Состав нырнул под холодную крышу вокзала. По громкой связи уточнили, что выход следует производить с правой стороны. Теперь можно положиться на привычный автоматизм движений: выйти из поезда на перрон, пройти по коридору, образованному справа и слева теми, кто терпеливо ждет своей очереди на посадку, вдохнуть запах креозота, прислушаться к мелодичным объявлением ближайших отправлений, пойти по наклонной рампе в подземный переход, увертываясь от тяжелых чемоданов на колесиках, взвизгивающих на рифленом бетоне, миновать киоски с прессой, сэндвичами и королевскими кренделями, затем мимо главного информационного табло свернуть направо в галерею имени Святого Кристоффеля, деревянный облик которого, потрескавшийся и потемневший, украшает одну из искусно подсвеченных каменных стен это все, что осталось от древних городских укреплений.
Недалеко от фигуры Святого, как всегда немного растерянно, стоит создание неопределенного возраста, со спутанными волосами и когда-то даже миловидным лицом. Рюкзак за плечами, сумка на колесах, набитая тряпками, торчащими в разные стороны. Она всегда подходит и, глядя прямо в глаза, произносит на чистейшем бернском диалекте: «Маешь грошик»? Когда Андреасу некогда, он пробегает мимо, но совесть его за это не мучает, потому что завтра в это же время она опять будет там, и послезавтра, и всегда у нее будет к нему один и тот же вопрос. И если не сегодня, то завтра или послезавтра Андреас остановится и высыплет ей в протянутую, жесткую, как камень, руку, пригоршню лишней мелочи, а ее глаза так навсегда и останутся безжизненно серыми!
Из модных бутиков гремит музыка, открылся новый вьетнамский ресторан, магазин волшебных пищевых добавок объявил распродажу продуктов с добавлением пророщенного проса. Перед входом в него стоит еще один завсегдатай вокзала: огромного роста чернокожий человек, почти задевающий головой потолок и в любое время года завернутый в национальные цвета: кепка с козырьком, футболка, еще одна футболка с капюшоном, куртка, штаны, еще одна куртка, повязанная на поясе вроде фартука, кроссовки и даже носки все они исключительно красного цвета с вкраплениями белых крестов. Он только что купил упаковку баночного пива «Вильгельм Телль» и что-то громко на непонятном языке объясняет деревянному святому Кристоффелю, размахивая большими руками.
Андреас улыбается, он любит этих городских оригиналов. Он не знает, кто они, откуда взялись, почему делают то, что делают, но без них город потерял бы свое лицо. Это точно! Мимо проходят двое полицейских, затянутые в синюю с черным форму, у каждого на поясе «Хеклер и Кох P30». На эскалаторе Андреас поднимается наверх к остановке трамвая под стеклянный балдахин. Берн находится в котловине, поэтому по утрам туман держится здесь дольше. Небо над стеклянной волной, легко накрывшей привокзальную площадь, серое, почти еще ночное, но скоро солнечное утро жаркого дня начнется и здесь. Прохожие спешат, звенят трамваи и троллейбусы, на ступенях Церкви Духа Святого люди с длинными волосами уже развернули грязный рукописный транспарант с неразличимыми политическими требованиями. Прохожие не обращают на них никакого внимания.
* * *
На трамвае номер семь до конечной остановки можно добраться за тринадцать минут. Салон почти пуст, жители и гости города, наоборот, двигаются к вокзалу, откуда можно уехать «по всем направлениям». Сев у окна, Андреас вытянул ноги и опять достал смартфон. От Анны-Мари ничего. Зато в почте уже болтались первые письма: уведомление, что такого-то числа вам будет выставлен счет на такую-то сумму, еще реклама, еще реклама, еще Андреас стирает мусор. Трамвай трогается с места, приходит в движение, мягко покачиваясь. Мимо окон тянутся каменные аркады Старого города. Эти улицы Андреасу хорошо знакомы, он чувствует себя здесь как дома. Анна-Мари старый город не любила, мол, не хватает зелени. Андреас всегда в ответ пожимал плечами. Зелень тут совершенно лишняя. Андреас открывает список телефонных контактов. Синие мешки Андреас выбирает из списка старый домашний номер, который он и так знает наизусть Синие мешки. Сегодня пятница. Вывоз мусора. Мешки стоят у входов в магазины, у подъездов, просто на серой брусчатке проезжей части. Андреас смотрит на мешки, трамвай опять трогается, на другом конце провода звонки ожидания Один, два, три Мешки можно считать просто так, для развлечения. Четыре Да? Мам, привет! Пять, шесть-семь-восемь
Трамвай плавно движется, останавливается, открывает и закрывает двери, впуская и выпуская пассажиров. Да Ничего особенного Как всегда. Некоторое время можно просто слушать и смотреть в окно. Трамвай добирается до Часовой Башни. Вокруг нее толпятся первые туристы. Трамвай, скрежеща, совершает крутой поворот. Кофейня «Адрианос» снова открылась после ремонта. Внутри все выглядит одновременно и новым, и привычно-знакомым. Владельцы не пожалели действительно больших денег. Столики вынесены на тротуар. Один из ранних посетителей обязательный латте и газета сидит едва ли не в двух метрах от проезжающего мимо трамвая, не обращая на него ровным счетом никакого внимания.
