«Это была красивая гипотеза, говорит Нестор, кивая сам себе. Вязкое поле, в котором тормозятся разлетающиеся частицы и его агенты, бозоны Хиггса11, неуловимые переносчики новых свойств. На исследование загадочного бозона, который живет слишком ничтожное время, чтобы увидеть его напрямую, бросились очень многие. Главный азарт, как в любой охоте, состоял в его поимке лучшие головы бились над способами усмотреть следы его распада в детекторах размерами с многоэтажный дом. Вас, талантливого специалиста, пригласили в лабораторию, имеющую доступ к новейшему ускорителю мечта физика-теоретика того времени. Ваша группа считалась одним из фаворитов гонки, и все ваши коллеги не жалели сил. Лишь вы, Тео, спасовали заявив довольно-таки скоро, что уходите, вам неинтересно. Вы предпочли смешно сказать свободное плавание, альтернативные модели, свои собственные поля и частицы. Да, коллеги посчитали это дезертирством а что еще они могли себе думать в условиях жесточайшего научного дерби? В условиях борьбы за профессорские места и гранты, и Нобелевские премии, в конце концов!»
Нестор замолкает и глядит на меня в упор. Под его взглядом я чувствую себя неловко. «Впрочем, я понимаю, что именно вас оттолкнуло, продолжает он. Быть может, виновны популяризаторы-журналисты они развели совершенно непристойную шумиху. Они потакали толпе и докатились до стыдного, до ярлыка частица Бога, и, наверное, для вас это было последней каплей. Вы, насколько я могу судить, полагали, что любимых частиц у Бога может быть сколько угодно. Вас не интересовали его игрушки, вы искали жест, указующий перст, след вмешательства высшей воли в случайные фокусы мироздания. Быть может, трехмерность вселенной и кварки, пережившие период аннигиляции, все еще не шли у вас из головы. Вы долго помнили о них, Тео наверное, вы вообще злопамятны на редкость!»
«Неужели и это написано в моем файле?» интересуюсь я.
«Нет, признает Нестор, но не стоит думать, что я могу лишь читать по написанному другими. Может мне и не доводилось открывать новые поля, как вам, но я тоже могу сложить два и два и сделать какие-то выводы. Вы, конечно, не обязаны со мной соглашаться»
Он хмыкает, нарочито безразлично, но я вижу, что он обижен. Тот еще фрукт с немалым эго но ссориться с ним ни к чему. «Бросьте, говорю я примирительно, я ничего такого не имел в виду. Вам показалось тем более что я ни о каких новых полях не помню».
«Вспомните, заявляет Нестор. Вспомните и о полях, и о том, как вас разнесли в пух и прах по поводу некоторых из них. Пока же отмечу: вы, несмотря на вашу строптивость, многое почерпнули из истории с разделением. Я имею в виду разделение фундаментальных сил вы вдоволь поработали над его природой. Не это ли потом помогло вам описать механизм активации истинного сознания? Незрелый мозг как нестабильный вакуум мне кажется, аналогия достаточно прозрачна. Да и вообще, вам полезно было глянуть на спонтанное нарушение симметрии с разных сторон»
На экране появляется новая схема что-то похожее на сомбреро и два уравнения рядом с ней. Я впиваюсь в них взглядом, предчувствуя узнавание, вспоминая слова одно за другим.
Нестор тем временем растекается мыслью о гармонии пропорций, форм, о симметрии свойств, физических законов, связей. Он красноречив, но я почти его не слышу. Я смотрю на экран и вспоминаю мучительно, напряженно.
Мысли выстраиваются в каре и шеренги, становятся мне послушны. «Потенциал Голдстоуна!» восклицаю я. От волнения у меня пересыхает во рту. Я откашливаюсь и продолжаю: «Простейшее приближение скалярное поле» но тут Нестор делает знак, и рисунок исчезает прочь.
«Ладно, ладно, он машет рукой. Кто старое помянет Не будем зацикливаться на ваших злоключениях и мытарствах».
«Подождите, верните! почти кричу я. Мне нужно, я наконец вспомнил»
«Сессия закончена, пожимает плечами Нестор. Мы увидимся через несколько часов».
На этом экран гаснет. Здесь, на Карантине, не принято прощаться подолгу.
Глава 4
Я полулежу в кресле, глядя в стену напротив, и раздумываю над услышанным. Бесцеремонность Нестора коробит, я ругаю его шепотом, довольно-таки грубо понимая при этом, что не в моих силах изменить здешние порядки. Воспоминания возникают и исчезают, память будто примеряется к большому скачку. В голове мелькают обрывки формул дразня, растворяясь, прежде чем я успеваю уловить их смысл. Выплывает длинный лагранжиан12 с комплексной суммой в квадратных скобках, за ним уравнение, от которого мне неуютно. В правой части уже знакомый интеграл; с его верхним пределом явно что-то не так Очень трудно держать все в уме нужно записать, поразмыслить!
Резко выдохнув, я встаю, вновь поразившись мельком послушности ненастоящего тела, и устраиваю тщательный осмотр спальни. Подхожу к одной стене, к другой, выстукиваю и ощупываю, опускаюсь на колени, провожу пальцами по поверхности пола, заглядываю в углы. Мну в руке плотную штору, ее ворсинки щекочут кожу. Материал странен, но вполне реален, да и прочее не похоже на фальшивку. Комната не стерильна я нахожу немного пыли, обломки карандаша, какие-то непонятные клочки. Все выглядит как жилье, покинутое прежним хозяином. Его можно обживать заново, привыкать к нему, приручать вещи и стены Я рассматриваю свою руку, стучу ладонью по подоконнику. Пробую ущипнуть себя, поранить кожу ногтем. Чувствую боль, но не могу решить, настоящая она или нет. Мне кажется, нервные импульсы генерируются очень скупо, по чуть-чуть, чтобы лишь обозначить ощущение, а не передать его во всей полноте.
Как бы то ни было, я продолжаю поиск. Ничего нового не обнаруживается ни секретных дверей, ни тайника за зеркалом, ни пустот в спинке кресла. Тогда я распахиваю платяной шкаф, раздвигаю одежду, осматриваю каждую полку и тут мне улыбается удача. В левом нижнем углу я нахожу отделение с множеством полезных и бесполезных предметов, среди которых есть два блокнота и набор авторучек. Это важная находка немного странно, что она случилась будто по заказу, но я решаю пока об этом не думать. Захлопнув шкаф, сажусь к столу и пытаюсь записать хоть что-то из мельтешащего в голове. Удается немногое несколько значков и знак суммы. Подынтегральная функция напрочь забыта, и греческая тета я теперь знаю, что это какой-то угол сиротливо подвисает сбоку. «Мьерда, чертов Нестор!» бормочу я. Потом, просидев впустую еще минут десять, рисую женский силуэт и пишу внизу: «Тина». Пишу: «Эльза» и барабаню пальцами по столу
Сенсорная панель вдруг оживает, появляются квадратики и стрелки. План комнаты, кнопки, большое меню вверху. Я тычу куда-то наугад на окно надвигаются портьеры, воцаряется полумрак. «Ага», говорю я глубокомысленно и начинаю разбираться всерьез.
Панель управления оказывается запутанной, некоторые из команд остаются непонятны. Все же я осваиваюсь по большей части узнаю, как менять вид за окном, цвет и прозрачность штор, комнатную температуру и влажность. Обнаруживаю музыкальный пульт, долго перебираю мелодии и стили. Экспериментирую с рисунком стенных обоев, все они напоминают одно и то же молочные спирали в кофейной чашке. Это явный намек; я задумываюсь, потом пытаюсь нарисовать смутно знакомое разводы инея или правильную, идеальную снежинку но у меня ничего не выходит. В раздражении я выкрашиваю стены в ровный светло-оранжевый цвет, выключаю музыку и встаю мне вдруг очень хочется видеть Эльзу.
Соседка сидит на диване в гостиной и рукодельничает вышивает что-то на куске светлой ткани. Очевидно, в ее шкафу тоже нашлось кое-что ей по вкусу.
«Затворник! О чем вы говорили так долго? О чем вообще можно так долго говорить?» восклицает Эльза, делая вид, что сердится, но я знаю, что она рада меня видеть. На ней юбка горчичного цвета и серый свитер, янтарное ожерелье и такой же браслет на запястье.
Я подхожу и сажусь рядом, Эльза тут же отодвигается чуть в сторону недотрога! Улыбается мне радушно, вежливо, но как-то отстраненно и говорит: «Вот, это наша скатерть. Я люблю, когда каждая вещь в доме имеет свое лицо. Потом кладет вышивку на диван между нами и интересуется: Ну, ты как? Как ощущение новичка? Как память?»
Я признаюсь, что похвастать мне нечем.
Эльза успокаивает меня: «Терпи. Все придет вот и я сначала ничего не помнила, кроме вертолета и гранитной скалы внизу. И потом в мгновение: взрыв, огненный шар В общем-то, милосердно я не успела испугаться. Затем, через сутки, я стала вспоминать без остановки и во сне, и прямо так, вот здесь. Тот курорт, где я отдыхала, моих соседей по этажу Они затеяли катание над горами и потащили меня с собой, придурки Ну а после все остальное: детство, юность. Я видела картины, подходя к окну не то, что за окнами, а что происходило со мной когда-то. Нестор помог конечно, он вообще очень обходительный мужчина. Знаешь, из таких, что не болтают почем зря!»
Я бросаю на нее косой взгляд. Чувствую досаду неужели это ревность? Отворачиваюсь, злясь на себя, и спрашиваю нарочито-безразлично: «Вы уже говорили с ним про, собственно, Карантин? Почему-то мой советник-друг не склонен распространяться на эту тему».