Почему? я сделала вид, что удивилась.
Я хочу искать неизведанные земли, хочу науки изучать. Я занимаюсь математикой, как вы меня и учили. Да и Дмитрий Михайлович принес перед отъездом мне книги по математике, физике и географии.
Вот теперь Федя напоминал мне того самого мальчика, которого я знала раньше. Он с таким же энтузиазмом, любознательностью и живостью рассказывал, что его интересует, что ему уже удалось самостоятельно изучить.
Но ведь ты так талантливо рисуешь, попыталась спровоцировать я.
Рисунок мне пригодится в путешествиях, так и барин сказал. Я буду делать зарисовки, чертить карты, рисовать то, что мы будем видеть и находить.
Я хотела снова заговорить о художественной школе, но остановила себя, вспомнив, что обещала себе не вмешиваться.
Все правильно ты говоришь. Значит, физика тебя тоже интересует. Федя, пришла мне идея в голову, хочешь, я покажу тебе опыт, который будет связан с физикой и рисованием?
Да, а что, есть такой? Как фокус? Федя улыбнулся, вспоминая мои фокусы.
Почти как фокус, научный.
Я встала из-за стола, отдала книжицу Федору и, взяв его под руку, вывела из беседки.
Я сейчас приготовлю все, что мне нужно для опыта, и приду. Но мне потребуется время, я широко улыбалась, представляя реакцию Феди.
Мне всегда импонировало его непосредственное, искреннее удивление, я бы сказала изумление, когда он видел что-то новое, неизведанное.
Мне еще в нем нравилось то, что он пытался до последнего понять, как все происходит, почему и в каком порядке, всегда стремился докопаться до сути. Иногда приходилось попотеть, чтобы доступным языком объяснить ему, например, почему летает воздушный змей.
29
Я побежала в дом. Мне срочно нужно было попасть в кабинет Екатерины Андреевны. Здесь все осталось без изменений, и ремонт в нем не предполагался. Я, войдя в кабинет, остановилась и осмотрелась. Сердце защемило от тоски по Катюше. Я до сих пор с содроганием вспоминаю ту ночь, когда ее убили.
Хватит, я вытерла глаза. Как я ни старалась, слезы все-таки проявились. Я Феде опыт обещала, значит, нужно сдерживать обещание, а не плакать. Хватит и вчерашних слез.
Да, в кабинете все оставалось так же, как при Екатерине Андреевне, даже книга, раскрытая на середине, продолжала лежать на угловом диване. На столе листы бумаги с набросками какого-то изделия. Свежесрезанные цветы в вазе у приоткрытого окна, и листья цветов шевелятся от небольшого ветерка.
Я подошла к резному невысокому шкафу темного дерева, стоящему у стола, открыла дверцы и стала рассматривать содержимое.
Интересно, где же ты, Катюша, хранила краски? Я точно знаю, что они были, сама видела, когда ты при мне делала наброски своих изделий в цвете.
Я стала открывать ящики и бегло осматривать их. И в одном из них нашла ту самую деревянную коробку, всю в ярких цветных пятнах. В ней-то как раз и были цветные пигменты, которые разводились водой, там же лежали кисти и палитра.
Взяв ящик в руки, я еще некоторое время постояла, прикидывая, что мне еще нужно для опыта и что я могу взять здесь.
Картон или плотная бумага, циркуль и ножницы. Вот эта бумага мне подойдет, я вытащила из стопки на полке лист, по плотности напоминающий картон.
Екатерина Андреевна из такой бумаги вырезала полноразмерную модель будущего изделия.
Циркуль я нашла в резной подставке, вместе с перьями, карандашами и ножницами. Теперь можно было приступить к работе.
Я вывела на бумаге круг, вырезала его, расчертила на семь равных секторов. Потом подумала и решила вырезать еще один такой же круг, только его я разделила на четыре сектора.
За стаканом с водой я сбегала к себе в комнату, там же, в комоде, я взяла толстую нить, оставшуюся еще с тех времен, когда я делала для Феди воздушного змея.
Я развела на палитре краски и раскрасила семь секторов цветами радуги. Только для оранжевого цвета пришлось смешивать красную и желтую краски, а для фиолетового красную и синюю. А круг с четырьмя секторами стал сине-желтым.
Для того чтобы краски быстрее высохли, я положила раскрашенные круги на подоконник у раскрытого окна и принялась наводить порядок в комнате. Убрав все по местам, я взяла палитру и кисть и решила их вымыть в кухне.
Предвкушая то, как Федя будет удивлен результатом моего эксперимента, я сбежала по лестнице и уже у кухни услышала сквозь неплотно прикрытую дверь негромкие голоса Марфы и Глаши:
Точно плакала ночью.
