В это время полковые офицеры возбуждали солдат противу Павла всякими скабрезными шуточками. Однако узнав что он еще не пойман и бежал, все уже приготовившиеся поздравлять друг друга с новым императором стали очень серьезны. Немедля солдаты примкнули штыки и начали искать повсюду.
Откуда вы, сударыня? на бегу осведомлялся Павел у Лесистратовой. Я полагаю, что вы посланы мне во спасение с небес!
О нет, ваше величество, отвечала Лиза шепотом, я служу в Тайной экспедиции, и мы давно уже следили за заговорщиками, но только я одна относилась к этому всерьез! Вы представляли меня к ордену святой Екатерины А пока нам надо спрятаться!
Ах да, помню, дело о пропавших предсказаниях. Слава богу, что в Тайной экспедиции нашелся хоть один человек с головой на плечах, а то ведь ее глава генерал-прокурор Обольянинов человек без всяких признаков ума или таланта. Проворонить такой заговор и у себя под носом! Я сделаю вас статс-дамой, фрейлиной, всем кем пожелаете, только спасите меня!
Однако же кольцо вокруг бежавших, временно спрятавшихся во дворе замка, сжималось все теснее. Преображенцы и семеновцы с молодецким гиканьем обходили кусты, наподобие егерей, травящих зайца на охоте, подбираясь все ближе, и граф Г. уже полагал что ему придется погибнуть здесь со шпагой в руке, защищая императорскую жизнь, как вдруг произошло еще одно чудо, пожалуй последнее на эту ночь. Неожиданно откуда-то из тени выпрыгнула целая карета, запряженная четверкой лошадей, и голос Черного барона на вроде бы русском, но странном наречии, наподобие воровской фени, произнес:
Ваше императорское, садитесь в тачку то есть в карету! Живее, не тормозите!
Кто это? вопросил Павел недоуменно. Кто вы такой, сударь?
Ваша крыша! Ну то есть типа шефская помощь. Мальтийский орден, если угодно. Да садитесь же! Если б Борис Крутой в девяносто первом так тормозил бы, до сих пор коммуняки бы у нас рулили. Запрыгивай, не парься!
Ошеломленный император, которому однако же решительно некуда было деться, влез в карету, а троица в составе графа Г., Морозявкина и мамзель Лесистратовой воззрились на Барона с ужасом, как будто увидели призрак из прошлого.
Что это вы на меня так уставились, мамзель? вопросил БэВ раздраженно. Мы что, с вами уже встречались? В прошлой жизни, ну то есть в будущей? В программе «Пусть говорят»? А черт, совсем запутался. Ну ладно, как говорится оревуар! Давай, погнали, обратился он к кучеру, и карета, влекомая мощными вороными лошадьми, исчезла вдали.
* * *На следующее утро российское государство, начиная с его царственной столицы Санкт-Петербурга, ожидали значительные перемены. Грозные и ужасные слухи разносились по городу что у императора ночью случился апоплексический удар табакеркой в висок, что лекари его еле спасли, что будто бы на него ночью налетела целая стая то ли людей, то ли призраков и он скрывался от них не то в кавалерском Андреевском соборе, не то у британского посланника Уинтворта. Почему именно там никому не было ведомо, но эти басни передавались из уст в уста.
До сих пор вся страна ждала некого избавления от поднадоевшей тирании, так сказать разрешения от бремени однако же ближайшее будущее ясно показало что ожидания эти совершенно беспочвенны. После однодневного оцепенения уже на следующий день как из рога изобилия посыпались императорские указы и приказы. Окопавшийся в имении Аракчеева, находившемся менее чем в сутках пути от Петербурга, окруженный верными ему войсками, гатчинцами, сохранившими верность присяге, государь решительно озверел и решил покончить с заговорщиками самым непосредственным образом.
Ах, ваше величество, что же это вы не призвали меня ранее? Из-за преступной задержки моих саней на заставе вы могли погибнуть, а с вами и вся империя! говорил императору граф Аракчеев, бывший комендант Гатчины и инспектор всей артиллерии.
Вижу, Алексей Андреевич, что я весьма зря стал забывать старых друзей. Вы да граф Ростопчин вот кто мои истинные друзья, вот кого я должен был жаловать не только чинами, но и держать подле своей особы. Орден святого Иоанна Иерусалимского, какового вы командор, а я магистр вот истинная святыня и опора, а на коварную петербургскую знать и надеяться не стоило. Провидение подвергло меня испытанию я его перенес, и теперь уже не промахнусь!
Началась череда арестов, пыток и казней. Напрасно граф Пален пытался уверить Павла что он намеренно влился в ряды заговорщиков, а иначе никак не смог бы узнать их преступных замыслов, против него показывали слишком уж многие, и показания их были убийственны. Генерал Талызин, командир Преображенского полка, рассказал что однажды ввечеру обнаружил на столе своем послание от графа Панина, в котором тот предлагал ему помогать Палену, говоря что уже дал генералу лучшие рекомендации. Талызин сжег письмо, и после этого, встреченный фон дер Паленом во дворце, был приглашен им для совещания и заговора.
