Все это он проговаривает без пауз, как давно заученный и много раз повторенный текст. Будто зачитывает мне правило Миранды «Вы имеете право хранить молчание» или рассказывает, как вести себя в тюремной камере. «Консионы» отпечатывается у меня в мозгу. Я знаю, с этим было связано много. Больше, чем с Тиной? Вполне возможно. Что за формула приходила мне в голову перед сном? Гамильтониан7? Интеграл действия?..
«Вернемся к вашей конкретной бране и поведем отсчет от вашей конкретной жизни, продолжает Нестор, глядя чуть вбок. Четырнадцать миллиардов лет до того привычных вам земных лет ваша брана начала расширяться. Это важно само по себе, но мы отметим еще и одну частность, которую нельзя обойти, говоря конкретно о вас. Именно тогда случился первый и ярчайший! пример явления, с которым вы связали свою жизнь. Я даже завидую вам немного: вы скоро вспомните все и многое из этого красиво. Гармонично, прекрасно и вот вам подсказка симметрично, до известного предела, конечно. Но вы, Тео, не из тех, кто просто любуется красивой вещью. Вам нужно препарировать красоту, узнать ее подоплеку. И тут вы далеко шагнули, это нужно признать!»
В его голосе наконец появляются эмоции. Нестор переводит взгляд на меня, поправляет очки и ободряюще кивает. Его облик неуловимо меняется, почти вся официальность пропадает куда-то. Он теперь смотрит на меня, как сообщник, подельщик, даже будто прищуривается лукаво и говорит: «Представьте себе карандаш, стоящий вертикально на острие это вам что-нибудь напоминает? Вообразите шарик в центре выпуклого дна бутылки не сидит ли это в вашей памяти занозой? Симметрия манила вас лишь одним моментом своей гибели. Точкой конца, распада, шагом к несовершенству. Карандаш, отклонившись на микрон, уже не возвращается к вертикали нет, он падает с громким стуком, пугая соседей по библиотеке. Вас даже могут вывести из зала вы смоделировали катаклизм, катастрофу! Момент нарушения симметрии это переход от невероятного к вероятному, от редкого к частому, от запертого внутри к свободе. И за это всегда есть плата энергетический выброс!»
«Да, продолжает он, помолчав, огромный выброс, невероятная мощь. Это мощь геометрии она беспощаднее, чем любая другая сила. Тогда, четырнадцать миллиардов лет назад, ваш миниатюрный начальный космос был симметричен до предела. Он существовал в виде сложнейшей фигуры, переплетенной во множестве измерений. Чтобы создать такой клубок, потребовалась вся энергия предыдущей браны, которая исчезла, коллапсировав сама в себя. Доведенное до максимума сжатия, пространство приняло идеальную форму, уместившись в крохотную крупинку немыслимой плотности и температуры. Это был предел совершенства и жизнь его, как жизнь всякого идеала, была предельно, исчезающе коротка. Напряжение всех сплетений было столь велико, что первый же квант изъяна, мельчайшая флуктуация, как чье-то сомнение или косой взгляд, привели к необратимому. Карандаш отклонился, и уже ничто не могло его удержать. Ткань пространства затрещала по швам и лопнула с оглушительным треском. Часть его вновь свернулась в узкую трубку и осталась таковой навсегда, другая же стала расширяться с совершенно безумной скоростью в длину, ширину и глубину. Великая удача отметила вашу брану: она случайным образом! оказалась трехмерной».
«Шанс Белковые структуры Жизнь» бормочу я негромко. Что-то шевелится в памяти, какие-то уравнения, диаграммы.
«Именно! восклицает Нестор и ухмыляется он за меня рад. Так воспитательница детсада рада за ребенка, сложившего слово мама. Именно шанс а для некоторых, включая вас, Тео, факт трехмерности стал еще и путеводным светом, лучом из тьмы, влекущим в зыбкие дали. Вы скоро вспомните свое детство, школу, занятия в лаборатории физики, которые вы посещали с таким усердием. Вы были подростком, тяготеющим к мастурбации, и заслушивались учителя, угрюмого человека с сальными волосами и горбатой спиной. Наверное, он тоже мастурбировал не переставая женщины обходили его стороной но вас с ним связывало не это. Он заронил в вас искру, поведав с маниакальной страстью о трех измерениях вашей вселенной как необходимом условии существования жизни. Вы представляли по его рассказам и наивным формулам на школьной доске, как в каком-нибудь четырехмерном космосе все падало бы друг на друга планеты на звезды, электроны на атомы а в двухмерном, наоборот, разлеталось бы безудержно, без остановки. Никакая жизнь не была бы возможна при количестве измерений, не равном трем! Вы, как и учитель-физик, были потрясены случайностью выбора, и оброненное им рука Создателя навсегда запало вам в душу. Потом, повзрослев, вы стали искать следы, тайники случайности и поняли, что они кроются в событиях, описываемых словами нарушение симметрии какой-либо из симметрий мироздания. Так у вас и пошло: сначала кварки8, потом бозоны9 переносчики фундаментальных сил, после квантовые поля в ткани мозга, конденсация квазичастиц, и наконец консионы, их вихри, запись нашей памяти на метабрану. То, из-за чего на Карантине и не только вы являетесь селебрити своего рода. Но мы слишком много говорим о вас, давайте-ка вернемся к хронологии»
Нестор вновь смотрит вниз не иначе, в мой файл. Потом поднимает глаза и продолжает: «Итак. Четырнадцать миллиардов лет назад ваша брана, сделавшись трехмерной, раздулась в огромный пузырь, на котором кипело море мельчайших кирпичиков вещества, возникавших и тут же убивавших друг друга. Тогда несовершенство вновь дало о себе знать: в процессе рождений и аннигиляций счет не сошелся, как в колоде, над которой потрудился шулер. Некоторые кварки остались жить, их оказалось больше, чем антикварков на одну миллиардную часть. Немного, казалось бы, но и этого хватило и асимметрия определила вашу судьбу, Тео, не только позволив создаться всему материальному, но и заворожив вас как исследователя. Именно преобладание вещества над антивеществом стало вашей первой идеей фикс!»
