Несколько минут тишины. Только нож ритмично делает свое дело.
Арин, давай помогу тебе, насупилась Кнопа. Я же не знала
Ты на озеро сначала сбегай. Толку скоблить сейчас в таком настроении. Что стол от тебя возьмет сейчас? Слезы да раскаянье?
Кнопа, сверкая пятками, побежала к берегу. Плеск, писк от холодной воды. «Умница девчушка, решительная. Толк будет», Арина улыбается про себя, продолжая ножом орудовать.
Арин, я чистая, с босых ног стекает вода, не решается войти наследить, в дверях мнется.
Да ты становись на травки, не стесняйся, оботри ножки, для тебя их собирала, подмигивает Арина и греет взглядом курносое личико.
У порога и впрямь свежих трав охапка. Кнопа становится на них, робко топчется, а на лице мягкая улыбка, да взгляд чистым-чистым становится.
С себя начинай, девочка. Всегда с себя, улыбается Арина и приглашает жестом к столу. Тогда исполнится твоя мечта. Тогда ты ее совсем по-другому увидишь и прочувствуешь.
Синичка, которая мечтала о жизни за окном
Синичке казалось, что она запуталась. Вот все ее товарки, спокойненько нахохлив перышки, клюют сало на окошке. А она вроде бы и клюет, но так ее интересует жизнь за этим окном Намного больше, чем сало.
Чего замерла? Полетели, там в пятом доме семечек насыпали, чирикнул Тертый Воробей и вопросительно покосился взглядом.
А она заглядывала в освещенную теплым торшером комнату и спрашивала себя: почему я здесь, а не там?
На подоконник вальяжно вышла Кошка. Потянулась, лениво кивнула Синичке и разлеглась между фиалок. «Эх, вот Кошка может быть и там, и тут. А я только тут, вздохнула Синичка. И сколько я ни билась об стекло, ничего не менялось»
Ты летишь или нет? нетерпеливо чирикнул Тертый Воробей. Чего застряла?
Точно, застряла, вздохнула Синичка и полетела таскать семечки. Зима долгая, морозная, иначе не прожить.
Кошка проводила взглядом птичек и задремала.
А на следующее утро они встретились. Кошка, оставляющая мягкие следы в мягком снегу. И Синичка, севшая на отливе погреться на солнышке.
Что, в дом до сих пор хочешь? мурлыкнула Кошка.
Откуда знаешь? вздрогнула Синичка, готовясь упорхнуть.
Да у тебя все над клювом написано, хмыкнула Кошка. Хочешь помогу?
Синичка понимала, что, даже просто разговаривая с Кошкой, становится на скользкий путь. Но так ей хотелось попасть в это теплое и красивое пространство, так хотелось, что она готова была рискнуть даже жизнью.
Как поможешь? робко спросила Синичка, готовясь упорхнуть в любой момент.
Занесу тебя в дом. Как добычу, ухмыльнулась Кошка. Не страшно? и равнодушно зевнула, показывая белые острые зубы.
А не съешь? недоверчиво спросила Синичка, сама ужасаясь своей наивности.
«Вискас» вкуснее, пожала плечами Кошка и добавила: Но у меня свои выгоды, не спрашивай.
Мысли в голове Синички боязно трепыхались. Рискнуть? Или не рискнуть? Жизнь на кону Стра-а-а-шно. Почему всё, чего очень-очень хочется, такое страшное?
Кап-капи-кап. Кап-капи-капи-кап. С сосулек дружно сбегала вода, напоминая о приходе весны.
Спасибо тебе, Кошка, за идею спасибо! крикнула Синичка, влетая в открывающуюся дверь. Смело, радостно, с надеждой.
И это было в сто раз лучше, чем в зубах у Кошки.
Ласточка в курятнике
Жила была ласточка. Она любила летать. А еще больше она любила летать в компании других ласточек.
Ласточка парила в небе, смотрела по сторонам: вокруг сотни таких же, как она, увлеченных своей жизнью, любимым полетом, солнышком и небом птиц. С кем-то можно было пересечься, коснуться крыльями, взглянуть друг на друга с сопричастностью и рвануть дальше. И так это было здорово: просто жить, просто летать, наслаждаться теплом, небом и солнцем.
А потом ласточке очень захотелось найти любимого и вывести с ним птенчиков. Мечта исполнилась быстро, и вот они уже вместе летают, соприкасаясь крыльями, и носят крошечные комочки глины к своему гнездышку, которое решили построить под крышей уютного выбеленного курятника.
А потом она сидела на крохотных, таких трогательных в своей беззащитности яйцах и мечтала о том, как они с супругом научат детей летать, и они все вместе продолжат свою яркую, полную полета и солнца жизнь.
Супруг носил ей еду, любил и заботился. А ласточка передавала эту любовь сквозь тонкую скорлупу, удваивая своей.
А потом она сидела на крохотных, таких трогательных в своей беззащитности яйцах и мечтала о том, как они с супругом научат детей летать, и они все вместе продолжат свою яркую, полную полета и солнца жизнь.
Супруг носил ей еду, любил и заботился. А ласточка передавала эту любовь сквозь тонкую скорлупу, удваивая своей.
А еще ласточка смотрела сверху на жизнь куриц. И так это было интересно, непривычно. Они ходили целыми днями, что-то гребли, выклевывали. Не очень быстро убегали от рыжего петуха, который важно ходил среди своих курочек, похлопывая красивыми зелеными крыльями. Раз в день садились курочки на насест и начинали квохтать. Вечером хозяйские дети приходили с корзинкой и собирали яйца. А на следующий день всё начиналось снова.
Куры вечно квохтали о чем-то своем: то о зернышках, то о яйцах, то о петухе. Их жизнь проходила деловито и размеренно. Иногда какая-то курица садилась на яйца и становилась сразу настороженной и подозрительной. Клевала всех, кто подходил ближе, чем положено, и вообще старалась уединиться, спрятаться от остальных пока яйца не высидит да цыплята не подрастут.
Однажды молодая курица взобралась на самую высокую жердочку и посмотрела на ласточку.
Семейная жизнь началась? одобрительно квокнула. Полеты закончились?
Как закончились? удивилась ласточка. Скоро деток летать учить будем, а потом в теплые края вместе отправимся. Полеты никогда не закончатся.
Да ну! Разве так живут приличные семейные птицы? с сомнением покосилась курица. Ты только посмотри вокруг!
А вокруг действительно не было ни одной ласточки из курятника чистого ясного неба было не видать. Зато везде деловито похаживали куры, которым даже в голову не приходило, что можно взлететь.
Ты же теперь всегда здесь будешь? спросила курица и, не дожидаясь ответа, пошла по своим куриным делам.
Шли дни за днями. Скоро вылупятся птенцы, и уже нужно будет вдвоем с супругом ловить им мушек да мошек. Муж ласточки был всё таким же заботливым и любящим, но он соскучился по совместному полету, спрашивал ласточку: «Ну что? Скоро полетим?»
Ласточка хмурилась и глубже закапывалась в гнездышко. Всё в нем было таким привычным, жизнь размеренной. А небо Небо стало забываться, казалось, что свободный полет уже не для нее. Да и птенцы. Ну кто с птенцами может быть свободным?
И когда появились птенцы, ласточка решительно заявила супругу: «Как я их оставлю? Давай ты будешь и дальше носить еду, а я займусь хозяйством, буду за птенцами присматривать, уют в гнездышке наводить».
Супруг удивился, но ничего не сказал. Вылупились птенцы, и ласточка действительно крепко осела в своем гнезде, передав всю заботу о мушках и мошках супругу.
Он старался изо всех сил. Носил еду и деткам, и жене. Все были сыты и сидели в своем уютном гнездышке.
Малыши подрастали, в гнезде становилось всё теснее. Кушать хотелось всё больше. Но супруг ласточки не жаловался. Просто продолжал делать что может.
Ласточка уже привыкла ужиматься и забыла, что значат полет и свобода. Детки тоже не знали другого: теснились в гнезде, не знакомые с другими ласточками.
Периодически супруг спрашивал: может, полетаем? Но как она могла оставить детей и гнездо. Что тогда случится? Да и как другие ласточки их примут? Они казались всё более чужими, и думать о них было с каждым днем всё тревожнее.
Эта тревога сделала ласточку нервной и суетливой. Она придиралась к мушкам, которых носил муж, стала плаксивой и скучной. Ее раздражали даже дети, хотя она их очень любила. У ласточки было чувство, что она запуталась. Потом она решала, что просто делает недостаточно, и начинала еще тщательней выметать мусор из гнездышка и придумывать новые блюда из мошек. Но это не помогало.
Иногда она пыталась общаться с курами и даже убеждала себя, что ей это всё интересно, терпела их странные замашки, поддерживала скучные разговоры, но раздражение и тревожность никак не проходили.
Детей пора учить летать, сказал однажды супруг.
Но ласточка засомневалась: пора ли, не рано ли? Да и зачем, думала она, ведь нам так хорошо в гнезде всем вместе. Оно нас объединяет, делает семьей.
Супруг вздохнул, но ничего не сказал и улетел за мушками.
Шли дни, птенцы росли и потихонечку разносили гнездо. Ласточка всё больше сердилась, уже не только на детей, но и на супруга. А он всё позже по утрам просыпался, всё раньше вечером возвращался домой и всё реже приносил добычу. На возмущения ласточки он говорил, что старается. И что устал. И что делает что может. Но ни разу не сказал ей о ее выборе и о том, что он женился на ласточке, а не на курице.