Полыгалов. Наименьшее устрашение.
Валюжный. Совершенно верно. Помучившись с выбором, я кого-нибудь себе подберу.
Лукинский. А ее согласие? Если твое предпочтение падет на условную Машу, это не приведет к тому, что и она тебя из всех изберет. Она может склониться ко мне или к мебельщику или никого из нас не захотеть. И будем мы здесь торчать, как прикованные! Одна, ну две из пяти, чтобы отсюда улизнуть, с нами лягут, и парочка мужчин на волю выберется, а другим чего? За какие шансы цепляться?!
Полыгалов. За мечту, что женщинам здесь настолько осточертеет, что они и с тобой
Глухов. Героически.
Полыгалов. В предельном состоянии. В нем она тебя не отпихнет.
Валюжный. Мне таких крайностей, знаете моя женщина должна снимать трусы с радостью.
Глухов. Тебе нелегко.
Валюжный. А вам?
Глухов. И нам. Но мы с парнями в дебилизм не впадаем, а ты в трудную минуту представляешь из себя точную копию идиота.
Валюжный. Ну и чем же я подобную характеристику заслужил? По-вашему, от слияния с вами женщине удовольствия не полагается?
Малышев. Я бы мою без него не оставил.
Лукинский. Не побрезговал бы никакими гнусными ухищрениями, но удовлетворил. И вышел бы от нее с наградной лентой через плечо. Однако здесь наша награда лишь в том, чтобы оказаться не здесь, и относиться к женщинам с учетом их вкусов для нас сейчас неприемлемая роскошь. Я думаю, что и они тонкости своих желаний подомнут решимостью на воздух отсюда выползти. Та, что возляжет со мной, от оргазма не содрогнется, но и мне с ней от блаженства не застонать. Она ко мне прижмется, приобнимет, а воз и ныне там при том, что виденные нами женщины изучены нами не полностью, я догадываюсь, что они не гурии. Ублажающие праведников в раю.
Глухов. Не в нашем раю.
Лукинский. В мусульманском. О наших райских кущах я с математической точностью скажу, что секса в них нет. Так определено Богом «Иакова я возлюбил, а Исава возненавидел». Чьим-то чистым душам дозволено совокупляться, чьим-то отведено лишь прогуливаться и на природу глазеть, не нам с вами высочайшие законы устанавливать. Жребий у нас жалкий что решено свыше, нам не отменить нам даже роптать предосудительно. Но это все заявления общего характера. Если на нашей следующей встрече какая-нибудь из женщин промолвит, что ей до лампы с кем уединиться, кто из нас стопроцентный кандидат на первую связь? Кому хватит отваги себя показать?
Глухов. Мне.
Лукинский. Ну, иди.
Полыгалов. Когда он сказал, что пойдет, от сердца у тебя отлегло?
Лукинский. Ты составил обо мне неправильное мнение. Вперед всех я не рвусь из-за моей интеллигентности, а не потому, что я побаиваюсь быть с женщиной тет-а-тет. Придет моя очередь, и я слабины не дам.
Малышев. А я без любви не знаю, что смогу.
Полыгалов. Я бы над тобой поглумился, но после твоих слов мысли у меня смешались зачем тебе любовь?
Малышев. Затем, что она важнее всего.
Глухов. Любовь галера. Любовь каторга. Я любил, с фанатичным упорством ее любил, всецело! Мою безалаберную девочку это ни к чему не обязывало. Она жила, как жила с вечеринками, подружками, да и мужиков не избегала а для меня альтернативы ей не было. Влюбившись в нее в восемнадцать лет, к девятнадцати я в любви к ней укрепился, и когда она не возражала со мной пересечься, тыкался в нее губами, твердил, что на мои поцелуи ей бы следовало отвечать, она смотрела на меня невозмутимо. Для меня во всей Вселенной существовала только она, а для Мариночки наша Вселенная до размеров меня не сжалась. Мне составляли конкуренцию машины, мода, сессии, круизы по странам Скандинавии она в него уплыла. Ее увозил теплоход, ну а я мысленно греб за ней на галере моей любви параллельно с греблей и уму-разуму набирался. Чувства оказали на мозг стимулирующее воздействие, и он постановил, что он с ними справится. Спустя несколько месяцев он меня от нее освободил.
Валюжный. После Марины ты его ни к кому так и не адаптировал?
Глухов. Дальше бесчувственного секса он меня не пускает. За что я на него не в обиде.
Малышев. Дело твое.
Валюжный. Под каблуком высокого безответного чувства он свое отвалялся. Ощущение любви процесс, конечно, солнечный, но на солнце пятна.
Лукинский. Пятна на солнце разглядел еще Галилей.
Валюжный. С его именем на устах мы на женщин и приляжем.
Валюжный. После Марины ты его ни к кому так и не адаптировал?
Глухов. Дальше бесчувственного секса он меня не пускает. За что я на него не в обиде.
Малышев. Дело твое.
Валюжный. Под каблуком высокого безответного чувства он свое отвалялся. Ощущение любви процесс, конечно, солнечный, но на солнце пятна.
Лукинский. Пятна на солнце разглядел еще Галилей.
Валюжный. С его именем на устах мы на женщин и приляжем.
Действие третье.
Разглядывая фотографии мужчин или ровным счетом ничего не делая, женщины на двухъярусных кроватях сидят по одиночке и попарно.
Жмудина. У этого подбородок легковат.
Борянкина. Ты склонна к мужчинам с квадратными?
Жмудина. Таким я располагала. «Подвинь ножку, а не то я тебе ее отдавлю». Присаживаясь на постель, он сказал.
Петрялова. Любовью собирались заняться?
Жмудина. Рядом со мной он прилег. И пробормотал, что сейчас бы он съел ежик величиной с голову. Ну котлету с рисом. И какой путь мне было избрать? Встать и идти готовить?
Петрялова. У любой женщина собственная линия поведения. Я, скрывать не буду, заявила бы ему, что сначала секс, а потом ежики.
Жмудина. И он бы потянул руку к твоей ноге.
Петрялова. К моей ножке. И хорошо, пусть он ее трогает и заводится, ласкать ногу это же не всем весом на нее садиться, это чувственно и.
Жмудина. Он бы решал задачу иного порядка: не тебя распалить, а себя накормить. Он бы тебе сказал, что ногу он тебе сожмет и кровь к ступне не пойдет, готовь еду или страдай!
Денисова. Ваши сердца бились не в унисон.
Жмудина. Что понятно тебе, и для меня не за семью печатями. Совместно с ним жила, хозяйство вела и не могла избавиться от ощущения, что петля затягивается сейчас это уже история.
Борянкина. Да
Жмудина. Его уход к другой женщине поставил меня в тупик.
Борянкина. Тебе казалось, что ты от этого выиграешь, но ты проиграла?
Жмудина. Мой жалобный вой соседи не слышали. Повстречав меня, спрашивали, что же же у меня все-таки стряслось, и я говорила, что одиночество на меня не давит. Выражение моего лица утверждало обратное. Если бы мне кто-нибудь на это указал, я бы сказала, что это его частное мнение.
Кобова. Помилосердствуйте! У меня пропал к примитиву всякий интерес, и при мне вы об одиночестве не долдоньте беседам о нем я буду противиться. Снова о нем разговоритесь, прерву не раздумывая! Ох, одиночество! Тяжелый период в личной жизни! Но ко мне не применительно. Я над всем этим без снижения летаю!
Борянкина. А зачем ты разместила анкету на сайте знакомств? Не мужика, скажешь, искала?
Кобова. Меня вбила туда моя товарка по принятию препаратов, что законом запрещены. Без учета моей позиции! Она это сделала, и я стала туда заходить и смотреть, кто же мне пишет. Мозговых недоносков я отметала, а оригиналам начала отвечать. О брачных танцах журавлей мне небанально написали
Денисова. Пойдемте, как журавли, потанцуем, а после поженимся?
Кобова. Необдуманные слова. Меня бы ими в переписку не вовлекли. Не то что хммм написанное им. «Журавли перед свадьбой танцуют! Но какая у журавлей свадьба? Кто к ним придет, кто принесет покурить или выпить, свадьба у них дрянная, а о нашей свадьбе я и не помышляю, но бутылочку бы с тобой раздавил, да и травки бы покурил. Сочтешь возможным отнестись положительно уведоми». Я сочла.
Петрялова. И у вас завязались отношения.
Кобова. Не безжизненные. В нашем обмене посланиями на чувственности мы не акцентировались мы ступенчато взбирались на пригорок, откуда на мир смотрится беспечально. Затаскивали на него кресла и вглядывались, растет ли вокруг них ежовник, продолжаются ли победные гуляния откопавших свои головы страусов: как и о журавлях, о страусах он написал. Мозги у этого порнографа не птичьи!
Жмудина. С женщинами, что на наркоманок не смахивают, он общался попроще.
Борянкина. «Пишу вам с надеждой на скорое взаимное счастье».
Петрялова. «При вашем отказе устремиться ко мне навстречу моя душа будет стремиться испариться».
Кобова. «Со следующей пенсии по инвалидности я куплю тебе дыню!».
Петрялова. Он тебе расписал, что он инвалид?
Кобова. Из младшей ветви династии Пресненских Шизов. Вместилище серого вещества он от распада не спас, но пробоины и искривления под себя приспособил. На нос спящей кавказской овчарки вы бы ногу поставили?