Нет, я не забываю о Максимилиане, на прошлой неделе я звонил в клинику. Ты же знаешь, что его состояние не меняется. Никогда не меняется. Синие мешки: девять, десять, одиннадцать, двенадцать. Медленно проплыли двери ночного клуба. Пыльные жалюзи опущены, видны следы полустертого графитти. По вечерам в пятницу фасад здания искусно подсвечивается красными прожекторами. В последнее время Андреас все позже и позже возвращался с работы и видел, как часть тротуара ограждалась бархатными цепями, провисающими между золотыми столбиками, и как гости, выстроившись в очередь, терпеливо дожидались своей очереди.
Трамвай выехал на мост. На куполах парламента, зеленых с золотыми прожилками, медленно в лучах восходящего солнца колыхались флаги. Сегодня я не смогу, только завтра. Потому что вечером придут смотреть квартиру. Трамвай остановился, в салон вошла молодая негритянка с коляской. Младенец спал, свернув голову на бок и зажав в кулаке оранжевого крокодила. Потому что мне одному такая большая квартира совершенно не нужна. Я хожу по ней вечерами и не знаю, что мне делать. Нет Не знаю. Вчера звонили из управляющей компании и спрашивали, удобно ли сегодня. Я сказал, что удобно. Потому что мне удобно. А что отец? Он ведь любит писать письма ручкой на бумаге, вкладывать в конверт, наклеивать марки Остались две остановки, одна минута. Я не знаю, во сколько точно. Потому что я не знаю, во сколько точно. Потому что никто не может знать, во сколько точно.
Вы сами переезжали за свою жизнь сколько раз? Из одного кантона в другой и даже сменили родную общину. Нет, в понедельник у меня первый день отпуска. Андреас смотрит за окно, немного отставив телефон в сторону: простые, серые дома окраины, пиццерия, булочная, китайский ресторан, магазин виниловых пластинок. Как обычно, в тот же самый город. Нет, мне не скучно, потому что там море и потому что там все знакомо и не надо ни к чему привыкать заново. Потому что половина отпуска только и уходит на то, чтобы привыкнуть ко всему заново и почувствовать себя как дома. С постановлением прокурора она перегнула палку. Она могла бы сначала поговорить со мной. Завтра? Хорошо, поговорим.
Андреас встает, поправляет рюкзак на спине, трамвай разворачивается под эстакадой и останавливается на конечной остановке. Я пошел, увидимся завтра. И я тебя! Сиреневого цвета башня из стали и стекла видна уже отсюда, от трамвайной остановки. Она резко отличается от окружающей малоэтажной застройки. Солнце отражается в ее окнах, в воздухе пахнет сгоревшим бензином. Наверху громыхает движение межрегиональной скоростной автострады.
* * *
Здание, в котором их фирма арендует двенадцатый этаж, построено в соответствии с новейшими стандартами потребления энергии, о чем с гордостью извещает небольшая металлическая табличка, укрепленная в лобби сбоку от дверей, рядом с гостевыми вешалками. Здесь нет кондиционеров. За температурой и влажностью воздуха следит искусственный интеллект. Андреас сбросил с плеча рюкзак и выудил из наружного кармана карточку-пропуск. Переход из лобби к лифтам преграждают бронированные прозрачные двери. Пропуск следует приложить к считывающему устройству, и если все в порядке, тогда устройство осветится изнутри гостеприимным зеленым светом, двери громко щелкнут и разъедутся резким толчком. А можно пройти мимо дверей и стойки ресепшена дальше, в ресторан. Оттуда уже доносится запах свежей выпечки, кто-то звонко гремит столовыми приборами. Под потолком укреплены телевизионные экраны разных размеров, на каждом из них крутится рекламный ролик, среди которых есть и видео их фирмы: материнская плата компьютера плавно превращается в современный мегаполис, снятый с высоты летящего беспилотника.