Пройдя весь строительный магазин насквозь можно было оказаться с другой его стороны, где начинался райский сад. Вокруг стояли стеллажи, на них располагались горшки и прочие приспособления для выращивания растений. Цветущая герань красовалась ровными рядами, так что покупатель мог выбрать себе куст попышнее. А еще Андреасу нравились мелкие цветы, сиреневые и фиолетовые, от них исходил резкий запах. За цветами стояли пальмы в кадках, потом небольшие пирамидальные деревца, магазин предлагал даже березовые саженцы! Затем покупатель оказывался на демонстрационной площадке, выложенной серым тесаным камнем. У родителей во дворе между камнями пробивается трава, а сама брусчатка с трещинами и сколами, почти потерявшая форму. А здесь царила чистая геометрия, созданная для того, чтобы ложиться под ноги оптимальным образом.
Образцы брусчатки, запаянные в прозрачный пластик, были аккуратно сложены горками разных размеров. Андреас спросил себя, кому придет в голову купить один-единственный камень. Но потом он подумал, что, наверное, это даже очень неплохо получить возможность разобрать окружающий мир на ровные единицы, а потом опять сложить их, но уже в совсем другом, только одному тебе ведомом порядке. От этой площадки дорожка, усыпанная серым мелким гравием, вела к образцу дома с треугольной крышей. По ступеням из идеально выструганного дерева они поднялись на широкую террасу, уставленную садовой мебелью, там стояли самые настоящие голливудские качели, словно из фильма, но только реальные, с ярким ценником. На нулевом этаже покупателей встречали кухня и гостиная комната с панорамным окном, выходившим на горный пейзаж, горы, нанесенные на холст, натянутый на специальную раму. Кухонная техника демонстрировала готовность к работе, лестница, которая вела на первый этаж, скрипела под ногами как настоящая. Ванная и туалет, детская комната, спальня родителей, рабочий кабинет и библиотека, забитая одинаковыми книгами на странном языке (как позже выяснилось, шведском), все это разрешалось рассмотреть, взять в руки, изучить ценник-спецификацию с длинным перечнем уточняющих критериев.
Почти в каждой стене или перегородке находились выдвижные витрины, которые давали возможность изучить внутреннее строение несущих стен, состоящих из множества слоев, следующих один за другим. Скрывающиеся за стенами трубы, провода, разноцветные соединения и сочленения, скрытые механизмы, работающие непонятно как все это выглядело ужасно интересным. Демонстрационный дом, пропитанный запахом свежей резины, дерева, красок, железа и полотна, демонстрировал готовность обнажиться и показать себя всего вплоть до последнего гвоздя, шурупа, дюбеля, провода, половицы, лампочки, дверной ручки, оконной рамы, кованой решетки, горшка с цветком, картины с горой Маттерхорн и большого цветного телевизора самой последней модели. Это был наглядно показанный идеальный мир, говорящий на понятном языке. Отец потрепал его тогда по плечу, сказал, что каждый мужчина должен выстроить в своей жизни дом. Не будет дома, о котором британцы, придумавшие туризм и тобогган, справедливо говорят как о крепости, не будет и страны. Потому что дом это опора для всего того, что нас окружает.
* * *
На поезд они опоздали, а это значит, что они опоздали и на почтовый автобус, на котором следовало добираться до Лёйкербада, туда, где снег местами лежал еще даже в июне. Вокзал пустовал, за окошком туристического офиса скучал продавец. Он небрежно листал пестрый журнал, обложку которого украшало большое желтое слово «Покушение». Отец посмотрел на часы, потом на электрическое табло с отправлениями и прибытиями, и сказал, что мы можем полтора часа ждать следующего поезда, но можно пойти пешком, расстояние тут всего ничего, не больше десяти километров. Да, можно просидеть это время здесь со стаканом «Овомальтина», тем более что в рюкзаке у отца лежал роман про рыцаря печального образа, в котором, правда, он, Андреас, иногда терялся из-за странной манеры автора отвлекаться на посторонние истории, например историю о том, как Лусинда была похищена доном Фернандо.
А можно было самому попробовать пережить настоящее приключение, тем более что раньше отец никаких приключений никогда не предлагал. Андреас и сейчас убежден в том, что нет на свете более разумного и рассудительного человека, нежели его отец-железнодорожник, по воле которого огромные поезда вовремя отправлялись по точно расчерченным маршрутам и прибывали туда, куда полагалось, не раньше и не позже. Отец сказал, что сейчас наступило «техническое окно», они могут спокойно пойти вдоль дороги, а потом и по самим рельсам.
