***
Машина такси стояла, наехав двумя колёсами на тротуар. Зелёная лампочка за лобовым стеклом горела, мотор тарахтел, капот трясся, а сам таксист глядя вдаль через открытое окно, жевал булку. Иногда он ещё и выбрасывал крошки на головы голубям.
Помахивая кейсом, к машине подбежал Илья Максимович, начинающий лысеть мужчина средних лет. «Свободны?» спросил он, приоткрывая дверь. Таксист ничего не ответил. Илья Максимович решив, что молчание знак согласия, сел. Но зря. Машина не трогалась с места. Водитель продолжал кормить голубей булкой. Илья Максимович кашлянул, чтобы напомнить о своём присутствии, но от этого ничего не изменилось. Илья Максимович был человеком деликатным, даже очень деликатным, так что, нарушить тишину ворчливым: «В чём дело?» или наигранно весёлым «Колёса не крутятся?» у него не хватило духа. Он покашлял ещё, но шофёр не обращал на него никакого внимания.
Вообще-то наши люди, в большинстве своём, к хамству привычные, но тут любой бы возмутился. Илья Максимович возмутился. Он заёрзал и сказал вслух: «Мне в центр» Водитель обернулся, и некое подобие любопытства пробежало по мимическим складкам его лица. Он взялся одной рукой за руль, будто собираясь ехать, а другой при этом выключил зажигание. Автомобиль чихнул и перестал трястись. Наступила тишина, нарушаемая звуками оттаявшей улицы. Мимо проносились машины и общественный транспорт. С другой стороны проходили люди, утопая ногами в жидком месиве талого снега.
Куда вам? переспросил шофёр, будто не слышал совсем того, чего ему сказали только что.
В центр терпеливо повторил Илья Максимович.
Зачем? спросил шофёр, но не так заинтересованно, как спрашивают, желая чего-то узнать, а как-то равнодушно, с той интонацией, которую вкладывают, желая урезонить, мол «Тебе оно надо? Брось. Глупости всё».
Иначе как изысканное издевательство воспринять такой ответ таксиста нельзя. Встречаясь с изысканным издевательством, некоторые нормальные люди нервничают, некоторые и подавно звереют. Илья Максимович смутился. Не потому, что сробел, а потому, что не мог уразуметь какой род неуважения к его личности проявляет таксист своей интонацией и нелепым вопросом? И в целом, что это вот сейчас происходит?
Вообще-то по делам ответил Илья Максимович, желая выйти из конфликта мирным путём. Он даже не смотрел на таксиста, чтобы не нарушать границ, но таксист разглядывал пассажира наглым образом. Всё с той же меланхолией в голосе, он спросил:
Что? Важные дела?
Илья Максимович решился проявить стойкость характера, вперил в таксиста ответное, максимально прочное выражение лица и вдруг обнаружил в глазах водителя полное отсутствие издевательства, либо ещё какого высокомерия. Взгляд таксиста оказался крайне задумчивым, даже отстранённым, хоть и направлен был, вроде бы, в его, Ильи Максимовича сторону.
Да сказал Илья Максимович, осознавая своё право не уточнять, и уточнил служебные.
Угу угукнул водитель.
Ну, мы может быть, поедем? предположил Илья Максимович вариант положительных перемен в жизни.
Вы действительно в этом уверены? спросил шофёр, и по нелепости поставленного вопроса Илья Максимович понял, что общается с сумасшедшим. Тем не менее, стараясь сдерживать себя, сумасшедшего таксиста и весь этот мир в каком-то разумном русле, он уточнил:
В чём?
В том, что надо ехать всё так же отстранённо пояснил таксист.
В открытое окно лился воздух, непривычно тёплый для зимы, скорей даже весенний по своей консистенции. Воздух пах гарью, сыростью, кооперативными чебуреками и вообще городской сутолокой. По этим запахам, а ещё пуще по непривычной теплоте своей, казался тот воздух не только насыщенным, но и пьянящим. Илья Максимович глубоко вздохнул носом, чтобы сохранять самообладание, но запахи оттепели странным образом вплелись в общую композицию и опрокинули её. Очевидная нелепость бесед с чокнутым таксистом, несуразность его философского отречения от шофёрской функции и совсем уж необъяснимая серьёзность ведения диспута, в сочетании с атмосферной аномалией, переменили Илье Максимовичу весь внутренний настрой. Сделалось ему как-то грустно, тоскливо даже и неуютно. Он посмотрел на мокрый серый забор вдоль улицы, на тополя, тянущие во все стороны свои пахучие ветки и спросил с нежданной для самого себя тоской в голосе:
А разве может быть альтернатива?
