Весна только-только подступала. Солнце сулило много чудесного. Сердце сжималось от чего-то волнующе-неизвестного
Но в конце месяца его перевели в другую школу. Родители получили новую квартиру, и вопрос решился в два шага. Тогда достала я с полки Шекспира в цветастой обложке и с глубоким осознанием трагичности момента прочитала:
«Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте»
Модница
Я никогда не была модницей. Бабушка говорила, что это неприлично. Главное, чтобы все было чистое и аккуратное. Поэтому я не носила салатовых носков и мне не купили джинсы «мальвинки». Конечно, я страдала, когда все девочки хвастались шапками «петушками» и рассекали в фиолетовых пуховиках. Мне надлежало ходить в пальто «гимназистка». И еще дедушка заказал шапку-корону из белой норки. Оставалось только смириться.
«Самое важное это вкус, образ, который ты создаешь. Все остальное кич», объясняла мне бабушка.
Девочка-подросток верила и даже перешила мамино платье в юбку. А потом придумала себе сарафан из черных ленточек. Но не помогало. Все равно салатовые носки вдохновляли больше. А еще хотелось грызть семки и плевать на тротуар. Тут уже разозлился дед:
Барышня! Ведите себя пристойно! Если хотите позорить фамилию, то пожалуйста. Но только при условии, что это фамилия Вашего мужа.
Дело было за малым за мужем. И тогда можно будет носить малиновые носки, пиджаки, платья, и смело «позорить» его фамилию, не оглядываясь по сторонам.
Тонечка
Тонечку родители очень любили. Она родилась во втором браке у папы и в позднем у мамы. Когда ему было сильно ЗА, а ей ПОД сорок.
Жили скромно, тесно, но дружно. Даже счастливо. Несмотря на тещу, холодную воду, туалет на улице и буйных соседей за стенкой.
Тонечку папа приводил в школу за ручку, поправлял бант, помогал снимать гамаши и тяжелые сапоги. Портфель, лыжи и мешок для второй обуви тоже носил он.
Мы зло подтрунивали над ними. Этот высокий, худой, улыбчивый инженер-очкарик, который с почтением здоровался даже с мрачной техничкой, вызывал всеобщее недоумение. Даже у самой технички. Он вообще нормальный? Чего он хочет? Она порядочная женщина! Хоть и старая дева, но с достоинством.
Где такое видано, чтобы взрослый мужик садился на корточки перед маленькой девочкой и с умилением чистил ей яблоко? Смотрел на нее с восхищением и (о, ужас!) на остальных детей (то есть на нас) тоже.
Он называл Тонечку красавицей. И она, как и мы, верила в это. А потом ходила в зашитых бабушкой колготках, но с высоко поднятой головой.
Вечером ее забирала мама и везла в бассейн совершенно невиданное для остальных место. Наши родители уходили на работу пока мы еще не проснулись, а возвращались, когда уже спали. Самых «ленивых» оставляли в «продленке». Остальные бегали, где хотели.
Я после уроков спускалась на улицу Баумана и занимала очередь в Доме печати. Потом выясняла какие книги «дают», сколько в одни руки экземпляров, договаривалась с теми, кто занимал за мной и бежала домой за деньгами. Потом меня «ждала» очередь за молоком, кефиром и сметаной. В нее тоже надо было «вставать» заранее: лучше до того, как привезут продукты. То есть, часа за два. А между делом почитывать французские романы и сочинять свои собственные.
Уроки делались поздно вечером или на переменах следующего дня. Однако успешнее всего получалось списывать и отпрашиваться с уроков. Свобода действий опьяняла и завораживала: хочешь иди в кружок танца, хочешь учись вязанию или рисованию, а надоело бегай с мальчишками за мячом или играй в стрелы.
А Тонечка в это время красиво плыла в голубой воде городского бассейна. Бабушка подогревала ей борщ и доставала из духовки пирожки с грибами. Мама с папой помогали делать уроки.
Мы не завидовали Тонечке нисколько, но любили ходить к ней в гости. Это было необыкновенно. С нами обращались и разговаривали как со взрослыми: уважительно, радушно и очень тепло. Непременно сажали за стол и доставали все сладкие запасы к чаю.
Потом провожали до остановки «за ручку» (как Тонечку) и просили перезвонить из дома.
Мы забывали, разумеется.
Потом все резко выросли. Разбежались по разным дорогам, судьбам, городам, странам.
Хотели в космос слетать, мир спасти, открыть новую вакцину, наконец. Но набили шишки и накопили разочарования. Кто-то смирился, кто-то развелся и потом опять женился. Поменял профессию на одну, потом на другую. В целом, криво как-то все получилось. Но уж как есть. И нашлись уже много лет спустя в социальных сетях, разбросанные как осколки звезд по чужим галактикам. Побитые, но не сдавшиеся.
Мы не завидовали Тонечке нисколько, но любили ходить к ней в гости. Это было необыкновенно. С нами обращались и разговаривали как со взрослыми: уважительно, радушно и очень тепло. Непременно сажали за стол и доставали все сладкие запасы к чаю.
