Пожалуйста, ухмыльнулся он, разжал пальцы и, весело насвистывая, направился к краю.
Он бодро прошлепал по гулкому скату и остановился, прижимая к себе красно-синий плед. Потом театрально отбросил его в сторону и пошел вдоль водосточного желоба. Слева от него была я и спасительная площадка перед трубой, справа солнце над крышами и макушка Исаакиевского собора в прозрачной синеве. Затаив дыхание, я смотрела, как грязно-белые подошвы его кед ступают по краю, по очереди упираются пяткой в носок. Мне казалось, это я иду по трепещущему железу, это я вижу бесконечную череду крыш под собой, это меня бьет и толкает ветер.
Прекрати! Кирилл! крикнула я, но он лишь ухмыльнулся. Идиот! Вернись немедленно!
В ответ Кирюха раскинул руки, наклонился и вытянул ногу, изображая ласточку. Я поняла, что идиот делает это нарочно хочет меня выбесить. И у него получается.
Ты специально?! Назло?! проорала я.
В ответ он опять мерзко ухмыльнулся и продолжил свои гимнастические упражнения.
К горлу подкатила тошнота, и я отчетливо представила, как он опускает ногу, оступается и исчезает за краем крыши. Этого я вынести не могла. Раз ему так хочется, пусть все это произойдет не у меня на глазах. Я развернулась и в два прыжка, уже не замечая мелкого дрожания крыши, достигла выхода. Забираясь в дом, я не закрыла за собой дверь, а оглянулась и облегченно вздохнула Кирюха спокойно подбирал плед, стоя в метре от смертельной опасности.
Но все время, пока мы возвращались домой, я ругала его на чем свет стоит. А Кирюха молча плелся за мной.
Чего это ты не отбрехиваешься? Я вошла в квартиру, повернулась к нему и от удивления забыла закрыть рот.
Кирюха медленно сползал по стенке, а плед красно-синим комом лежал возле его ног.
Кир, ты чего?
С трудом поднявшись, он навалился на мое плечо, и мы вместе почапали в его комнату.
Где лекарства? спросила я. Чем ты лечишься?
Твоими молитвами, пробормотал Кирюха, заваливаясь на кровать. Он не разделся, сбросил только кеды. И те сцепились шнурками (как будто дети взялись за руки) и забились в угол.
Сейчас принесу, пообещала я и отправилась на поиски медикаментов.
К сожалению, в моей семье с лекарствами оказалось так же туго, как и в Кирюхиной. Тогда я накинула куртку, обулась и, стоя на пороге, крикнула умирающему, что ухожу в аптеку. Он тут же нарисовался в дверях.
Купи мне курить!
Так, значит, с тобой все окей? нахмурилась я. Притворялся?
Нет. Мне без сигарет хреново! Купи, Сонька!
И не подумаю. Тебе вредно!
Пожа-а-а-луйста. Он закусил губу и вздернул темные брови. На скулах его горели красные пятна, в глазах лихорадка.
Мне не продадут.
Попроси кого-нибудь. Ты же можешь, я знаю!
Иди лесом, Кира! Я захлопнула дверь и, пока спускалась по лестнице, убеждала себя, что поступаю правильно.
Внизу на проспекте ветер дул не так сильно, как на крыше, и можно было даже расстегнуть куртку. Запах осенних листьев навевал грустные мысли, солнечные лучи возвращали воспоминания о беззаботном лете.
Тетка-аптекарша подозрительно уставилась на меня, когда я остановилась возле витрины. Я разглядывала разноцветные коробочки с заковыристыми названиями, а она разглядывала меня, будто не знала: подозревать ли меня в желании приобрести тест на беременность или пару плиток гематогена.
Здравствуйте, мне нужно лекарство, только я не знаю, как называется, пролепетала я и скромно потупилась.
Какое? Голос ее приобрел отеческую интонацию.
От температуры, чуть слышно прошептала я. Только, пожалуйста, недорогое.
Возраст больного?
Подавив желание отомстить Кирюхе за его выходку на крыше и попросить ректальные свечи для младенцев, я вскинула на тетку глаза и захлопала ресницами:
Брату моему двенадцать.
Возьми парацетамол, предложила она, совсем размякнув. Сорок рублей.
Я выложила четыре десятки и, пока она пробивала чек, незаметно стянула с открытой витрины пачку витаминных леденцов.
Бросив конфеты в карман, я направилась в ближайший «Дикси». Возле стеллажа с пачками соков народу не было, и я походя, небрежным жестом, схватила большую литровую. Люблю свою старую потрепанную куртку за ее глубокие карманы.
Впервые я стащила в магазине, когда мне было десять. Тогда я в очередной раз осталась одна. Шли уже пятые сутки, как мама уехала устраивать личную жизнь. Рано наступившая в том году весна совсем снесла ей крышу солнечными бликами в стеклах и воркованием влюбленных голубей на чердаке.
