Князь Куракин так и не попал в число заговорщиков, он счастливо избежал участи каторжан, так как простое знакомство с графами Паниным и Паленом еще не служило доказательством его вины, кроме того он столь усердно охаивал покушавшихся, ругая их ворами и изменниками, что даже весьма недоверчивый государь решил ему поверить в этот раз. Граф Г. был удостоен ордена св. Александра Невского, и также жалован рублями, однако же он заметил что государь решительно не хочет лишний раз вспоминать ни о минувшей мрачной мартовской ночи, ни о том жалком положении, в каковом он тогда очутился. Морозявкин же удовлетворился некоторым денежным кушем, на который клялся купить себе деревню и обзавестись домиком и выездом, однако же граф Г. был уверен, что тот все промотает.
Меж тем реформация в стране продвигалась по все более крутому пути. Борис Валерьянович, пожалованный за неоценимую услугу и как брат по мальтийскому ордену званием барона, которое со времен Петра присваивалось отличившимся в сфере финансовой деятельности, как не вполне дворянской, оправдывал свои странности в русском языке тем, что только недавно начал его изучать, но тем не менее раздавал советы направо и налево:
Несомненно, Павел Петрович, надобно побольше крестьян из государственных выписать и в частное владение раздать. Это вы очень верно придумали! Нечего им, бездельникам, захребетникам, за государевой спиной отсиживаться, государственный капитализм то есть феодализм это не наш метод!
Я искренне полагаю, что за помещиком им жить будет лучше, отвечал на это император, благосклонно глядя на своего иностранного советника, так как бывший олигарх упорно косил под иноземца, памятуя что на Руси чужих пророков уважали во все времена.
Да еще как лучше! Вы раздайте не только полмиллиона крепостных, что уже раздарили, но и всех остальных тоже! Вот помню, помогал я проводить реформы в одной весьма далекой стране
В какой же это стране, господин барон? Может в революционной Франции, где одни вольтерьянцы и якобинцы? подозрительно переспросил государь, который терпеть не мог вольнодумства во всех проявлениях.
Да ну что вы, ваше величество, далекой не в пространстве, а ну скажем во времени. А духовно очень к вам близкой, вообще ничего не поменялось!
А, ну тогда продолжайте, позволил император милостиво.
Так я и говорю, что там вообще все крестьяне были государевыми! Совсем бардак творился, лет семьдесят. И рабочие то же самое, их бы пороть надо, как податные сословия, а они бездельничали. Ну ничего, как только я пришел со товарищи ну с братьями, так дело зашевелилось всех в частные руки раздали, всех до единого! И сразу дело пошло все работали, никто без дела не сидел. День и ночь трудились, буквально за пайку хлеба!
Да, порка весьма хороший метод, промолвило его величество, понявшее из пояснений нового советника не более половины. Однако же некоторые порицают меня за то что теперь телесные наказания применимы и к дворянам, и к купечеству, и даже к духовенству.
Всех пороть, всех! Совершенно правильно, ваше царское, а то все эти дворяне устроили тут, понимаешь ли, прямо политбюро какое-то, еще детьми в офицеры записываются, как на службу придет так сразу полковник, я знаю, наводил справки, только стригут потом купоны да жалованье получают, а хозяйство разорено!
Однако же я желаю, чтобы жизнь моих крестьян, каковые находятся в весьма бедственном положении, улучшилась бы. Я ограничил именным указом барщину до трех дней за неделю. Я далеко не во всем согласен был с моей матушкой Екатериной, но она справедливо замечала, что лучше судьбы наших крестьян у хорошего помещика нет во всей вселенной.
Совершенно правильно, так и я о том же! Мы их всех вместе с землями добрым помещикам раздадим, первосортным, правильным людям, не олигархам каким-нибудь. У хорошего барина и собаки сытые. Вы разрешите подготовить мне ряд указиков, да и откланяться?
Мы разрешаем, ответствовал Павел Петрович, мысленно уже находившийся в объятиях своей фаворитки Гагариной, к которой он после описанных событий не только не охладел, но напротив воспылал еще большей страстью, видимо желая попыткой зарождения новой жизни окончательно попрать смерть, подкравшуюся столь близко к императорскому горлу.
Черный барон откланялся и вышел, семеня на коротких ножках, а его величество стал собираться к ужину, чувствуя себя весьма уставшим с утра ему уже пришлось выслушать доклады и графа Аракчеева, ставшего теперь военным министром, и Обольянинова, оставленного, несмотря на промахи генерал-прокурором, и многих других, сделать массу распоряжений по устройству государства, дворца и нынешнего ужина, словом забот хватало.