«Сейчас мы узнаем, кто это у нас плачет», подумала я и взялась за ручку двери.
Плохо барыне без него, два дня из комнаты не выходила, все убивалась, продолжала рассказывать Глаша и громко высморкалась.
«Ого. Про меня, что ли? я убрала руку и прислушалась. Ну вот, точно про меня. Вовсе я и не плакала, пожала я плечами, никакой свободы, полный контроль».
Что ж промеж них вышло-то? Ведь так любили друг друга. Нельзя было барыне уезжать надолго, рассуждала Марфа.
«Все, как я и предполагала, усмехнулась я, долго ждать не пришлось, уже разговоры пошли».
Я отошла к лестнице, поднялась на несколько ступеней и шумно спустилась, выкрикивая:
Глаша, ты где? Сбегай к Платону, попроси у него клей.
Раскрасневшаяся Глаша выскочила из кухни, поправляя передник.
Клей? переспросила она, глядя на палитру и кисть в моих руках.
Да, мне срочно нужен клей и, я увидела, что из кухни выглядывает Марфа, Марфа, вымой, пожалуйста, их теплой водой и обсуши, я протянула палитру и кисть кухарке. Их нужно будет потом положить на место в шкаф в кабинете, развернувшись, я пошла к лестнице. Марфа и Глаша стояли и смотрели мне вслед.
Поднявшись на несколько ступеней, я обернулась. Горничная сразу ринулась к выходу из дома, а кухарка мгновенно скрылась за дверью кухни. Я пожала плечами и, тихо засмеявшись, бегом поднялась по лестнице.
30
Федя зачарованно смотрел на вращающийся круг. Я склеила две своих выкройки, проделала в них две дырки, продела толстую нитку, завязав концы в узел, и стала раскручивать круг.
Федя, смотри, с этой стороны практически белый цвет получается, только небольшой оттенок есть, но это еще от краски зависит, я радовалась, как ребенок, видя изумление в глазах мальчика.
А почему так? смог задать вопрос он, моргнув и оторвав взгляд от круга.
Происходит смешение цветов, так называемый оптический эффект, я на минуту замолчала, думая, как лучше объяснить ему про белый цвет, преломление лучей. Кстати, тебе, как начинающему художнику, полезно будет узнать про смешение цветов.
Надо будет для себя написать конспект про призму, преломление лучей, чтобы потом как можно проще все объяснить Феде.
Мы с тобой сделаем такие опыты с красками, чтобы ты лучше понял. Дашь мне потом учебник по физике, я посмотрю его, я остановила игрушку.
Федя взял у меня из рук круг.
А с этой стороны тоже почти белый цвет получится? спросил мальчик, показывая на сторону с синими и желтыми секторами.
Давай я тебе покажу, а потом ты сам будешь крутить. Это теперь твой круг. Федор радостно заулыбался, а в глазах его снова появился озорной блеск. Будешь по нему учиться.
«Надо будет еще краски ему отдать, пусть экспериментирует, я чуть не хмыкнула вслух, только предупредить, чтобы все подряд не красил и не смешивал».
Я стала раскручивать игрушку.
Вижу зеленый, закричал Федя и припрыгнул от радости.
Я засмеялась, так он мне напомнил подпрыгивающего козленка, у которого еще не очень хорошо и уверенно получаются прыжки, а выходят резкими, нескладными.
Теперь ты видишь, что зеленый получается, если смешать синий и желтый цвета.
А какие еще цвета можно смешивать? А как получится синий? А что такое оптический? А эффект? засыпал Федя меня вопросами.
Я отдала круг мальчику и показала, как его запускать. Пообещав завтра ответить на все его вопросы и подробно, пошла в дом.
Федор стал сначала несмело, словно страшась испортить что-то, тихо раскручивать круг. Но потом, убедившись, что ничего с ним не может случиться, изо всех сил принялся вращать его и, склонив голову, рассматривал получившиеся цвета.
31
Иван Воротынский и князь Федор Сергеевич Барятинский прогуливались по Летнему саду у фонтана «Пирамида». Погода благоприятствовала прогулкам, ярко светило солнце и дул тихий ветер. Мелкие брызги фонтана разлетались под слабыми порывами ветра невидимой пылью. Еле заметная радуга на время замерла над фонтаном.
Публика в саду все прибывала. Иван и Федор время от времени кого-то приветствовали. Они беседовали между собой, понизив голоса, так, чтобы проходящие мимо них люди не слышали, о чем идет разговор.
Граф, будьте готовы. Скоро все начнется, тихо, но с воодушевлением говорил Федор Сергеевич, высокий полноватый молодой человек лет двадцати в мундире поручика Преображенского полка. Ему приходилось сдерживать себя, чтобы не начать говорить в полный голос, настолько его переполняли эмоции.