В правом верхнем углу экрана появляется картинка с тремя кружочками разных цветов, соединенных волнистыми линиями. Под ней таблица чисел.
«Унитарная матрица смешивания», бормочу я.
«Да-да, кивает мне Нестор, такое не забывается», и издает какие-то странные звуки. Не сразу, я понимаю, что он смеется.
«Шутка, сообщает советник. Но вам было не до шуток. Вы вгрызлись, как в базальтовую твердь, в свойства самой ранней из материй, что возникла в считанные мгновения после начала вашего мира. Вспоминайте: из кварков, что сами по себе мимолетны, образовались протоны, стабильные на удивление уже не кирпичики, а настоящие кирпичи, надежнейший строительный материал. Тут же создавались и другие адроны10, и их антиподы, зеркально противоположные по свойствам все это кипело в раскаленном котле, сталкивалось и взаимоуничтожалось, испуская новые частицы, которых становилось больше и больше. Гигантский зоопарк вселенной населялся своими обитателями. Все рождалось из ничего восхитительно, невероятно! но не следует забывать и еще об одной вещи. В то горячечное, бурное время случился очередной крах идеала. Силы природы отделились друг от друга это разнообразило вашу карьеру, Тео! Сначала отпало тяготение оно вообще стоит особняком. Затем, почти сразу, сила склеивания атомных ядер стала подчиняться своим особым законам хоть никаких ядер еще не было и в помине. А потом, когда материи уже стало в достатке, произошел окончательный раздел влияний. Всем знакомый электромагнетизм отмежевался от слабых взаимодействий и это было событие из событий. Помимо разделения фундаментальных сил, оно привело к фазовому скачку: материя обрела массу. А вы, Тео, обрели репутацию не самую лучшую, признаем прямо!»
Нестор прищуривается: «Да-да, не смотрите на меня так невинно». Потом я вновь слышу странные звуки его подобие смеха. Посмеявшись, он делается серьезен и произносит: «Сосредоточьтесь, это важно». Картинка с кружочками пропадает с экрана, появляется диаграмма, состоящая из спиралей и стрелок.
«Это была красивая гипотеза, говорит Нестор, кивая сам себе. Вязкое поле, в котором тормозятся разлетающиеся частицы и его агенты, бозоны Хиггса11, неуловимые переносчики новых свойств. На исследование загадочного бозона, который живет слишком ничтожное время, чтобы увидеть его напрямую, бросились очень многие. Главный азарт, как в любой охоте, состоял в его поимке лучшие головы бились над способами усмотреть следы его распада в детекторах размерами с многоэтажный дом. Вас, талантливого специалиста, пригласили в лабораторию, имеющую доступ к новейшему ускорителю мечта физика-теоретика того времени. Ваша группа считалась одним из фаворитов гонки, и все ваши коллеги не жалели сил. Лишь вы, Тео, спасовали заявив довольно-таки скоро, что уходите, вам неинтересно. Вы предпочли смешно сказать свободное плавание, альтернативные модели, свои собственные поля и частицы. Да, коллеги посчитали это дезертирством а что еще они могли себе думать в условиях жесточайшего научного дерби? В условиях борьбы за профессорские места и гранты, и Нобелевские премии, в конце концов!»
Нестор замолкает и глядит на меня в упор. Под его взглядом я чувствую себя неловко. «Впрочем, я понимаю, что именно вас оттолкнуло, продолжает он. Быть может, виновны популяризаторы-журналисты они развели совершенно непристойную шумиху. Они потакали толпе и докатились до стыдного, до ярлыка частица Бога, и, наверное, для вас это было последней каплей. Вы, насколько я могу судить, полагали, что любимых частиц у Бога может быть сколько угодно. Вас не интересовали его игрушки, вы искали жест, указующий перст, след вмешательства высшей воли в случайные фокусы мироздания. Быть может, трехмерность вселенной и кварки, пережившие период аннигиляции, все еще не шли у вас из головы. Вы долго помнили о них, Тео наверное, вы вообще злопамятны на редкость!»