Вот и я не знаю признался шофёр, и в его признании прозвучала та же тоска, которую Илья Максимович только что чуял в себе. Дабы сдвинуть мир, выдернуть его из вязкой неопределённости, он целеустремлённо и поучительно произнёс:
Надо ехать. Надо делать свои дела! но тут же и сам усомнился в правоте сказанных слов. Что-то покорное и печальное показалось ему в сказанной формулировке.
То-то и оно! сказал таксист в ответ на интонацию Ильи Максимовича, а не на его слова, и тут же спросил Свои ли это дела?
Да! проявил упорство Илья Максимович Рабочий день в самом начале. Надо многое успеть!
Шофёр почесал подбородок и сделал новое предположение:
А может, ну его?
Как это ну его? За что же мне будут деньги платить, если ну его? возмутился Илья Максимович.
Ах, боже мой! Какая ерунда! воскликнул таксист Презренный металл! и, достав мятую пачку купюр, вдруг стал запихивать её в карман Илье Максимовичу. Тот не ожидал подобного фортеля, но реакцию проявил достойную, выпихнул пачку из кармана вместе с таксистовой рукой. Таксист не признал поражения, а напротив, исхитрился и сунул пачку Илье Максимовичу за пазуху.
Это что такое? завизжал Илья Максимович, выгреб купюры из внутренностей пальто и сунул их шофёру. Шофёр не брал. Завязалась битва, в которой оба пытались всучить деньги друг другу. Оба проявили достойную ловкость, в результате чего пачка распалась, и купюры расползлись по закоулкам автомобиля. Илья Максимович был доволен одержанной победой своего благородства. Деньги, всё-таки, остались в машине. Он посмотрел на шофёра победно, но не увидал встречной досады у того на лице. Таксист был спокоен как мрамор. Он не утерял философского отношения к жизни, и доказал это, спросив:
Если бы вам не платили денег, вы бы всё равно стремились куда-то ехать?
Наверное, нет сознался Илья Максимович.
Приятно иметь дело с честным человеком заключил водитель.
Но это если бы, это в мечтах, в воображении, а живём-то мы в реальном мире сказал Илья Максимович так что, надо ехать. Жизнь, к сожалению, сложней и будничней наших мечтаний.
Жизнь? переспросил шофёр, и тут же возразил Да разве это жизнь? Это убогое существование плоти!
Разве вы священник? уточнил Илья Максимович.
Нет, блин! Космонавт! возмутился таксист Вы же видите, что я таксист.
Ну, может, по совместительству
Нет.
Извините сказал Илья Максимович, и открыв дверь, добавил знаете, я наверное, пойду.
Конечно, пойдёте сказал таксист, но тут же и выдвинул антитезу только вам надо ехать, а не идти. Если вы движетесь туда, куда вам не надо, то удаляетесь от того места, куда вам на самом деле надо.
Илья Максимович держался за ручку двери и готов был уже покинуть салон, но обернулся, вопросительно подняв брови. Недоумение, схожее с замешательством, пронеслось внутри его мозга, словно бегущая строка на табло: «А ведь в этих словах есть какой-то смысл. Почему же он мне непонятен? Я что ли, глупей таксиста?»
Таксист продолжал развивать мысль:
Вы сами понимаете, что не логично покидать то место, в котором существуют неясности. Невыясненные вопросы так и останутся висеть грузом на душе.
Любопытно вы рассуждаете
Просто я думаю.
И давно вы этим занялись?
Нет. С сегодняшнего утра.
И до чего же вы, интересно, додумались за столь короткое время?
Зря вы иронизируете. Я серьёзно думаю. Жизнь, вот, течёт. Весной уже пахнет, а мы всё эх!.. шофёр безнадёжно махнул рукой.
Илья Максимович захлопнул дверь и откинулся на спинку сиденья. Он ощутил это самое «эх» как свою, но сильно скукоженную мысль. Теперь она разворачивалась, и вырастала в осознание всей действительности вокруг. Да, он давно уже занимается нелюбимым делом, дни его проходят пустыми и ненужными. Он давно устал от того, что считает работой, но ещё больше от пустоты, от закольцованного маршрута на службу и обратно. Один день похож на другой и не видно им конца впереди, в то время, как позади всё время слипается в один только день, многократно повторённый, но всё равно, одинаковый, без вариаций. Илье Максимовичу захотелось вдруг чего-то изменить, да этого и всегда ему хотелось, но теперь особенно.
Не знаю, как быть сказал он вслух.