Сын ушел, оставив женщину одну.
«Как же так?» не понимал я, полагая, что сейчас они вместе пойдут домой.
Я вспомнил, как они тогда уходили от меня. Действительно, в моих прощальных словах не было особого оптимизма. Но ведь парень тогда излечился. Куда же он отправился сейчас, оставив мать сидеть на скамейке в одиночестве? Я двинулся за ним. Опыт слежки, полученный когда-то, сейчас был очень кстати.
В моих воспоминаниях подросток был скромным и зажатым, сейчас же он уверенно шел по тротуару вдоль улицы, словно точно знал, куда ему нужно. По дороге я наткнулся на киоск с газетами. Мой взгляд на секунду остановился на мыльных пузырях, расположенных на витрине. В моей голове мгновенно мелькнула мысль, что они мне могут пригодиться, если вдруг придется общаться, с удаляющимся от меня пареньком. Моя единственная ассоциация с наркоманами состояла в том, что у них блестят глаза, и сейчас мне казалось, что с помощью мыльной воды будет очень легко заставить глаза слезиться, ну и, соответственно, блестеть.
Купив мыльные пузыри, я прибавил ходу, все-таки я потерял ценное время, и теперь парень от меня отдалился. Я почти догнал его как раз в тот момент, когда он свернул во двор. Я направился за ним. Двор на вид оказался довольно заброшенным, за домами, которые тянулись вдоль улицы, были расположены ряды гаражей.
«Вот же гад, все же деньги у меня он взял на новую дозу, а не на еду» яростно подумал я.
Необходимо было что-то предпринимать, времени совсем не оставалось. В любой момент он мог пропасть из моего поля зрения, растворившись в бесчисленном количестве гаражей. Я окликнул его по имени. Он обернулся, было видно, что он напуган моим появлением.
Привет дружище, так и знал, что это ты, продолжил я, стараясь растягивать фразы и глупо улыбаться.
Именно так я всегда представлял людей, находящихся под психотропными веществами. Моя улыбка на него не подействовала, он по-прежнему стоял, не шевелясь и глядя в мою сторону. У меня создалось впечатление, что он готовиться к побегу.
Ты что меня не узнал? Мы же как-то с тобой уже пересекались. Ты еще с девушкой был. Весело тогда время провели. Как, кстати, она поживает? продолжил я.
Ее больше нет неуверенно, произнес он.
Да, друг. Такое теперь часто происходит. Общаешься, общаешься с человеком, а потом вдруг узнаешь, что его больше нет. Крепись. Это суровая правда жизни. Я четверых за год похоронил. Все молодые, веселые были, потихоньку приближаясь к нему, говорил я.
Он молчал и продолжал стоять, практически не шевелясь. По его лицу было видно, что сейчас в голове он прокручивает все вечеринки, на которых побывал, пытаясь вспомнить, кто же я.
А ты, похоже, сюда не просто так заглянул? продолжал я разговор.
Нет, просто так, все так же неуверенно сказал он.
Да, ладно. Меня-то можешь и не обманывать. Все-таки свои люди, продолжал я.
Он по-прежнему выглядел напуганным. Возможно, я плохо пародировал лексику, употребляемую в кругах его общения. Но я ничего не мог с этим поделать, в его кругах я никогда не бывал и пытался говорить так, как это представлял.
Пойдем, я тебя проведу к одному очень хорошему человеку, я сегодня у него уже был. Товар отменного качества. Ты же со мной поделишься? продолжал я, не выходя из роли.
Нет, я же сказал, я тут просто так, нервно, произнес он, повысив голос.
Я уже знал, чем закончу всю эту драму, только что написанную в моей голове. Но для эффектной концовки мне нужно было место поукромнее, чтоб никто из случайных прохожих не увидел моего сольного представления.
Да не переживай ты, все будет хорошо, пойдем за мной, говорил я, уже поравнявшись с ним и слегка беря его за руку.
Он отдернул руку. Надо было хотя бы на десять метров его отвести вглубь гаражей, и уже было бы подходящее место для моего фееричного финала. Но он стоял как вкопанный.
Да не трясись ты так, подбадривал я его, пытаясь незаметно встряхнуть в кармане баночку с мыльными пузырями. Не первый же день мы с тобой знакомы.
Он не двигался, с опаской глядя на меня. Ну что же, я мог отыграть всю драму и без его участия, хотя мне и казалось, что чем ближе он будет к гуще событий, тем сильнее будет эффект.
Ну и стой себе тут, раз так хочешь, я и один могу сходить, сказал я, сделав обиженный вид.
Я направился к выбранному месту для финальной сцены, по пути откручивая крышку с мыльных пузырей. Я чувствовал, как по карману потекла жидкость. Меня это ни капли не смутило, даже если пятно не отстирается, что поделать искусство требует жертв. Дойдя до намеченного места и нащупав рукой в кармане мыльную пену, я был готов к завершению своего сольного концерта.