Я исправно ходила в школу, делала уроки и готовила еду из того, что лежало в холодильнике. Но к концу недели все закончилось. Мамин мобильник отвечал, что она вне зоны или просто не помнит, что у нее есть дочь. Такое с ней иногда случалось.
Сейчас, в свои шестнадцать, я благодарна ей за то, что она оставляла меня одну, а не приводила в дом тех, с кем надеялась обрести счастье. Но тогда я люто ненавидела ее отсутствие. Не помогал даже постоянно работающий телевизор.
Я сидела и тупо таращилась в экран, не понимая, что там показывают. Слезы стояли высоко в горле и щекотали нос. Еще пара печальных мыслей о своей судьбе, и я бы разревелась. Но тут в дверь постучали и, не дожидаясь разрешения, ввалился Кирюха. Он тогда был совсем другой: тощий и мелкий, хотя и на целый год старше меня.
Опа! Мадагаскар!
Кирюха сбросил тапки и примостился рядом со мной на диване. На экране король лемуров в полуобморочном состоянии разгуливал по оголенным электрическим проводам. Кирюха захохотал и толкнул меня в бок. Его веселость подкосила меня, и слезы брызнули из глаз.
Это ты так за Джулиана переживаешь или случилось что-то?
И после того, как я выплакалась ему о том, что мамы нет, я голодная, а по ночам боюсь спать, потому что в печи кто-то воет, он решительно сдернул меня с дивана.
В холодильнике у тети Наташи нашлись только холодные вареные макароны, но Кирюха залил их взбитым яйцом и приготовил отличную яичницу. Ее вкус я помню до сих пор: размазанный по макарошкам желток и поджаристая корочка.
Тебе вредно много есть, а то станешь как бегемотиха Глория. Кирюха отхватил себе половину. Покончил с ней за несколько секунд и предложил: Пойдем на площадку?
Площадкой мы называли не детскую, с качелями-лазалками, а скейтерскую с горками и трамплинами в соседнем парке. Кирюха как раз приобрел свой первый скейт и мастерство оттачивал практически ежедневно.
И мы отправились на улицу. Теплый ветер приносил запахи бензина и еды из ближайшего «Макдоналдса», но запах влажной, только-только скинувшей с себя снег земли перекрывал все даже несмотря на то, что в нашем дворе-колодце земли не было вовсе.
Мы с Кирюхой протопали из подъезда к чугунным воротам, в которых оставалась открытая на оживленную проезжую часть калитка-дверь. Но тут выход нам перегородила компания. Всем лет по двенадцать четырнадцать, все в расстегнутых куртках. Человек пять. Мне они показались очень взрослыми и высокими. И одного из них я знала в лицо крепкого темноволосого подростка по имени Рафик, с раскосыми глазами и темным пушком над верхней губой. Он жил в соседнем дворе и чувствовал себя на улице лучше, чем дома.
Прижатые к чугунной решетке, мы оказались заперты в полукольце.
Чё как, малышня?
Норм, нашелся Кирюха, сам как? И настойчиво подтолкнул меня к выходу.
Рафик рассмеялся:
Чё, уже уходите?
Кирюха кивнул и снова подтолкнул меня к калитке.
А выход платный!
Денег нет, обреченно сказал Кирюха. Он-то знал, чем закончится эта торговля, а вот я недоуменно вглядывалась в окружившие нас лица.
А если найду?
Но вопрос был явно риторический, потому что, намереваясь начать обыск, Рафик протянул свою лапищу и схватил меня за полу куртки. От страха у меня потемнело в глазах. Тут Кирюха вскинул голову и, глядя за спины наших противников, бодрым голосом изрек:
Здравствуйте, Сергей Иваныч!
Я невольно потянулась взглядом туда, где должен был появиться спасительный Сергей Иванович наш участковый полицейский, но там никого не было. Компания мальчишек тоже синхронно оглянулась. И тут Кирюха вырвал мою куртку из лап Рафика и вытолкнул меня со двора. Однако, получив увесистую затрещину, сам выскочить не успел. Он впечатался в чугунную решетку и схватился за лицо. А когда отстранил руку, то, увидев кровавую лужицу в ладони, побледнел и медленно осел на асфальт. Не дожидаясь реакции гопников, я метнулась обратно. Отпихнув изумленного Рафика, склонилась над распростертым телом, пощупала пульс на шее и оглянулась на обидчика.
Ты его убил, округлив глаза, трагическим голосом заявила я.
Чё ты трындишь?! отбрехнулся Рафик, но опасливо попятился.
И тогда я закричала. Как «Шепот смерти» из мультика про ночную фурию. Всех пятерых сдуло моим визгом за мгновение, а Кирюха приоткрыл глаз и пробормотал:
Софико, чего ты орешь?
Он поднял ладонь, посмотрел на нее и только собрался снова закатить глаза, как я строго предупредила: