Выслушав правдивую историю о подземной битве, Харальд вышел на воздух освежиться. Он стоял над обрывом, глядя на темный Днепр. Вдали синели грозовые тучи и сверкали молнии. Смоленск погрузился во тьму и затих. Зато в палатах ябедника понялся громкий шум. Хозяин был буен во хмелю и сначала огрел рогом неповоротливого слугу, а потом начал придираться к домочадцам. Жена его Ладослава, наученная горьким опытом, при первых признаках мужниного гнева благоразумно вскользнула из-за стола и спряталась с детьми в дальней каморке. Челядь, попавшая под горячую руку ябедника, быстро разбежалась. Из палат вышел исландец Халльдор и сообщил норманну:
Хозяин совсем упился, крушит в палатах все подряд. Жаль, я только распробовал его меды.
Харальд пожал плечами и повторил «Речи Высокого»:
Меньше от пива пользы бывает,
Чем думают многие;
Чем больше ты пьешь,
Тем меньше покорен твой разум тебе.
Исландец пренебрежительно заметил, что сие предостережение относится только к слабым людям, недостойным звания мужей, ибо они теряют разум, опорожнив всего три или четыре рога. Вернувшись в палаты, Харальд увидел опрокинутые столы и разбитые глиняные сосуды. Ябедник храпел, уткнувшись головой в очаг. Его седая борода, касавшаяся углей, уже пошла подпалинами, а солома на полу начала тлеть. Норманн вовремя затоптал занявшуюся огнем солому, оттащил грузного Хакона подальше от очага и выплеснул на его подпаленную бороду остатки меда. После этого он лег на скамью, пристроил длинные ноги на ларь в углу и заснул богатырским сном.
Утром они с Халльдором покинули палаты ябедника. Хозяин спал, норманн не захотел его будить. Он попрощался с Ладославой, подарил два серебренника сыновьям Хакона и сел в челн, который ждал его у высокого берега. Свиной Мыс и окружавшие его курганы остались позади. Харальд надеялся заглянуть в эти гостеприимные места на обратном пути из Миклагарда. Но человек предполагает, а Господь располагает. Никому из тех, кто хаживал по пути из варяг в греки, больше не довелось узреть ей старинный град. В скором времени после отъезда Харальда на Свином Мысу случился пожар. Неизвестно, что стало причиной. Молния ли ударила в дощатую крышу? Рыбаки ли забыли потушить костер и случайно подожгли траву? Или седовласый ябедник, вкусив хмельного, неосторожно разворошил очаг? Всякое могло случиться. Бражные палаты охватил огонь, потом пламя перекинулось на другие дома. Сильный ветер понес тлеющие головешки в Смоленск, и весь град заполыхал. Ни один дом не уцелел, осталось только черное пепелище.
Когда конунг Ярицлейв Мудрый узнал о гибели города, он весьма опечалился. Однако не в обычае повелителя Гардов было предаваться унынию. Он повелел срубить новый град чуть выше по реке. Смоленск возродился на новом месте, а старое пепелище обезлюдело, как Бирка некогда богатый и славный торговый город, покинутый всеми его обитателями. Только тысячи больших и малых курганов по-прежнему высятся на берегу Днепра. Говорят, что безлунными ночами из подземелий выползают могильные жители. У них бледная кожа, сверкающие в темноте глаза, а из пасти торчат клыки. Они сбиваются в стаи и бродят между могил, поджидая случайного путника, чтобы наброситься на него и выпить его кровь. С первыми лучами солнца они возвращаются под землю сторожить древние сокровища.
Глава 2
Не спи!
По сравнению с изнурительным трудом на волоках плаванье по Днепру можно было считать легкой прогулкой. Течение само влекло рыбацкий челн, и братьям Авоське и Небоське оставалось лишь изредка поднимать весла, чтобы не порвать неводы, поставленные у берегов. Иногда по вечерам, они, пристав к берегу, украдкой обчищали чью-нибудь морду, сплетенную из ивовых прутьев, а потом приносили рыбу к костру и запекали в глине и золе. Заимствуя чужую добычу, братья испуганно озирались, и не зря. Если бы их застали за этим неблаговидным занятием, на пощаду рассчитывать не следовало. Поплыли бы они с проломленными головами вниз по реке, тем более что земли кривичей здесь закончились, уступив место владениям полян, где иноплеменникам следовало держаться вдвойне осторожнее. Наверное, братья рассчитывали на то, что свирепый вид варягов заставит полян держаться подальше. А может, они, как всегда, надеялись на авось.
Вековые деревья отступили от Днепра. Все сколько-либо удобные места по берегам были распахан. Сев завершился, и только кое-где можно было увидеть согбенного смерда, бредущего за бороной. По словам кривичей, земля здесь была гораздо плодороднее, чем в их родных краях. Но одна беда сменяла другую. На жирном черноземе безудержно тянулись вверх сорняки, забивавшие рожь и все посаженное рукой человека. Полянам приходилось прежде всего выжигать огнем сорную траву, выдирать ее корни и лишь после такой подготовки засевать. Время от времени на глаза Харальда попадалось почерневшее поле, как будто выжженное огненным мечом великана Сурта.
Вековые деревья отступили от Днепра. Все сколько-либо удобные места по берегам были распахан. Сев завершился, и только кое-где можно было увидеть согбенного смерда, бредущего за бороной. По словам кривичей, земля здесь была гораздо плодороднее, чем в их родных краях. Но одна беда сменяла другую. На жирном черноземе безудержно тянулись вверх сорняки, забивавшие рожь и все посаженное рукой человека. Полянам приходилось прежде всего выжигать огнем сорную траву, выдирать ее корни и лишь после такой подготовки засевать. Время от времени на глаза Харальда попадалось почерневшее поле, как будто выжженное огненным мечом великана Сурта.
По Днепру плыли длинные плоты из бревен, нарубленных зимой в верховьях реки. Связанные попарно плыли грубо выдолбленные дубы, которым предстояло превратиться в стройные ладьи. Их обгоняли груженные суда всех видов и размеров, часть их повернула в Десну, чтобы плыть в Чернигов, но большинство ладей и почти все плоты продолжили плавание по Днепру. Показалась крепость Любеч. В крепости сидели княжие мужи. Они радушно приветствовали гостей, но не могли уделить им много времени, так как готовили к отправке в Хольмгард меха, собранные зимой во время полюдья в землях дреговичей и северян. Они оценивали пушнину и без зазрения совести откладывали лучшие меха для себя. Покидая Любеч, исландец Халльдор завистливо вздохнул:
Они пользуются добром конунга как своим собственным.
Легко присваивать добро конунга, когда он живет в Хольмгарде, заметил Харальд. Однако им придется умерить свою алчность, если конунг Ярицлейв все же решит перебраться в Кэнугард.
Не успели они обсудить нечистых на руку княжих мужей, как перед их глазами открылся Кэнугард, раскинувшийся на высоких холмах. По уверениям кривичей, город был назван по имени перевозчика Кия.
Тем глаголеху: «На перевоз на Киев». Мы, кривичи, ведем род от князя Крива, а поляне от простого перевозчика, смерда, злорадствовали братья.
Если бы их услышал кто-то из киевлянин, он разразился бы площадной бранью, укоряя кривичей в глупости. Поляне утверждают, что Кий и его братья были мужами мудрыми и смысленными. Кий ходил к Царьграду и там, якоже сказывают, принял великую честь от греческого царя. А ежели он был бы простой перевозчик, якоже сказывают несведующие люди, то не принимал бы его греческий царь. Сравнивая Хольмгард и Кэнугард, норманн не знал, какому из них следовало отдать предпочтение. Хольмгард был гораздо ближе к Северным Странам и вел обширную торговлю со многими славными торговыми городами. Кэнугард имел прочные связи с Землей Греков и иными странами.
По размерам два города не уступали друг другу. Хольмгард с его деревянными мостовыми и стоками для нечистот воды был чище и удобнее для жизни, Кэнугард отличался красотой и удобством месторасположения. Ни одна ладья с товаром не могла проплыть незамеченной мимо высоких холмов, по которым тянулся земляной вал сo сторожевыми башнями. Харальд слышал, что на город часто нападали кочевники, и близость со степью говорила не в пользу Кэнугарда. Зато киевляне привыкли к покорности, тогда как новгородцы славились вольными нравами и изливали свое недовольство, собираясь на буйное вече. Харальд думал, что перед Ярицлейвом Мудрым стоял трудный выбор. С другой стороны, не всякий конунг имел в своих землях два великолепных града.
Сойдя берег, норманн попрощался с братьями-кривичами. Он хотел дать им одну монету с выбитой по кругу надписью «Се Ярославово серебро», но рука сама зацепила несколько серебряников. Харальду показалось недостойным скупиться, и он швырнул блестящие монеты на песок. Братья поначалу подумали, что молодой князь невзначай обронил серебро. Они бросились поднимать серебряники и с поклонами поднесли их норманну на своих заскорузлых ладонях. Услышав, что серебряники предназначены им в награду, они, едва веря своим ушам, пали на колени и возблагодарили щедрость молодого князя. Харальд решил дать добрый совет бедным людям.
Бонды, внесите задаток за добрый корабль, пусть даже не новый, и отправляйтесь на нем викинговать, дабы с честью сложить головы в чужих краях.
Кривичи беспрестанно кланялись и в один голос восклицали.
Князь! Милостивец! Все сделаем, как ты велишь! Сеять нынче не будем, купим ржи, наварим пива. Голожопицу не забудем отведать. Отдохнем от трудов, небось заслужили!
Не слушая их благодарностей, Харальд зашагал длинными ногами по песчаному берегу. Исландец Халльдор едва нагнал его. Он редко говорил, но сейчас не мог сдержаться. Косясь на мешок, висевший на поясе норманна и позвякивающий при каждом шаге, он проворчал: