Некоторые силачи-умельцы до конца строительства зашвыривают песок на самую верхотуру, другие, приморившись, несут его в лапках и оставляют на склонах. Доза песка удерживается левыми или правыми передними ходильными ногами и клешнёй. Валики, выпушки и щетинки, препятствовавшие погружению ног в песок, теперь способствуют его удержанию. Ещё в норке песок формируется в комочек, но пока краб волочит его на-гора, груз просеивается, однако же и в тело пирамиды летит изрядная порция.
Крабы интересны мне, но и я им не безразличен, некоторые даже строительство оставляют и начинают группироваться вокруг. Примечаю: кое-кто, наглядевшись на меня спереди, принимается рассматривать сбоку, со спины, а те, что разглядывали сзади, перемещаются вперёд. И лишь удовлетворив своё любопытство, возвращаются к прерванной работе. Им, видно, невдомёк, что это такое уселось прямо на стройплощадке и ни нору не копает, ни пирамиду не строит?
И хотя практически конусы, похоже, ни для каких иных целей кроме демонстрации умения их строить не используются, однако поди ж ты; без конуса, построенного своими руками, то бишь переоподами ходильными ножками, претендент на лапы и сердце лупоглазой невесты вроде бы уже и не краб, и никакими иными достоинствами, даже более важными для продолжения рода, не в состоянии реабилитировать себя.
Но это с нашей, человечьей точки зрения. Крабихе же отлично известно: если её избранник соорудил самый высокий, а значит и красивый конус правда, что является критерием красоты и совершенства, я так и не уразумел то и всё остальное у него на высоте и в порядке
Ночное время хорошо для строительства ещё и тем, что никто из соперников не углядит, какой высоты конус у пыхтящего рядом соседа. Крабы торопятся, чтобы к рассвету предстать перед судом десятиногих красавиц во всём умении воздвигать эти замечательные сооружения чудо крабьей архитектуры!
Конусы часто получаются кособокими, оползающими в разные стороны. Основаниями они нередко налегают один на другой, ведь строить-то надо поближе друг к другу, ибо строителей тьма! К тому же и дамам не надо далеко ходить, чтобы сориентироваться и определить, какой лучше.
С особой тщательностью выводится утончающаяся верхушка, видимо в ней-то самая изюминка. Но вот наконец всё готово, приглажены завершающие песчинки, и работа предъявляется привередливым невестам. И теперь никакие уверения о завершении работ «чуть позже» во внимание не принимаются. Конус следует сдать в срок и без недоделок, халтура и приписки не проходят. Наказание элементарное оставайся холостяком; хотя тебе может повезти следующей ночью.
В конце концов выбор сделан, кавалеры разобраны, и парочки разбредаются по норам, где и совершается таинство акта продления рода.
Но не у всех оципод процесс выбора избранницы (избранника) проходит гладко. Некоторые виды, не сооружающие конусов и спаривающиеся вне нор, охраняют свою территорию, а их самцы сражаются на ритуальных турнирах.
Почему же конусы сооружаются еженощно? Надо думать, крабам необходимо обновлять убежища-норы постоянно потому, что песок осыхает и засыпает укрытие, вот конус и строится. А с другой стороны, наступление половой зрелости крабих и их готовность к спариванию процесс довольно длительный. Поэтому мужская половина крабьего племени всегда должна быть на «товсь!» чтобы невесты не засиделись в девках.
Дальнейшая судьба пирамид, похоже, никого не интересует. С первыми лучами солнца быстро прогревающийся песок начинает осыпаться, пирамида оседает, остальное довершают ветер, собаки, ноги случайных прохожих или черепахи, выбравшие этот участок пляжа для кладки яиц, разравнивают его, словно каток или бульдозер. Да и зодчие, продемонстрировав талант, к плодам своих трудов относятся пренебрежительно, так что к следующему вечеру от конусов почти ничего не остаётся, и надо начинать всё сначала
Время за полночь. Строительный бум постепенно замирает, крабы, как и днём, то неугомонно носятся во всех направлениях по пляжу, забыв почему-то о пирамидах, то заторможено сидят у норок, разглядывая меня. Я встаю и бреду на яркий свет лампы «Петромакс», оставленной для меня в качестве ориентира. Доедаю давно остывший ужин и, разочаровывая собравшихся в кружок у огня оципод, гашу огонь. В наступившей непроглядной тьме слышится только шорох панцирей, возня одичавших собак да всплеск волны присмиревшего океана.