А можно было самому попробовать пережить настоящее приключение, тем более что раньше отец никаких приключений никогда не предлагал. Андреас и сейчас убежден в том, что нет на свете более разумного и рассудительного человека, нежели его отец-железнодорожник, по воле которого огромные поезда вовремя отправлялись по точно расчерченным маршрутам и прибывали туда, куда полагалось, не раньше и не позже. Отец сказал, что сейчас наступило «техническое окно», они могут спокойно пойти вдоль дороги, а потом и по самим рельсам.
Сначала они вышли на привокзальную площадь, прошли мимо старого автобуса «Заурер» с желтыми бортами. При каждом шаге рюкзак отца гремел покупками, сам Андреас нес на плече, сначала правом, потом левом, потом опять на правом, пестрый свернутый отрезок садового шланга. Солнце отражалось холодными осколками в стеклах домов, казавшихся мертвыми, хотя как раз это они-то и являлись домами живыми, не магазинными. Потом они миновали автозаправочную станцию «Мигроль» и вышли за пределы города. Железная дорога тянулась параллельно слева от них. Справа приглушенно шумел поток, упрятанный в ровные берега. Потом дорога описала плавную дугу и вплотную приблизилась к насыпи. Андреасу шланг уже изрядно надоел, но отцовский рюкзак был куда тяжелее. По спине у отца расползалось темное пятно резко и знакомо пахнущего пота.
Потом они остановились у пригорка, на котором паслись овцы, лениво переходя с места на места. Отец поправил рюкзак, приладив его удобнее. Скоро дорога исчезла, влилась в серое недавно перепаханное поле. Отец сказал, что теперь им придется пойти по рельсам. Сейчас, разумеется, это немыслимо, так как строго запрещено. Но тогда жизнь была намного проще. Они взобрались вверх по насыпи, ноги съезжали по камням, взбивая облачка пыли. Отец остановился и посмотрел сначала назад, потом вперед, словно сам был не очень уверен в том, что делает. Они ушли уже довольно далеко, справа и слева возвышались горные хребты, по острию которых словно кто-то мазнул белой краской. Шпалы, черные, пропитанные резким нефтяным запахом, были положены очень неудобно. Если наступать на каждую из них, то нормальный прогулочный шаг немедленно превращался в мелкую рысь. Если же идти как обычно, то тогда правая или левая ступня регулярно проваливалась между шпалами, так что из ходьбы опять-таки ничего путного не получалось. Скорее всего, так сделано специально, чтобы люди не ходили по железной дороге и не подвергали свою жизнь опасности. Андреас опять переложил шланг с правого плеча на левое, разницы между которыми уже не было никакой, болели они одинаково.
Болели уже и ноги, правая пятка, кажется, была стерта до крови. Но Андреас знал, что раз он находится рядом с отцом, то с ним ничего плохого не произойдет. Просто технические стандарты иногда не совпадают с человеческими привычками, а вроде бы ровный и гладкий путь может быть источником проблем и мучений. Отец сказал, что нужно пройти еще три километра и пропустил Андреаса вперед. Теперь прокладывать дорогу будешь ты. Андреас спросил, как можно прокладывать дорогу по уже положенным рельсам? Но отец сказал, что даже двигаясь по рельсам, всегда нужно знать, куда ты хочешь попасть, и не пропустить своей остановки. В этот момент они дошли до моста, под которым бурлила речка. Ее поверхность остро блестела на солнце, но все равно, при желании можно было увидеть гладко отесанные потоком камни на дне. Рельсы стали четверкой отполированных восклицательных знаков, уверенно упиравшихся в бесконечно убегающий горизонт. Река же, пусть и втиснутая в ровные, тщательно спланированные берега, была совершенно свободна в своем течении.
* * *
Первая половина пробежки завершилась у дома престарелых нескольких корпусов, смонтированных из стандартизированных, но элегантных блоков. Окна кое-где закрыты белыми гардинами, над каждым из них, в ожидании жаркого дня, уже опущены полотняные навесы. Корпуса расставлены полукругом, тут же устроен декоративный пруд. Над ним выгибался вибрирующий под ногами мостик со стальными тросами вместо перил. Декоративный тростник выглядел сухим и желтым, вода зацвела от жары, небольшой фонтанчик безвольно расплескивал слабые струйки, неподвижные карпы в воде слабо шевелили хвостами. Андреас остановился на несколько минут, успокоил дыхание, потом побежал обратно, но уже через центр деревни, более коротким маршрутом.