В кабине лифта висят объявления: о предстоящем дне велосипедиста, о новом меню в ресторане, о презентации на тему искусственного интеллекта в сфере защиты окружающей среды. Двери открываются, и Андреас попадает большой квадратный холл, от которого в разные стороны расходятся широкие и светлые коридоры. Офисы отделены друг от друга прозрачным стеклом. Стоя у дверей лифта, можно увидеть все и всех насквозь: и бухгалтерию, и отдел человеческих ресурсов, и планово-финансовый отдел, и кабинет Торстена с полукруглым столом и зеленым деревом в кадке. Андреас и другие диспетчеры сидят справа от лифтов. Торстена пока не видно, поэтому Андреас сразу проходит в свой угол.
Бруно уже на месте, на голове наушники, на столе рядом с клавиатурой термос. За ним на вешалке бессильно повис рюкзак из парусины. На полках стандартной офисной секции громоздятся скоросшиватели и разрозненные кипы бумаг. Андреас отодвигает кресло, садится, придвигается к столу, кладет рюкзак на пол и кивает Бруно. Тот кивает в ответ, не снимая наушников с головы волосы у него на голове забраны в пушистый узел. Бруно работает со сдвигом по времени: у его клиентов другой часовой пояс. Он приезжает из Лозанны первым утренним, считай, ночным экспрессом, и уже в три часа дня исчезает из офиса. Бруно изъясняется на всех языках, включая некоторые виды диалекта. Но в офисе он делает вид, что не знает ни одного языка, кроме английского.
Андреас запускает компьютер. Операционная система отказывается работать и требует перезагрузки с целью актуализации. Потом она сообщает, что до конца осталось несколько секунд, и это значит, что завершения процесса можно ожидать сколь угодно долго. Остается набраться терпения и мысленно формулировать очередное письмо в отдел технической поддержки. Этим ребятам иногда все-таки нужно напоминать, что в своей области они, конечно, великолепные специалисты, но не он работает на них, а, наоборот, это они обязаны обеспечивать ему комфортные технические условия работы. Андреас отъезжает от стола и смотрит за окно.
Внизу по автобану неслышно пролетают машины слева направо, потом справа налево. За трассой начинаются жилые кварталы. Массив темно-коричневых черепичных крыш начинается здесь, на окраине, и подступает к самому центру. Парламентские купола и острый шпиль Мюнстера кажутся отсюда с высоты игрушечными. Дополняют общую картину мягкие очертания горы Гуртен в левой части пейзажа. Иногда с правого верхнего угла окна по направлению к левому нижнему начинает скользить силуэт самолета, идущего на посадку в городском аэропорту. Зимой крыши теряют свой цвет под однообразным серым одеялом, к небу поднимаются прозрачные столбики дыма люди топят камины. Но сейчас лето и стоит жара. А в офисе прохладно, даже слишком.
Компьютер готов. Андреас начинает работать. Порядок действий отлажен и выучен наизусть. Он может почти без запинки рассказать любому, что и как он делает сначала, что идет потом, чем процесс продолжается и чем завершается. К его рутинной и однообразной работе никто не проявляет никакого интереса. Поэтому Андреас чувствует себя прекрасно. Его руки привычно скользят по сухо стучащей клавиатуре. Иногда он начинает пользоваться мышью, всматривается в экран, прищурив глаза и потирая левый висок указательным пальцем левой руки. Андреас работает слаженно и четко. Сами по себе операции не сложны, просто их очень много и нужно знать сотни разных тонкостей. Такое знание приходит только с практическим опытом, а инновационные семинары и мотивационные воркшопы это все детская игра.
Здесь, на двенадцатом этаже, всегда очень тихо. Иногда можно услышать чей-то громкий смех, пару фраз на каком-нибудь понятном или непонятном языке. Смех быстро прекращается, словно кто-то внезапно опомнился и прикрыл рот обеими руками. Иногда начинает звонить телефон, оставленный в режиме громкой связи, или прорывается обрывок телевизионных новостей, но потом опять все стихает. Специальное покрытие на полу глушит шаги. На стендах развешаны пестрые диаграммы. Андреас работает сосредоточенно, иногда поднимая голову и прислушиваясь к происходящему вокруг. Бруно сидит в наушниках. Он предпочитает слушать «Металлику» и «Джудас Прист». Громкая музыка, как он сам однажды сказал, помогает ему сосредоточиться.
Андреас спокоен. Он знает, что все успеет, нигде не опоздает и завершит всю последовательность операций именно так, как это нужно для наиболее эффективного функционирования всей системы. В настоящий момент он курирует два похожих друг на друга проекта, хотя стоящие за ними фирмы не имеют между собой ничего общего. Но этого и не требуется. Любой вид производственной деятельности можно разложить на определенное количество рациональных процессов. В силу своей рациональности они легко поддаются количественному анализу. Стоит только написать соответствующее программное обеспечение с возможностью обратной связи, как у оператора появляется возможность наблюдения и управления отдельными процессами. Сведение этих процессов в общий производственный поток происходит уровнем выше. Этим занимается менеджмент. Андреас же просто добросовестно делает дело на своем уровне. Он оператор и этого ему вполне достаточно.