Черный барон откланялся и вышел, семеня на коротких ножках, а его величество стал собираться к ужину, чувствуя себя весьма уставшим с утра ему уже пришлось выслушать доклады и графа Аракчеева, ставшего теперь военным министром, и Обольянинова, оставленного, несмотря на промахи генерал-прокурором, и многих других, сделать массу распоряжений по устройству государства, дворца и нынешнего ужина, словом забот хватало.
В это же время граф Г. с Морозявкиным, сидя в своей холостяцкой крепости в домике Гретхен, также собирались ужинать. Однако же несмотря на то, что они были обсыпаны монаршими милостями с ног до головы, атмосферы счастия и беспечности за столом не наблюдалось. Напротив того, обычно веселый Морозявкин был мрачен, что случалось с ним при наличии денег и Гретхен под боком крайне редко. Граф же, поначалу полагавший что спася императора совершил благое и богоугодное дело, теперь терзался сомненьями и раздумьями.
Слыхал что удумали? Говорят что из-за границы нельзя будет ввозить не только ноты, но и карты! Совсем чудят, сообщил Вольдемар, откусывая здоровенный кусок от жареной колбаски и запивая его целым полуштофом пива. Брр, кислятина, небось неделю прело.
А зачем тебе карты? Что ты, дорогу к пивной без них не найдешь?
Я разумею игральные карты! Впрочем может и географические тоже запретят, раз уже и ввоз нот запретили вдруг между мелодиями какая крамола вкрадется.
Не должно нам обсуждать приказы государя нашего, а должно неукоснительно их исполнять, а не раздумывать! нравоучительно молвил граф, наставляя своего приятеля на путь истинный.
Однако Морозявкин упорствовал в своих заблуждениях. Как еретик, повторяющий бессмысленный бред вроде: «А все-таки она вертится, взгляните и вы убедитесь», так и он припоминал все новые грехи действующему императору.
Ну что он решил всех перепороть так это и правильно, моя задница и так поротая, а вам, графьям, сие полезно! хмыкнул Вольдемар, но осекся под тяжелым взглядом графа. А что, деньга у меня теперь есть, могу себе позволить повольнодумствовать!
Небось опять скоро кончится, мрачно предрек ему граф, не любивший шуток насчет ущемлений прав дворянства.
На Груньке тогда женюсь, то есть на Гретхен, если опять жрать станет нечего! пояснил ему Морозявкин свой нехитрый план спасения, давно уже ставший классическим.
Ну да, больно ты ей нужен, пессимистично заметил граф, однако приятеля было не так-то легко сбить.
Скоро уже и все иностранные танцы вовсе запретят, а учиться вьюношам вместо Европ можно будет только в Дерптском университете. А какая там учеба, в Эстляндии тоска одна. А приедешь, так раньше учились на врачей, а теперь на лекарей, как в армии. Переименовали.
Ну как не назови, врач или там лекарь, главное чтоб он лечил, сукин кот. И то что ныне вместо отрядов появились деташменты, так то не больно важно. Хоть горшком именуй, только в печь не ставь, попытался было граф обелить странные указы государя.
Скоро нас всех туда поставят, и пламя разожгут! Говорят новая война будет, с французами против англичан. тихо прошептал ему Морозявкин, наклонившись поближе.
Как с французами? Да мы же супротив них и итальянцев, ихних союзников, еще с Суворовым воевали, через Альпы переходили? изумился граф.
Но теперь-то замирились, надысь, в прошлом годе, пояснил Вольдемар, и скоро пойдем в заморский поход!
Не худо бы об этом всем кого-нибудь знающего расспросить, вот только кого? задумался граф, и даже наморщил свой аристократический лоб.
Может Лизку? Да только она теперь высоко залетела чуть нас всех тогда не заарестовала, а теперь и вовсе небось нос задрала. Она нынче баронесса и чуть ли не принцесса. Ладно, допивай пока пиво есть еще, на этом беседа о судьбах страны и мира временно завершилась.
Однако же первое свидание, прояснившее графу Г. нынешнее положение дел в империи, случилось у него вовсе не с мамзель Лесистратовой, а опять-таки со светлейшим князем Куракиным, чья звезда не желала закатываться невзирая ни на какие перипетии. На этот раз его сиятельство был ни весел, ни мрачен, но в каком-то странном деловитом настроении, подобно ученому патологоанатому, наблюдающему за разложением трупа. На удивление графа он ничего не ответил, и лишь вздохнувши предложил ему садиться в кресла.
Да, дружок мой, вот ведь какая история всю страну мы решили перестроить на прусский манер, поэтому я не вполне весел. Да ты устраивайся поудобнее в кресле пожалуй попокойнее будет. Чувствуй себя как дома у родителя.