Когда он заходил сюда в последний раз? Штора была опущена, но не до конца: через параллельные щели на пол падал порезанный на полоски бледный свет. Воздух был насыщен запахом разогретой пыли. Компьютер на столе выключен, рядом с клавиатурой лежали листки бумаги, несколько карандашей раскатились в разные стороны, на календаре украшенные венками цветов коровы шли куда-то тесной толпой под управлением пастуха, одетого в типичный пиджак-кюэрмутц, расшитый цветами белого эдельвейса, и в черные штаны. Из этой комнаты можно сделать Андреас запнулся Шкаф для одежды. Фабиен подошла к столу и спросила: а это что? Что именно? Фабиен обернулась к Андреасу, в руках у нее блестел острыми гранями небольшой пирит. Это откуда? Вот, со стола, говорит Фабиен и показывает левой рукой на стол. Впервые вижу, говорит Андреас. Открой окно, говорит Фабиен! Андреас отодвигает тюлевую занавеску и видит давно засохший бонсай. Вообще-то он обещал себе, что будет поливать это несчастное деревце, но на такой жаре стоит только пропустить пару дней и все, растение обречено. О фикусе он помнил, а бонсай? Он нем он забыл случайно, или нарочно, в качестве мести?
Нащупав рукоятку шторы, Андреас приводит ее во вращение, штора начинает медленно, рывками и с металлическим грохотом, ползти вверх. Бледные полоски света на паркете расширяются, потом начинают сливаться в одно большое пятно. Подняв штору, Андреас открывает створку окна, впустив в комнату уже не такой горячий воздух. Фабиен с интересом покрутила камень в руках. Может быть, вам его подарили на свадьбу? Пирит блестел и разбрасывал вокруг себя гаснущие блики. Может быть, с ним связано что-то особенное? Андреас смотрит на засохший бонсай. Это была помолвка. Все очень скромно. Небольшая гостиница и зал приемов. Современная архитектура: стекло, сталь, натуральный камень и деревянные балки, поддерживающие крышу. С площадки обозрения можно было видеть горы, и холмы ближе к нам, и дорогу внизу, у наших ног, она вилась серпантином, поднимаясь все выше и выше. Солнце заходило за дальнюю гряду, воздух становился сначала оранжевым, а затем фиолетовым, издалека доносился колокольный перезвон. Но камень Андреас протянул руку и положил его на ладонь. Может быть, Анна-Мари хранила его в качестве талисмана Я не знаю Нечто похожее я видела в Узбекистане, сказала Фабиен. Вы знаете, где находится Узбекистан? Андреас пожал плечами. Я всегда думал, что эта выдуманная страна из того фильма, помните?
Нет, в том фильме речь шла о Казахстане, но обе страны совершенно реальны. Я однажды читала там лекцию о федерализме. В Казахстане? В Узбекистане! Для студентов, изучающих французский язык. Фабиен берет камень с ладони Андреаса и кладет его обратно на стол. Родители хотели, чтобы я пошла в гимназию, но я предпочла стать ученицей аптекаря. Это было очень интересно, потому что наша аптека находилась на главной улице и в ней всегда толпились люди. После этого я закончила бухгалтерские курсы, два года провела в Румынии, осуществляя надзор за реализацией инфраструктурных проектов по линии «Фонда Сплочения» Европейского союза, потом закончила массажные курсы и пошла работать в книжный магазин в Поррентрюи. Там у меня оказалось достаточно времени для самообразования. И когда наш МИД стал искать людей «с опытом работы за рубежом», то я сразу же послала им мое резюме. И уже через три месяца я читала узбекским студентам курс лекций по швейцарскому федерализму.
Зачем узбекским студентам швейцарский федерализм на французском языке? Фабиен пожимает плечами. Мне, собственно говоря, все равно. Если им интересно, и если наша дипломатия посчитала необходимым ознакомить с нашим федерализмом молодежь этой быстро развивающейся перспективной азиатской страны Помню, какое потрясение я пережила на площади Регистан в Самарканде. Вы ведь не были в Самарканде? Андреас медленно покачал головой, нет, не был! Это потрясающий архитектурный ансамбль и этот камень Фабиен показала него правой рукой. Этот камень с его блестящими гранями напомнил мне величественные стены на этой площади, которые по ночам светились изнутри огнем, заимствованным, казалось, с самих небес! Фабиен помолчала немного. Сейчас, по прошествии времени, звучит пошло. Может быть, так оно и есть! Но знаете, что я поняла там, на этой площади?
Все на свете имеет свое объяснение. Ничто не происходит просто так. У всего есть своя причина. Своя логика. Может быть, мы ее просто не понимаем и не видим, как не видны нам корни деревьев. Поэтому-то какие-то явления или события и кажутся нам странными и даже безумными. Мы начинаем сердиться. На себя! На других! Как правило на других. А теперь я бы хотела посмотреть подвал. Андреас и Фабиен выходят в прихожую. Андреас берет ключи и открывает дверь на лестничную клетку. На улице продолжает темнеть, поэтому Андреасу пришлось включить свет: кнопку освещения найти нетрудно, она подмигивает желтым светлячком, дрожащим в сумерках. Лампы зажигаются, производя характерный звон, словно кто-то, один за другим, отламывает прозрачные ледяные сталактиты.
