От путаницы кислого с красным, от невозможности уловить точку опоры для дельных размышлений, от собственной тупости становилось ещё досаднее. Где грань промеж хорошим произведением и чушью? Почему я не вижу той фишки, которая известна той нервной толстухе?
И вот, теперь, когда успех очевиден, сами вопросы, мучительные в своей неразрешимости, оказались пустыми. Женщина-редактор врала, как врут все критики, и вообще, не заинтересованные в чём-либо люди. Не стоит их слушать. Фишка в актуальности запроса. Предугадать когда, кому и чего приспичит невозможно, но когда приспичит, человек неминуемо превращается из предмета непотребного и даже досадного, в другой предмет, из которого можно чего-то полезное выковырять. Тут и язык обнаруживается, и чувство юмора, и даже талантище вместе с остальными приблудами, коих, вроде бы, прежде не наблюдалось. В прекрасный этот миг человек может ощутить себя триумфатором. Он забывает о досадных досадах, о неразрешимых вопросах, сколь бы много ни вертелось их прежде. Хрен бы с журналом «Юность» и всеми прочими журналами, с брюзгливыми бабищами, которые строят из себя литературных знатоков, а ведь, сами-то, сами! Хо-хо! Двух слов не свяжут! И не то, чтобы со сцены не свяжут, вслух, а даже на бумагу навалят полупротокольных пустышек типа «Так сказать, как говорится, короче говоря, хотелось бы спросить» Единственное поле, доступное их таланту редакционный стол, а единственное доступное им действие скрючивание собственной рожи в кукиш. Не заладилось там, и ладно. Москва взята мной с другого, противоположного входа.
Триумфы проходят так же, как и досады. Эмоции не бывают долгими, но рассказ, набитый на машинке и заброшенный в коробку из-под ботинок, продолжает лежать в коробке целую вечность. Через 30 лет обнаружил я те 9 страниц машинописного текста, которые называются «Два сюжета февральской оттепели». Вот и славно! Самое время впендюрить их сюда.
011 Два сюжета февральской оттепели
Когда оттепель, кажется, будто наступила весна. Люди перестают кутаться да ёжиться и ходят по улицам не спеша. Знакомые, встретившись случайно, не разбегаются в разные стороны, как прежде, а останавливаются и разговаривают о том о сём. Откуда-то появляются птицы. Они ходят по земле вместе с людьми, или, вдруг взмывают в небо и улетают бог весть куда. Всё приходит в движение и просыпается жизнь. В такое время трудно усидеть в квартире, или учреждении. Вырвавшись из зимних убежищ и хранилищ, дела людские высвечиваются с самых любопытных сторон, приобретая невероятные оттенки и настроения. То тут, то там, как блики солнца в лужах и ручьях, как неожиданная капель, как смех и музыка из открытой форточки, мимо которой вы проходите, возникают сюжеты. Они живут недолго и исчезают бесследно, как сосульки исчезают с крыш, а мне остаётся только запомнить их, чтобы рассказать вам.
Сюжет первый
Ирина Степановна, несчастная женщина, которой очень сильно не везло в жизни, вошла в троллейбус. Абонементную книжечку она приготовила заранее, ещё стоя на остановке, и, войдя в троллейбус первой, тут же ринулась к компостеру. Ритуал этот был выработан и отлажен самой жизнью, несчастной и беспросветной. Ирине Степановне действительно очень не везло в этой жизни. Да и кому теперь везёт? Запихав абонемент в щель компостера, Ирина Степановна хотела было его прокомпостировать, но троллейбус рванулся с места, и Ирина Степановна промахнулась рукой мимо рычага. «Как мне не везёт!» наверняка подумала Ирина Степановна, когда промахивалась мимо рычага компостера. Она промахнулась мимо рычага компостера и ударила рукой по голове Игоря Александровича инженера, молодого специалиста, окончившего недавно высшее учебное заведение.
Игорь Александрович совсем недавно окончил высшее учебное заведение, но был человеком печальным и нервным по причине своей неудачной жизни. Он уже лысел. Ему было уже под тридцать, и ничего хорошего от этой жизни он уже не ожидал. Поэтому он ехал сидя, не обращая внимания ни на инвалидов, ни на пассажиров с детьми, ни на пожилых женщин, ни на молоденьких женщин, ни на кого не обращая внимания. Вообще-то Ирина Степановна была женщиной молоденькой, но это не имеет никакого значения.