Началась череда арестов, пыток и казней. Напрасно граф Пален пытался уверить Павла что он намеренно влился в ряды заговорщиков, а иначе никак не смог бы узнать их преступных замыслов, против него показывали слишком уж многие, и показания их были убийственны. Генерал Талызин, командир Преображенского полка, рассказал что однажды ввечеру обнаружил на столе своем послание от графа Панина, в котором тот предлагал ему помогать Палену, говоря что уже дал генералу лучшие рекомендации. Талызин сжег письмо, и после этого, встреченный фон дер Паленом во дворце, был приглашен им для совещания и заговора.
Но ведь именно я, ваше величество, я рекомендовал вам сослать великих князей, я и всех остальных арестовал бы, я уже шел вам на выручку в Михайловский замок! вопил Пален, ползая на коленях вокруг императорского трона, будучи напоследок удостоенным такой чести.
Сударь, будучи военным губернатором, вы не предприняли для моего спасения решительно никаких мер! Вы были в списках заговорщиков, и в самых их рядах в ночь на двенадцатое марта! Все показали против вас, и братья Зубовы, которые кончат жизнь свою на эшафоте, и Беннигсен, и прочие мерзавцы! Не желаю ничего слушать! В Сибирь, на вечное поселение! А остальных в кандалы, в крепость, заковать в цепи, и немедля! Всех до единого сыщем подлецов, не сомневайтесь, выкрикнул Павел, по привычке давно уже соскочивший с трона и мерявший шагами тронную залу.
Не будучи провидцем, Павел I был весьма суеверен, недаром он уверовал в предсказание о том что если уж спокойно процарствует четыре года то будет счастливо править страной и все остальное время. Прислушивался он впрочем и к более мрачным прогнозам, предрекавшим что жить ему лишь столько лет, сколько насчитывается букв в надписи над воротами Михайловского замка «ДОМУ ТВОЕМУ ПОДОБАЕТЪ СВЯТЫНЯ ГОСПОДНЯ ВЪ ДОЛГОТУ ДНЕЙ». Но видно оптимистичное пророчество в его сознании победило, и по прошествии четырехлетнего срока он даже именным указом вернул в северную столицу всех ранее им сосланных и этим чуть не погубил себя. Однако же после неудачного покушения добрые подданные стройными рядами вновь поехали в свои поместья, а многие и в места не столь отдаленные, и мельница репрессий резво завертелась.
Братья Зубовы Платон, Николай и Валериан были в скором времени казнены через повешение, царь лично утвердил приговор суда. Приговор был объявлен в Петропавловской крепости и быстро приведен в исполнение, причем решено было использовать веревки потоньше, дабы петли быстрее затянулись. Предварительно на этих веревках взвешивали многопудовые мешки с песком, дабы экзекуция не кончилась конфузом, по приказу нового генерал-губернатора Петербурга, каковым стал Аракчеев.
Всемогущий когда-то фон дер Пален оказался в ссылке в столь далеком сибирском городке, что и названия его никто не мог запомнить. Генерал Беннигсен, граф Никита Панин и ряд прочих офицеров и вельмож, рангом помельче, стали каторжанами и гремя кандалами начали мерять сибирские дороги и добывать руду на приисках. Великие князья Александр и Константин теперь оказались заключенными в крепость уже не только на бумаге, но и на самом деле, имена их постепенно начали стираться из памяти, а в Северной Пальмире стали вершиться дела, необыкновенные даже для тех кто уже привык к чудачествам государя.
В крайнем раздражении император даже решил объявить войну иностранным державам, прочем замысел этот созрел у него еще до покушения. Однако же курьеры с этим указом были задержаны по приказу Черного барона, который сделался самым главным и любимым советником Павла, превзойдя даже Аракчеева с Ростопчиным, несмотря на всю любовь государя к ним. Таинственная фигура Барона, непонятная для императорских подданных, несомненно предшествовала появлению всевозможных «серых кардиналов», Гришки Распутина и прочих знаковых фигур более поздней российской политики.
Объявить им войну завсегда успеется! пояснил свое распоряжение Борис Валерьянович, понемногу уже начавший осваиваться в местных реалиях. У вашего величества еще столько дел! Я даже подскажу каких.
Рядом с императором также неотлучно находилась мамзель Лесистратова, и впрямь произведенная в статс-даму Российской империи. Её пожаловали этим высоким званием, особым царским указом присвоили титул баронессы, а также в благодарность за участие в спасение императорской особы наградили орденом Св. Екатерины I степени, с большим крестом, украшенным бриллиантами, так что теперь ее следовало именовать не просто «кавалерственной дамой», как ранее, когда ей досталась лишь вторая степень, а «дамой большого креста». Кроме того она получила в награду обширное поместье в месте, которой ей самой было позволено выбрать, и изрядную сумму деньгами.