Таким образом, мы уже видели, как raquettes и battoire утвердились во Франции и постепенно, но, верно, вытеснили руку в игре, которая получила свое название от этого примитивного и тонкого оружия. С тех пор величайшие игроки никогда не представлялись иначе, как с ракеткой в руках; и Рабле (Rabelais) [величайший французский писатель-сатирик XVI в., автор романа «Гаргантюа и Пантагрюэль»], рассказывая о студентах-правоведах в Орлеане, которые занимались, по его словам, «bel exercics de Ia paulme», всегда описывает их как вооруженных ракеткой. Каждый студент там был сначала хорошим паумье (paumier) и искусным танцором и ему достаточно было лишь небольших знаний закона, чтобы овладеть докторской шапочкой. Пантагрюэль, как писал Рабле, также очень скоро сделался более искусным на теннисном корте, чем в юридических науках, полностью соответствуя образу, описанному в девизе лицензиатов Орлеанского университета:
Un esteuf en la braguette,
En la main une raquette,
Une loi en la cornette,
Une basse danse au talon,
Voy vous la paasé coquillon.
что может грубо переведено, как:
У тебя в кармане теннисный мячик (esteuf),
У тебя в руке ракетка(raquette),
В голове один закон, так, что
Научись весело танцевать,
И ты получишь докторскую степень.
[Уместно будет привести и русский литературный перевод этого фрагмента, сделанный Ю. Корнеевым:
Сунув в гульфик мячик меткий,
Познакомившись с ракеткой,
Скрыв под шапкой волос редкий,
В хоровод веселый встав,
Будешь тотчас доктор прав.]
Слово esteuf в этом отрывке требует объяснения. Это было старое название теннисного мяча во Франции и произошло от слова «шерсть» ([фр.] estouffes или estoupes, лат. stupa), из которой он был сделан. Однако, зачастую изготовители мячей, находя хорошую шерсть слишком дорогой, прибегали к другим материалам, которые своими названиями, а также своей природой искажали этимологию слова esteuf. Кроме этого, они без колебаний набивали снаряды для la paume первым, что попадалось под руку. Отучить их от этой практики фальсификации был призван королевский указ, который обязал их продавать только эстефы, «покрытые хорошей кожей и с хорошим bourre», то есть набиты [качественным материалом], например, шерстью, щетиной, или волосами и т. д.47
Этот мудрый указ, столь важный в истории игры издал Людовик (Louis) XI [Благоразумный], проницательный король [Франции] и выдающийся спортсмен и игрок своего времени. Он датирован 24 июня 1480 года, за три года до его смерти, и служит доказательством того интереса, который он проявлял к теннису до последних дней своей жизни. О любви, которую питал к этой игре его сын Карл VIII, уже упоминалась выше, и следующий анекдот, рассказанный Ричардом де Вассебургом (Richard de Wassebourg) [французский историк XVI века]48, хорошо иллюстрирует обычаи игры в теннис и нравы двора в годы его правления. «Я слышал рассказ моего отца, лично присутствовавшего при этом событии, что примерно в это же время герцог Орлеанский (впоследствии Людовик XII), находясь в Париже, играл однажды в la paume в Néele, где- то между двумя рынками (ибо я забыл точное место), в присутствии нескольких лордов и леди, среди которых была и мадам де Боже (de Beaujeu) (Анна Французская (Anne de France), [дочь короля Людовика XI] и регентша Франции [в период малолетства своего брата, Карла VIII]. Во ходе игры возник спор, по поводу которого была сделана апелляция к зрителям, и г-жа де Боже выступила против герцога Орлеанского. Услышав это, он очень рассердился и сказал в гневе, что она солгала, добавив к этому оскорбительное выражение. Дама, сильно рассердившись, обратилась к игравшему герцогу Лотарингскому [вероятно, Рене II Лотарингский]: Кузен, неужели вы позволите оскорблять меня подобным образом? и тогда упомянутый герцог отвесил упомянутому герцогу Орлеанскому увесистый подзатыльник. После этого присутствующие королевские особы разняли их. И с этого дня упомянутый герцог Орлеанский возненавидел упомянутого герцога Лотарингского».
Аббат Флери49 (abbé Fleury) [французский историк XVII XVIII в., наставник детей Людовика XIV] говорит, что 7 апреля 1498 года [французский] король [Карл VI], находившийся в своем замке д» Амбуаз, проводил королеву до крепостного рва, чтобы посмотреть, как играют в la paume, где они оставались там до двух часов дня. Автор уже цитировал рассказ Коммина о смерти короля, но тот ставит дату смерти на 27-е число того же месяца и говорит, что король никогда прежде не водил королеву в это место. Как бы то ни было, факт остается фактом: он умер от ранения, которое получил в тот раз.
Аббат Флери49 (abbé Fleury) [французский историк XVII XVIII в., наставник детей Людовика XIV] говорит, что 7 апреля 1498 года [французский] король [Карл VI], находившийся в своем замке д» Амбуаз, проводил королеву до крепостного рва, чтобы посмотреть, как играют в la paume, где они оставались там до двух часов дня. Автор уже цитировал рассказ Коммина о смерти короля, но тот ставит дату смерти на 27-е число того же месяца и говорит, что король никогда прежде не водил королеву в это место. Как бы то ни было, факт остается фактом: он умер от ранения, которое получил в тот раз.
Мы уже50 видели, что Людовик XII, еще будучи герцогом Орлеанским, играл в la paume. Вполне вероятно, что он продолжал благосклонно относиться к этой игре и после своего восшествия на престол, а его зять и преемник, Франциск I, искусный воин и страстный покровитель изящных искусств не был тем человеком, который позволил этому виду спорта впасть в уныние.
Последний был, как говорят французы, bon joueur ef beau joueur, и характерный анекдот о нем сохранился у Луи Гийона (Louis Guyon) [французский врач и писатель XVI XVII вв.] и встречается в «Наставлениях» (Leçons)51 этого писателя, любопытной и необычной книге: в ней рассказывается, что некий монах, играя с королем против двух лордов, сделал блестящий ход, который решил исход в пользу короля, который затем воскликнул: «Ах! что какой удар монаха! «Сир,» ответил монах, «он не раз сможет порадовать вас, если будет для настоятеля.» А поскольку эта должность в аббатстве в тот момент оставалось вакантной, этот преподобный получил ее в награду как за свой удар, так и за остроумный ответ.
Генрих II был лучшим игроком среди всех французских королей. Именно на него, без сомнения, намекал Рабле, описывая Пантагрюэля искусным игроком в la paume; в этом отношении, если не в каком-либо другом, этот персонаж был задуман как портрет короля. Брантом (Branôtme) [французский военный деятель и хронист придворной жизни XVIXVII вв.], пишет в своих Mémoires52 что «он играл, и играл очень хорошо; но он никогда не играл на задней линии (playback), а всегда играл спереди(played-up), ([на позиции] secondoit или tierçoit),53 что было самым трудным и опасным местом. И поэтому он был лучшим игроком второго или третьего ряда в своем королевстве Он был очень рад, когда жена-королева, и его сестра, часто приходили посмотреть, как он играет, и, как и все остальные, давали свою оценку [вероятно имеется в виду оценка места приземления мяча при розыгрыше чейза (chase)] из окон наверху.» Из этого следует, что зрители во французских дворах обычно сидели у окон над игровыми линиями, как на гравюре с изображением Джеймса, герцога Йоркского54, которая будет описана позже.
Брантом добавляет, что король очень любил эту игру, «не из жадности, ибо то, что он выигрывал, он отдавал своим партнерам; если же он проигрывал, то это был большой проигрыш для него, ибо он платил за всех, но в те дни игра во рве шла только за двести, триста или пятьсот крон, а не за четыре, шесть или двенадцать тысяч; с другой стороны, расплачиваться приходилось не так часто»
Генрих II все еще царствовал в Лувре [тот был резиденцией французских королей с XIV по XVII в.]. Играли, правда, не на старом корте, построенном Карлом V, а на новом, построенном Франсиском I, на стороне Пти-Бурбона (Petit-Bourbon), по направлению к [церкви] Сен-Жермен-лОсеруа (Saint-Germain I» Auxerrois).
Эти корты, а их было два, были построены «en forme de baraque», непокрытые и довольно узкие, как показано на плане, рис. 2.55 В письме от 15 марта 1527 года56 Франсиск I просил мэрию Парижа (Ville de Paris) построить набережную за рвом стены Карла V, используя для этого существующий канал и убрав выступающий дом на углу Австрийской улицы (Rue dAutruiche). Эта набережная еще не была построена в 1580 году, но дом был экспроприирован, как и все дома на западной стороне улицы, напротив Лувра. Вскоре после этого их сменил Jeux de Paume, стоявший по обе стороны Гишэ (Guichet) [фр. «окна», «калитки» арочное сооружение, проезд, проход во внутренний двор Лувра], занимавший места нескольких домов и дровяного склада, который раньше составлял угол улицы и набережной. Соваль (Sauval) [французский историк XVII в.] относит дату постройки Jeux de Paume, как и многих других сооружений в Лувре, к 1580 году.