Но время шло, а он так и продолжал жить для себя, любимого, приговаривая, расставаясь, с трудом сказать, с которой по счёту спутницей жизни: «Все бабы дуры и сволочи. И я дурень, что верю им».
Но бабы на него почему-то не обижались и продолжали ублажать его, толстого и щедрого и на деньги, и на любовь. Ко всем.
Ни одна из них так и не смогла приручить Сеню. Несмотря на свои гигантские габариты, он представлял собою воплощение всех мыслимых мужских достоинств и всех недостатков одновременно. На этот коктейль, как на мед, постоянно летели всё новые жертвы, а он не сопротивлялся, позволяя очередной подруге жизни ухаживать за собой.
Чаще всего Сеня находился в состоянии поиска выпивки или похмелья, если, конечно, не был занят какой-нибудь очередной шабашкой или не отправлялся на браконьерский промысел рыбы на своем катере. Нередко он зависал с друзьями в своем лодочном гараже на берегу моря.
В этот раз Сенька был трезв. Почти трезв. Что меня несколько удивило. Мне отчего-то стало тревожно на душе.
Дульсинея! Где ты лазила эти дни! Пыхтел он, пятясь спиной ко мне и закрывая калитку. Ввалившись полностью в пространство двора, необъятный Семен повернулся и тут увидел внедорожник. Крайняя степень изумления тут же вылилась у него в виде непроизвольной икоты.
Ни хрена себе! Пардон! Когда ты успела его пригнать?
Это не мой.
Ясно, не твой. Хозяин тачки где?
То есть?
Его вчера волокли в дупель пьяного по улице.
То есть???
Янычар с сыном. Я видел. Эта машина стояла у них во дворе. Наверно, что-то там мастырили ему. Ну и отметили, как водится. Тут же, у него в чайхане. Ну и напоили. Яныч, сама знаешь, на говне экономит.
Сеня осторожно, чтобы не задеть машину своим необъятным брюхом, обходил её боком, продолжая свои рассуждения:
Как пить дать, палёной водкой мужика напоил. Вот тот с непривычки и вырубился. Похоже, иностранец какой-то. Бормотал не по нашему. То ли по-арабски, то ли по-французски. Так и не понял. Матерился, правда, по-нашему, почти без акцента: «Твою мыть да твою мыть!» Пока они его волокли, псина за ним бежала. Гавкала, всех перебудила в два ночи. Я выглянул, хотел присоединиться к компании, да моя зараза не пустила. Поздно уже было, да и спешили они, видать.
Эта собака? Я приоткрыла ворота бункера и кивнула внутрь.
Вроде она. Та тоже маленькая была. И гавкала, Сеня громко икнул. Пардон! Она, что, дохлая?
Я осторожно кивнула головой, ничего не понимая.
Что она здесь делает? Сеня спросил самое умное, что смог придумать.
Как видишь, валяется и не гавкает.
А где хозяин? Он опять икнул. Пардон
Этой машины? Он наверху, я указала в сторону дома.
Пока я ничего не могла понять.
Сеня, а ты точно видел, что они тащили его именно сюда? Меня ведь не было. И Яныч об этом знал.
Дашка, вот я и говорю, что без пол литры не разобраться. Они этого мужика к тебе во двор занесли. Я точно видел. Почему и пришел, думал, он сегодня с похмелья, захочет принять. Сама понимаешь. Сеня потупил взор и, приложив огромные руки к дырке на рубахе, как раз напротив сердца, признался:
Утром я уже приходил, никто не открыл. Дай, думаю, ещё разок после трех загляну. На этот раз повезло.
И он опять икнул. Но не извинился «пардоном», а сел на краешек скамейки, которая под его весом жалобно скрипнула.
Ладно, Сеня. Разберемся, устало сказала я, направляясь в глубь двора. Боком пройдя вдоль сверкающего бампера машины, подошла к кабинке душа, спрятанного за живой изгородью, увитой виноградом. Дернула дверь и обомлела. Увиденное повергло меня в состояние ступора.
Может быть, я бы так и стояла истуканом, если бы не та самая, уже знакомая мне крыса, которая в этот раз кинулась в мою сторону из под голубенького тазика, аккуратно прислоненного к стеночке. Я визгливо, как-то по-бабски истошно завопила.
Когда в легких стало пусто, и я замолкла, то так и стояла, судорожно глотая ртом воздух совсем, как рыба, выброшенная на берег.
Внутри, на табуретке в предбанничке, неестественно свесив голову набок, сидел голый мужик. Из всей одежды на нем были только носки и кожаные сандалии (кстати, похоже, очень дорогие). Все остальные вещи аккуратно висели на гвоздиках, вбитых рядочком в стенку душа. Тут же у табуретки стояла и барсетка.
В руках мужик держал пустой стакан. На его правой ладони виднелась небольшая наколка в виде трёх семерок, которые жались к большому пальцу.
