да нет Днями и нам снова под пули стеной Громкое слово как острый мне нож, но поверь, Поленька, на то я сюда и шёл, своротить чтоб супостату салазки
Проводив нас за проходную, отец долго смотрел нам вслед с прощально поднятыми руками
16
Сон в кручине, что корабль в пучине.
Любви да огня от людей не утаишь.
С молодым солнцем я снова ушёл в сад к отцу.
Я ходил от дерева к дереву и спрашивал, помнят ли они отца, того отца, тогдашнего, с той встречи, когда мы были все трое вместе; в спокойном шелесте листьев я слышал скорбный рассказ о нём; остановившимися глазами я подолгу смотрел на всё тот же мост, на нематёрую мелкую речку с её стрежнями и присадами (островками из наносов), с её песчаной отмелью и лягушками, которые, прыгая боком с берега, творили слабую волну, однако достающую подошвой своей до арешника (гальки), отчего арешник, кажется, слегка покачивался на месте; я смотрел на белые нарядные папахи гор, слышал привычный в порту шум работ весь этот мир был частицей отца. Почему же был? Кто мне ответит, кто мне назовет того, кто настоящее сделал прошлым?
Да нет Днями и нам снова под пули стеной Громкое слово как острый мне нож, но поверь, Поленька, на то я сюда и шёл, своротить чтоб супостату салазки
Проводив нас за проходную, отец долго смотрел нам вслед с прощально поднятыми руками
16
Сон в кручине, что корабль в пучине.
Любви да огня от людей не утаишь.
С молодым солнцем я снова ушёл в сад к отцу.
Я ходил от дерева к дереву и спрашивал, помнят ли они отца, того отца, тогдашнего, с той встречи, когда мы были все трое вместе; в спокойном шелесте листьев я слышал скорбный рассказ о нём; остановившимися глазами я подолгу смотрел на всё тот же мост, на нематёрую мелкую речку с её стрежнями и присадами (островками из наносов), с её песчаной отмелью и лягушками, которые, прыгая боком с берега, творили слабую волну, однако достающую подошвой своей до арешника (гальки), отчего арешник, кажется, слегка покачивался на месте; я смотрел на белые нарядные папахи гор, слышал привычный в порту шум работ весь этот мир был частицей отца. Почему же был? Кто мне ответит, кто мне назовет того, кто настоящее сделал прошлым?
«Я клянусь тебе, речка, моряком обойду я чужие края, в той зложелательной окаянной земле, что вскормила войну, всех старцев я стану ловить за бороды, буду смотреть им прямо в глаза. Я отыщу, я из-под земли добуду того, чья пуля остановила отцово сердце! Ты слышишь, речка? Я отыщу! Отыщу-у-у!!.»
То был сон. Больное дитя яви.
Растолкал меня блудливый Вязанка. Он вернулся в общежитие на третью ночь под пробное пенье петухов под самое утро уже.
Ты чего тут с утра пораньше митингуешь? С ума спрыгнул, что ли? Я это бочком да в носочках одних мимо вахтёрки Храповицкой, дальше спокойней на душе уже коридор, настроение зеркальное, я и начни потихоньку драть козла, поглядывая через плечо на караульщицу:
Кто-то свистну-ул с-сапоги-и,
Ми-илая, не ты ли-и?..
Как вдруг твой слышу голосину: "Отыщу-у, отыщу-у!" У да у!.. Что это, думаю, разукался Григ мой Сразу скажу, нехорош сон. Дай копеечку, подправлю!
С проворностью и изяществом профессиональной гадалки Вязанка протянул руку.
Я отвёл её в сторону.
Не ломайся, не пряник Отстань
Здрасьте Испытай с моё да попробуй смолчать не смолчишь! Само наружу рвётся! Одному тебе и нёс, а ты отстань Вальку, сербиновскую эту монахиню с соседней парты, видал, что ли?.. В монастырь удалялась, так запеленговал?..
Вот ещё
Ну тогда слушай про мою монахиню, начал раздеваться Вязанка и с форсом прищёлкнул пальцами. Лёг, потянулся. Да-а Ходили мы походами в батумские края и хорошо ходили. Чисто за кормой!
Похваляешься всё
А чего мне похваляться? На фига матросу фантик?
Не остудила бы горячую головушку аварийная диспаша![19]
Ну да ладно, слушай Смеркалось А знаешь, это давно известно, темнота друг молодёжи. Так вот, встретились мы на набережной.
Собой Танёчек видная. Есть чем глазу разговеться. Любому глазу в праздник!
Молодой, в годах ли кто пройдёт, старушня ли проползёт какая всяк оглянется да вздохнёт: хороша, чего уж там, дьявольски как хороша в малиновых она брючках!
Ходили мы так, ходили по набережной Стал я присматриваться к публике, делаю для себя открытие: за нами кружит упрямо один и тот же табунок буквариков, будто чёрт гонит их кием нам вслед.
Мне вроде того и совестно. Ну что, зверьё мы какое без клетки? А ей этот табунок зелёного молодняка и вовсе мимо дела Да-а Это только кажется мимо дела, это только так кажется на первые глаза. На самом же деле, и толпа, и восхищённые взоры навстречу идущих всё это ей в руку, всё это ей по сердцу.
Но первейшее достоинство всякого спектакля он кончается.
Вижу, поднадоели скоро Татьяне эти разинутые рты головастиков, косые взгляды страховидных девиц. Взяла меня за руку, подошла к самой к воде. Позвала:
Эй! Давай сюда-а!
С важностью венецианского дожа подал к берегу свою новёхонькую лодчонку двух вод лохматоголовый пижон с чёрной щёточкой усов на тонкой верхней губе.
Отчаянно-дерзкие глаза смотрят не то чтобы с удивлением, хотя вовсе и не без него, не без нарочито-напускного равнодушия, но вместе с тем ещё как-то неожиданно смиренно, покорно-вопросительно, что ли.
Я слушаю, Таня, говорит он глухо. А Сергей что? и поджимает губы.