Когда Ирина Степановна ударила Игоря Александровича по голове, то Игорь Александрович подумал, наверное: «Боже, как мне не везёт!» и притворился, что спит, а то, чего доброго, пришлось бы уступать место. Ирина Степановна сначала, было, испугалась, что молодой мужчина, которого она шандарахнула, начнёт возмущаться, но потом увидела, что он как будто спит, и успокоилась. Она даже не стала извиняться, а опять протянула руку к компостеру, чтобы прокомпостировать билет, но тут
Игорь Александрович совсем недавно окончил высшее учебное заведение, но был человеком печальным и нервным по причине своей неудачной жизни. Он уже лысел. Ему было уже под тридцать, и ничего хорошего от этой жизни он уже не ожидал. Поэтому он ехал сидя, не обращая внимания ни на инвалидов, ни на пассажиров с детьми, ни на пожилых женщин, ни на молоденьких женщин, ни на кого не обращая внимания. Вообще-то Ирина Степановна была женщиной молоденькой, но это не имеет никакого значения.
Когда Ирина Степановна ударила Игоря Александровича по голове, то Игорь Александрович подумал, наверное: «Боже, как мне не везёт!» и притворился, что спит, а то, чего доброго, пришлось бы уступать место. Ирина Степановна сначала, было, испугалась, что молодой мужчина, которого она шандарахнула, начнёт возмущаться, но потом увидела, что он как будто спит, и успокоилась. Она даже не стала извиняться, а опять протянула руку к компостеру, чтобы прокомпостировать билет, но тут
Иногда жизненные совпадения имеют такую явную направленность и назойливость, что кажется, будто действительно существует судьба и в душе рождается даже некоторая наклонность к фатализму. Но люди обычно не замечают руки судьбы, потому, наверное, что не умеют смотреть на происходящее со стороны.
Троллейбус неожиданно дёрнулся в сторону, как раз в то время, когда Ирина Степановна хотела нажать на рычаг компостера. Ирину Степановну бросило назад, она опять промахнулась и ударила Игоря Александровича по голове.
Боже мой! думаю я, глядя на эту картину Какая рутина! Какое будничное однообразие посещает человека, когда ему не везёт! Как уйти от этого невезения? Как вырваться из бесконечной цепи неудач и обид? Последнее время я даже начинаю бояться тех людей, которым не везёт.
Кто знает, что было бы на земле, если бы всем людям везло, если бы Игорь Александрович поднял лицо своё, открыл глаза и увидел бы, что на улице оттепель, что в мутных окнах троллейбуса проплывают мимо мокрые деревья, люди шагают по слякотным тротуарам, стены домов разрисованы потёками капели и много чего другого. Он увидел бы Ирину Степановну и, может быть, он тогда догадался бы уступить ей место, и нет, я вовсе не хочу сказать, что с этого начался бы их роман. Но, может быть, увидев испуганное лицо Ирины Степановны (а Ирина Степановна действительно испугалась немного, ведь, надо же так второй раз садануть человека по голове), Игорь Александрович улыбнулся бы ободряюще, дескать: «Ничего, ничего, со всеми такое случается» и уступил бы ей место, и билет бы сам за неё прокомпостировал, а может быть, и он тоже промахнулся бы и ударил бы её по голове, а Ирина Степановна спросила бы: «Вы что же это, нарочно меня посадили, чтоб расквитаться?» А Игорь Александрович ответил бы: «Да что вы! Я случайно» и опять промахнулся бы, и снова ударил бы её по голове. Не сильно, конечно, чтобы не обидеть. Это было бы действительно смешно. Но Игорь Александрович не поднял лица, а только вздохнул про себя со стоном и продолжал сидеть как сидел, с закрытыми глазами.
«У, алкоголик! подумала вслух Ирина Степановна Сидит тут!» и изо всей силы треснула по компостеру. Рычаг компостера как-то странно увернулся, и Ирина Степановна опять попала по голове Игорю Александровичу. И поделом, потому что он, всё-таки, мужского пола.
«Да хоть ты меня убей! подумал Игорь Александрович всё равно не дождёшься!» и продолжил прикидываться спящим, а Ирина Степановна всё била и била его по голове. Хотя, может быть, это и не Ирина Степановна вовсе была, а сама его, Игоря Александровича судьба, которая бьёт и будет бить тех, кто не хочет открывать глаза.
Сюжет второй
Я еду к тебе. Наконец-то. Я хотел поехать вчера, позавчера и всё время с тех пор, как видел тебя последний раз. Мне мешали важные дела и разнообразные проблемы, перечислять которые скучно, потому что главное то, что я хочу тебя видеть, хочу говорить с тобой, слушать тебя. Я знаю ты обрадуешься, когда я приеду и поэтому я еду к тебе. Я знаю, что у тебя тоже какие-то дела, и ты будешь мне о них рассказывать, рассказывать, торопясь рассказать всё, пока я не уехал, хотя ты тоже понимаешь, что дела не главное, а главное то, что мы встретились. Я еду к тебе. Я знаю, что мы опять так ничего и не скажем по существу. Ты, наверное, потому, что торопишься рассказать всё, а я просто потому, что не знаю, как говорить об очевидном. Ты прекрасна, но произнесение этой истины вслух тут же переведёт её в разряд чего-то вторичного и заурядного. Всё сказанное мной неважно по сравнению с тем, что я приехал к тебе.