Потом провожали до остановки «за ручку» (как Тонечку) и просили перезвонить из дома.
Мы забывали, разумеется.
Потом все резко выросли. Разбежались по разным дорогам, судьбам, городам, странам.
Хотели в космос слетать, мир спасти, открыть новую вакцину, наконец. Но набили шишки и накопили разочарования. Кто-то смирился, кто-то развелся и потом опять женился. Поменял профессию на одну, потом на другую. В целом, криво как-то все получилось. Но уж как есть. И нашлись уже много лет спустя в социальных сетях, разбросанные как осколки звезд по чужим галактикам. Побитые, но не сдавшиеся.
И только Тонечка никогда не меняла своей орбиты. После школы они с мамой отнесли документы в институт. Поступила. Закончила. Вышла замуж. Родила детей. Вырастила. Схоронила бабушку и родителей. Сделала в квартире ремонт. Продала.
Купила путевку в Турцию и улетела с мужем отдыхать на море.
Мужчина моей мечты
В 15 лет я была абсолютно уверена, что мужчина моей мечты выглядит как этот индийский актер. Причем, не я одна. Девчонки в нашем классе тоже так считали. Однако его фоток у меня было больше, чем у других. Это давало некоторое преимущество.
У нас родился план написать ему письмо и приложить сногсшибательный портрет татарско-русско-еврейской красавицы. То есть меня. Дело было за малым. Прыщавый угловатый подросток должен был как-то очень быстро трансформироваться в роскошную леди.
Вопрос решался во время большой перемены. Мы даже обедом пожертвовали. Выбирали образ. Элизабет Тейлор или Мэрилин Монро? А может, Мадонна? Да нет, фу А кто? Рабыня Изаура?
Марлен Дитрих, Грейс Келли, Вивиен Ли Какие ему девушки нравятся? Предположили, что все же блондинки.
Началась работа. Перекись водорода, мамина пудра и ярко красная помада (это кто-то у старшей сестры стырил). Каблуки, чулки и тесное платье с открытыми плечами. Млин! Грудь! С грудью все плохо! Маловато получается. Бюстгальтер нашли французский. Новый совсем. Чей-то папа подарил чьей-то маме (не помню уже кто и кому). Но пришлось идти в аптеку за ватой.
Заодно купили мятные таблетки 3 пачки и съели там же в нервическом порыве.
К концу недели «красавица» была упакована: желтые волосы, зверские стрелки, алые губы, огромная грудь и все это мотылялось в туфлях, которые были велики на два размера. Красота!
Все восхитились. Позвали мальчишек, чтобы оценили.
Они, конечно, оказались тупыми и дикими. Ну, кто бы сомневался? Подняли вой от смеха. Кроме одного. Он стоял и восхищенно хлопал ресницами.
Письмо мы так и не написали. Фотку не сделали.
Но через неделю ко мне подошел тот мальчик (с длинными ресницами) и сказал, что я девушка его мечты.
Учитель истории
Стыдно, конечно. Как вспомню в краску бросает. А по сути безобидная история. Он был молодой, высокий (нам казался умным и красивым) учитель истории в старших классах. Мы все хихикали на его уроках. А он терпел. И во СНЕ мне однажды приснилось, что силы его закончились смотреть на наше безобразие. Схватил он меня за воротник и выволок из класса. Прижал к стенке и грозно так сказал:
Если еще раз Если еще раз будешь хихикать Смотри у меня!
Я напугалась и сразу же проснулась. Ох! Ну, бывает же такое? А мы что смеялись то? Да когда он спросил, что, мол, помните, как в 1242 году было? Ну, конечно, мы помним! А как же? Сами в этом году под знаменами Александра Невского так и ходили. Там же 5 апреля на Чудском озере немецких рыцарей рубили и потом на щите их домой приносили.
Смеялись мы причинно, а угрозы в сновидениях моих были совсем уж несправедливые.
На утро ожидалась контрольная по физике. Волнительно это все. А тут дверь в класс открывается и заходит к физику наш любимый историк. Тихо шепчет что-то. Тот кивает и смотрит на меня понимающе.
А вопрос простой. В наш музей Декабристов юные пионЭры с экскурсией пришли. Хотят они, эти желторотые недоросли, узнать про то, как декабристы Герцена разбудили, Пушкина вдохновили, Кюхельбекера с пути истинного сбили и все такое. Я обычно про жен декабристов рассказывала. Тех, что бросили все чины и богатство, и в Сибирь поехали своим нерадивым мужьям каши варить. Вставала так импозантно под стендом с фотографиями юных (и тех, кто постарше) героинь и вещала наизусть. ПионЭры глазами вращали. Ничего, разумеется, в подвиге не понимали, но кивали. А мы старались. Мои напарники из других классов выступали под стендами с Грибоедовым и компанией. И тоже живота не щадили. Тараторили так, что от зубов скакало.