Все на свете имеет свое объяснение. Ничто не происходит просто так. У всего есть своя причина. Своя логика. Может быть, мы ее просто не понимаем и не видим, как не видны нам корни деревьев. Поэтому-то какие-то явления или события и кажутся нам странными и даже безумными. Мы начинаем сердиться. На себя! На других! Как правило на других. А теперь я бы хотела посмотреть подвал. Андреас и Фабиен выходят в прихожую. Андреас берет ключи и открывает дверь на лестничную клетку. На улице продолжает темнеть, поэтому Андреасу пришлось включить свет: кнопку освещения найти нетрудно, она подмигивает желтым светлячком, дрожащим в сумерках. Лампы зажигаются, производя характерный звон, словно кто-то, один за другим, отламывает прозрачные ледяные сталактиты.
Андреас пропускает Фабиен вперед и говорит, что нужно идти по лестнице вниз, до самого конца. Она проходит мимо и обдает его жаром влажной кожи. Звуки шагов эхом отлетают от белых стен. На площадке этажом ниже устроен высокий стеллаж с обувью. На нем рядами выставлены городские туфли, горные ботинки, кроссовки и даже птичье гнездо. Откуда оно взялось? Чем ниже по лестнице, тем прохладнее становится. Фабиен поводит плечами, Андреас говорит, что теперь нужно повернуть налево, в коридор. Они минуют железную дверь, выкрашенную салатовой краской. Дверь находится в постоянно открытом состоянии. Если по ней постучать, то послышится глухой металлический звук. Литой металл толщиной в три четверти метра способен противостоять любому внешнему воздействию.
Раньше здесь был бункер гражданской обороны, говорит Андреас, поворачивая пластмассовый выключатель, покрытый легкими седыми нитями паутины. А теперь его разделили на сектора стенками из штакетника, и жильцы хранят здесь старые телевизоры, ящики с вином и сломанные кровати. Хлам, от которого давно следовало бы избавиться, вывезя на один из городских пунктов приема вторичного сырья. Но вы сами знаете Руки не доходят. Мой отсек вон там, справа, у дальней стены. Ничего особенного, коробка из-под микроволновки, пара сумок с пустыми консервными банками. Фабиен говорит, что сюда она могла бы поставить старый мольберт и еще несколько деревянных рам. Несколько мгновений они молчат. Стоит тишина, плотная, непроницаемая, как на дне бесконечно глубокого колодца, иногда нарушаемая шорохом воды в пластиковых трубах. Андреас даже на расстоянии ощущает жар тела Фабиен. Внизу подо мной живет семья: отец швейцарец, мать родом из Вьетнама, у них двое детей. Мать разговаривает с ними по-вьетнамски, отец на диалекте, между собой мать и отец разговаривают по-английски, дети между собой и со сверстниками на непонятной смеси всего, что только можно смешать. Если мы встречаемся в магазине, то со мной они говорят на французском. Я выгляжу французом?
Фабиен наклоняет голову к правому плечу. Нет! Один из сыновей, старший, играет на пианино. В распорядке сказано, что в доме нельзя выбивать ковры по воскресеньям, но что здесь позволено держать домашних животных, а еще музицировать, один час до обеда и один час после. У вас есть животные? Нет, отвечает Фабиен. Квартира у вас в хорошем состоянии, хотя немного в беспорядке. Когда женщина уходит от мужчины, то первым начинает страдать жилище. Ведь когда рушится мир, уборка становится смешной. Андреас не знает, что сказать, а потому предпочитает промолчать. В прихожей Фабиен берет свои меховое пальто и сумочку.
Из открытых окон дует ветер, в квартире темно, только свет с лестницы рисует на полу желтый прямоугольник. Спасибо за ваше время, особенно в пятницу. У вас наверняка были другие планы? Андреас пожимает плечами, нет, сегодня я ничего не планировал, но вот с понедельника я официально в отпуске. А где вы намерены провести День Первого августа? У меня есть домик под Куртелари. Но я пока ничего не решила. Вам в любом случае еще раз спасибо и наслаждайтесь отпуском. Это лучшее время в году. Фабиен протягивает на прощание руку Андреасу, он пожимает ее влажную горячую ладонь, слышит, как хлопает входная дверь. Начинает работать двигатель, свет фар ярким сполохом осветил потолок и пропал.
Не зажигая света Андреас идет на кухню, открывает холодильник, достает остатки «Эпикуро Примитиво ди Мандуриа» и выливает в бокал. Нужно быть очень осторожным, чтобы не расплескать вино. Холодильник пуст, в нем нет ничего, кроме яркого света, кубиков льда и веточек увядшей петрушки, разбросанных по дну лотка для овощей и фруктов. Андрес кладет пустую винную бутылку в емкость для стекла. По сравнению с душной комнатой на балконе было почти прохладно. Остывшее в холодильнике вино приятно остужает язык. Окна в доме напротив то загорались, то гасли, жильцы ставили чайник, садились за компьютеры, включали телевизоры. Почти каждый балкон уже увешан гирляндами из флажков, еще холодными лампочками, бумажными лампионами с белыми крестами на красных боках.