Андреас спокоен. Он знает, что все успеет, нигде не опоздает и завершит всю последовательность операций именно так, как это нужно для наиболее эффективного функционирования всей системы. В настоящий момент он курирует два похожих друг на друга проекта, хотя стоящие за ними фирмы не имеют между собой ничего общего. Но этого и не требуется. Любой вид производственной деятельности можно разложить на определенное количество рациональных процессов. В силу своей рациональности они легко поддаются количественному анализу. Стоит только написать соответствующее программное обеспечение с возможностью обратной связи, как у оператора появляется возможность наблюдения и управления отдельными процессами. Сведение этих процессов в общий производственный поток происходит уровнем выше. Этим занимается менеджмент. Андреас же просто добросовестно делает дело на своем уровне. Он оператор и этого ему вполне достаточно.
Теперь Андреас запускает аплоад апдейтов. Это очень важный шаг. Торстен рассказывал, что именно в результате этой операции система «учится», «умнеет», а искусственный интеллект забирается вверх на еще одну ступеньку. Андреас некоторое время следит за тем, как происходит загрузка обновлений, потом переключается на другое окно и проверяет социальные сети. От Анны-Мари ничего нового. Бруно, сидящий напротив, снимает с себя наушники, финально щелкает мышью и, отталкиваясь, отъезжает на метр от края стола, потом с наслаждением потягивается, скрестив руки на затылке. Майка задирается, становится виден его волосатый пивной живот. Бруно стает с кресла, говорит по-английски, что сейчас он намерен сделать паузу и теперь идет обедать.
Андреас коротко кивает и открывает верхний ящик рабочего стола. Там все равно почти ничего стоящего нет, но это повод отвести глаза и прервать разговор. В ящике находятся несколько конвертов с ярким логотипом компании, десяток погнутых канцелярских скрепок, россыпь ручек и карандашей, пожелтевшие кассовые чеки, пяток помятых чужих визитных карточек, имена на которых давно не имеют никакого значения, газетная вырезка со статьей под названием «Должно ли национальное право иметь приоритет по сравнению с международным?». Андреас уже хочет закрыть ящик, но взгляд его падает на небольшую почтовую открытку. Некоторое время он старается припомнить, откуда она взялась, потом он принимается рассматривать ее, как следователь обычно рассматривает важное вещественное доказательство.
Открытка не похожа на привычную продукцию, какую можно встретить в каждом вокзальном киоске. Во-первых, ее формат не совпадает с действующим для почтовых отправлений стандартом. Во-вторых, бумага, из которой сделана открытка, скорее напоминает картон: плотный, тяжело лежащий в ладони. В-третьих, открытка пожелтела, ее углы и края истрепались. На аверсе изображена горная деревня. Крыши домов покрыты толстыми плитами снега, солнце невнятным белым пятном пробивается сквозь морозную дымку, горы прячутся за облаками, выглядят размытыми и нерезкими. На реверсе надпись, сделанная стершимся карандашом, всего несколько строк. Прочитать эти строки не представляется возможным, но можно различить дату: двадцать шестое арабскими цифрами, двенадцать римскими, восемнадцать арабскими. После каждого числа стоит точка.
Андреас сначала приближает лицо к открытке, прищуривая глаза, потом относит руку с открыткой в сторону, пытается рассмотреть ее на свету. Бесполезно. Первая фраза еще читабельна: «Счастливо и безбедно воротилися мы восвояси». Но затем наступает полный туман. «Восвояси» понятно, но «безбедно»? Наверное, это слово означает «без бед», благополучно, без каких-либо происшествий, но кто мог бы поручиться за это? Андреас кладет открытку перед собой, справа от клавиатуры. Откуда она все-таки появилась? При всем желании он не может вспомнить ничего, что хоть как-то вывело его на след. Или же я не просто не могу, но не хочу? Анна-Мари сказала однажды, что он обладает удивительной способностью стирать из памяти все, что способно причинить душевную боль. Но так ли это?
Андреас кладет правую руку на открытку, потом пристукивает по ней ладонью и складывает руки на груди. Он никогда не пытался влезать к самому себе в душу. Какое понятие постоянно употребляла Анна-Мари? Ах, да, механизмы бессознательного! Андреас считает себя вполне сознательно действующим человеком. Ему в высшей степени неприятна мысль о том, что внутри него, словно на чердаке старого дома, может жить постороннее нечто, не подчиняющееся законному владельцу данного объекта недвижимости. И еще ему не нравилось, каким уверенным и безапелляционным тоном Анна-Мари произносила слова насчет механизмов. Андреас опять трет указательным пальцем левый висок. «Счастливо и безбедно воротилися мы восвояси». Не прошло и полутора столетий, как язык, привычно употреблявшийся в ту эпоху, потерял резкость, приобретя характер пусть и не чужой, но какой-то странно-непривычный, даже комичный!