Вот что значит, вовремя не похмелиться, услышала я сочувственный из-за спины голос Сени. А ты говорила, он наверху. Не дождался пива, вот и помер, бедолага.
То есть как помер? Почему здесь? Вернулся ко мне дар речи. Кто позволил? Это мой двор!
Сеня, не слушая моих возмущений, сочувственно говорил, дыша мне в макушку густым перегаром:
Почему, почему? Не видишь стакан пустой. Вот почему.
Но это не он.
А машина чья?
Не моя. И не его, ткнула я пальцем в голого мужика. А может, и его? Уже не знаю.
Что случилось? Почему ты кричала? Вадим заглянул через наши спины внутрь душевой кабинки и замер. Ах, вот он где
Это хозяин машины, шепнула я Сене на ухо.
Здорово, мужик! Сеня повернулся к моему квартиранту и, внимательно оглядев его, произнес:
А ты совсем не тот мужик, которого волокли. Тот вон сидит. Похоже, неживой. Что делать-то будем?
Мы все молчали. И тут Сеня, вытирая подолом грязной рубахи потный лоб, брякнул полную чепуху:
А может, закопаем?
Диким взглядом я буквально испепелила его, и он, оправдываясь, пролепетал:
Я имел в виду только собаку. Помолчав, продолжил: А ещё лучше предлагаю принять грамульку для прояснения мысли и промывки мозговой извилины. А этот пусть тихонько посидит здесь, пока мы подумаем. Дуся, может, его простынкой прикрыть?
Сеня, ты пойди-ка лучше на кухню. Там, в шкафчике, стоит, увидишь. Налей. Всем налей.
Осторожно прикрыв двери душевой, Сеня ушел на неестественно прямых ногах. Я и Вадим остались стоять рядом с душевой кабиной. Рывком развернув нового постояльца к себе, решительно потребовала:
Рассказывай!
Это мой брат. Он же компаньон по бизнесу.
Ну! Я начала его трясти.
Остальное потом. Но никто не должен знать, что здесь произошло. Пока. Хотя бы сутки.
Он что, так и будет здесь сидеть? Голым?
Зачем здесь? Почему голым? Мы его спрячем.
Куда?
Море большое, есть куда прятать, он сказал это так спокойно и даже обыденно, что у меня мороз по коже пробежал.
То есть? Ты хочешь его того?Он что, умер?
А ты сама не видишь?
Я не знаю
Повисла тягостная тишина.
В этот момент железная дверь душа сама собой распахнулась, с грохотом ударилась о железное корыто, которое валялось рядом.
Голый дядька внезапно как-то судорожно всхлипнул, дернул головой и посмотрел на нас мутными глазами.
Его чудесное оживление меня так обрадовало, что я во всю глотку заорала:
Ур-р-р-ра! Живой!
А ты думала какой? Вадим накинул на брата полотенце, которое я так и держала в руках.
Но собака была дохлая Я и подумала
Вот вся ваша бабская логика! Хрустя огурцом, произнес Сеня, выглядывая в окошко кухни. Я же сразу сказал: без поллитры никак не разобраться. Мужику надо срочно налить, а то он точно окочурится. Пиво есть?
Безалкогольное, отозвался Вадим.
Дело дрянь. Надо бы водочки.
Коньяк подойдет?
В самый раз. Доставай.
Всё пришло в движение. Брата разули, поставили вертикально и включили душ. Под струями теплой воды, нагретой солнцем в баке, и под напором холодной воды из уличной колонки, которой я прицельно поливала его из шланга, этот невменяемый гражданин наконец-то пришел в сознание. Увидев, что из шланга его поливает женщина (то есть я), он повернулся спиной и попытался одной рукой прикрыть свои срамные места, а другой начал отмахиваться от холодного и безжалостного потока воды, которым я целилась в него, как из пулемета.
Какое-то дикое ожесточение охватило меня, когда я поливала его водой.
Гаденыш, пьянь позорная, алкаш подзаборный, сучий потрох! Это только печатные выражения, которые я довольно громко шипела, стараясь попасть в него упругой струей воды. Заставил меня пережить такой стресс! Такой удар! Покойник в доме! В душе! Хорошо, хоть не в кухне. Будешь знать, пьянь, как пить всякую дрянь!
Сеня меня еле оттащил от шланга, попросту перекрыв кран.
Всё, Даша, хватит. Пожалей мужика. Он уже синий от холода. Его пора приводить в чувство. Пошли, родной, как там тебя
Он обернул трясущегося дядьку в полотенце и отвел на кухню.
Меня сразу как-то попустило, как будто вода смыла напряжение последних событий. Только вот в голове немного гудело. Устала, наверное.
Спустя полчаса мы все вместе сидели на веранде и оживленно обсуждали происшедшее. Лично я больше всего переживала, чтобы под тяжестью Сени не рухнул мой второй этаж. Но, видно, хорошо строили в начале века, да бывший муж не подвел, когда возводил веранду и устанавливал лестницу.