Он не двигался, с опаской глядя на меня. Ну что же, я мог отыграть всю драму и без его участия, хотя мне и казалось, что чем ближе он будет к гуще событий, тем сильнее будет эффект.
Ну и стой себе тут, раз так хочешь, я и один могу сходить, сказал я, сделав обиженный вид.
Я направился к выбранному месту для финальной сцены, по пути откручивая крышку с мыльных пузырей. Я чувствовал, как по карману потекла жидкость. Меня это ни капли не смутило, даже если пятно не отстирается, что поделать искусство требует жертв. Дойдя до намеченного места и нащупав рукой в кармане мыльную пену, я был готов к завершению своего сольного концерта.
Еще раз осмотревшись по сторонам нет ли нежелательных зрителей, я начал трястись и, схватившись за лицо, упал на землю. Набрав пены в рот, я перевернулся на спину и продолжил трястись, выпуская тонкую струйку из рта. Именно так я запомнил из фильмов подобные сцены, где герои погибают от передозировки. Меня пугало только одно, что сейчас этот человек, наблюдающий за моей «агонией», проявит несвойственное ему мужество и начнет звать на помощь или же сам кинется ее оказывать.
И он кинулся, но только не за помощью, а подальше от этих гаражей. Перед этим я успел заметить, как его взгляд наполнился ужасом. Я смотрел ему вслед, уже перестав трястись, и думал, что только-что я подкинул ему еще одну сцену для его будущего шедевра.
И все же моя радость продлилась не долго, спустя всего лишь несколько минут она сменилась тревогой. Я вмешался, вмешался туда, куда, как я полагал, не должен был вмешиваться. Что теперь с ним будет? Начнет ли он писать книги или же побежит к другому торговцу смертью? Я позвонил своему опекуну, но не стал ему ничего рассказывать, а лишь уточнил, звонил ли ему тот другой я, который сейчас сидел в своей квартире и винил себя за беспомощность, точно так же, как я сейчас винил себя за вмешательство. Получив утвердительный ответ, я отправился в квартиру врача. Мне бы не помешала сейчас медитация, чтоб успокоить свое волнение, ну и, пожалуй, сладкий чай, так как послевкусие от мыльной пены оказалось не самым приятным.
9
Вечером я вновь позвонил своему опекуну и попросил разложить карты на парня, с которым сегодня мне пришлось встретиться. Я не стал рассказывать ему причины своей тревоги, а напомнил, что в прошлой жизни видел, как он гадает, а значит, и сейчас это надо сделать, чтоб не менять будущее. Он со мной согласился.
Я даже не представлял, что мои чувства и чувства меня прежнего так взаимосвязаны. Я помнил, как в прошлой жизни всю неделю, проведенную у своего земного наставника, я прожил в ужасных муках, каждую минуту упрекая себя за то, что все испортил. Сейчас же у меня были очень похожие чувства, пожалуй, я даже сильнее упрекал себя. Мое вмешательство могло изменить будущее, и тогда будущее майора и инженера тоже могло бы измениться, могут измениться все даты в их судьбе. И как тогда мне изменить самые судьбоносные моменты в их жизни, если я теперь не буду знать, когда они произойдут? Я не должен был вмешиваться, меня там вообще не должно было быть. Сейчас я прекрасно это понимал, но тогда, стоя у подъезда и глядя в след одиноко уходящего подростка, я думал совершенно по-другому.
Всю неделю я провел в этих муках, я каждый день звонил своему опекуну и просил его заставить своего гостя позвонить и узнать, что происходит с его первым клиентом, пишет ли он что-то, или его вообще нет дома? Он мне, конечно, отвечал, что карты ему сказали о том, что все в порядке, но сейчас я не верил картам. Меня мог успокоить только голос его матери, говорящий в телефонную трубку, что ее сын не выходит из своей комнаты и все время что-то пишет.
В один из дней я даже не выдержал.
Что значит, он не хочет звонить? крича в телефон, говорил я опекуну. Как можно быть таким трусом? Я бы на его месте уже давно позвонил.
Ты был на его месте, спокойно ответил он. Помнишь, чем всё в итоге закончилось?
Да помню, обреченно произнес я, простите, что поднял на вас голос.
После этих слов я сбросил вызов. Теперь за свою прежнюю трусость я презирал себя еще сильнее, и больше ему не звонил.
Кстати, я совсем обделил вниманием врача, у которого гостил. Он оказался очень приятным человеком, постоянно пытался меня подбодрить, звал на вечерние прогулки, рассказывал мне много интересных случаев из своей практики. В общем, старался развлекать меня как мог. Я старался скрывать от него свои переживания и не говорил о них, и все же, уверен, они не остались им не замеченными.