В ЛАГУНЕ
Дно вдруг приблизилось, надвинулось и понеслось подо мной в сторону моря, набежавшая волна может быть и девятая, кто их считал? прорвавшись через бар, бросила меня на берег. Растопырив руки-ноги, пытаюсь затормозиться. Я знаю, до берегового рифа с ежами достаточно далеко, но на всякий случай выставляю перед собой на уровне головы руки в перчатках, ладонями поперёк движения, в одной пинцет, в другой нож.
Полёт мой замедляется, приостанавливается и почти с той же скоростью дно со створками битых раковин, кораллов и силуэтами рыб начинает мелькать в обратную сторону. Моя тень вспугивает затаившегося кузовка. Завибрировав хвостом, он с изяществом ожившего утюга совершает прыжок-полёт и скрывается в зарослях кораллов. Глубина резко понижается риф! Цепляюсь за подходящий, достаточно массивный, коралл, приникаю к нему, пережидая накатные и откатные волны поменьше, затем отталкиваюсь и проплываю на мелководье, оставив риф с каньонами под собой. Сейчас прилив, и сделать это достаточно легко, в отлив же возможно только над стоковым каньоном.
Здесь в тёплой спокойной прозрачной воде можно плавать целый день без костюма. Постоянно меняющийся пейзаж с непугаными обитателями рай для фотографа. Средняя глубина лагуны в отлив едва ли метр, но там, где риф прорезают каньоны, глубина возрастает до двух-трёх метров. В понижении лагуны, начале каньона, поселяются коралловые полипы наиболее требовательные к пище, солёности, свету и температуре, ибо к ним в первую очередь поступает свежая вода со всеми компонентами, необходимыми для жизни.
У вершин каньонов близких к поверхности воды и у их истоков в лагуне, очевидно, наиболее благоприятные условия для кораллов и всех сопутствующих животных; в глубине лагуны они значительно ухудшаются. Там выжили те виды, что смогли приспособиться к полуголодному существованию на диете обеднённой кальциевыми солями, вероятно, поэтому они очень хрупкие и нежные, попросту говоря, на свой коралловый манер рахитичные. Часто эти кораллы родные братья и сёстры тех, что живут вокруг каньонов, но из-за различных условий среды в прибойной части рифа и в лагуне вырастают столь непохожими. Даже специалистов систематиков, изучающих кораллы, они легко вводят в заблуждение, и те до некоторых пор описывали всё новые и новые виды мадрепоровых кораллов рифостроителей, пока не копнули поглубже, не разобрались по существу.
На примере кораллов легко прослеживается генетический закон, суть которого в том, что одинаковые по генотипу животные при попадании в различные условия жизни разительно отличаются друг от друга по фенотипу, то есть по внешнему облику, по строению отдельных органов. В настоящее время число видов кораллов по данным последних исследований составляет менее тысячи. Но с этой цифрой не все согласны, и очевидно нас ещё ждут как новые открытия, так и «закрытия» в среде карликов, возводящих не только самые грандиозные живые сооружения на нашей планете, вполне сравнимые с неживыми горами, но и самыми на этой планете долгоживущими. Возраст коралловых сообществ исчисляется столетиями. Часто гигантская колония вырастает из одного единственного полипа прапраоснователя, едва различимого невооружённым глазом.
К сожалению, риф не такая уж надёжная защита для самых теплолюбивых видов кораллов, обитающих в лагуне. В годы с аномально сильным апвеллингом холодные воды проникают в лагуну, вызывая массовое отмирание полипов. Вполне достаточно температуре воды снизиться до плюс двадцати градусов, и уже через несколько часов начинается их гибель. Выживают только те, что расположены у самого берега или поверхности, они-то и дают потомство, вновь заселяющее лагуну и её окрестности.
Ещё хуже тем кораллам, что не прикрыты рифом. Они гибнут практически все. В семидесятых годах мне довелось побывать на одном из южных островов Сейшельского архипелага Коэтиви. Этот остров по словам Кусто, посетившего его незадолго до нас, настоящее царство груперов, морских окуней. Но уже Кусто отмечал, что на Коэтиви мало кораллов, однако то, что увидели мы, разочаровало совершенно.
Сам остров, это коралловый песок, намытый на риф. На нём расположена плантация выращиваемых для изготовления копры кокосовых пальм. По берегу он окаймлён зарослями казуарин, и прекрасен, как и все тропические острова. Но его подводная часть в те поры представляла удручающее зрелище сплошная чернота мёртвого примыкающего рифа и безжизненность водного пространства над ним. Где груперы? Ни одного! С гибелью кораллов отсюда уплыли, расползлись, разбежались и его обитатели; те, кто смог, а кто не смог погиб вместе с ним.