Альманах «Российский колокол» 2 2021 - Альманах 7 стр.

Кисло-красным рассудок в мгновенье становится.
Одиночество режет своим вдохновением,
Выливая избытки мечты длинной строчкою,
Создавая каркас моему настроению.

След от тени остался мне на плоскости памяти.
Мы завернуты в листья минувшего времени.
Пыль не видима на щеках твоих она не считается,
Все на свете ничтожно общество лечат расстрелами.

Есть места, где не может быть холодно,
Вырезая последнее солнце из картинки ландшафта,
Я краду все улыбки города,
Подавляя природу пороха,
Засыпаю снегами лица.

Я наигранно, но безупречно
Подметаю листву дорожную,
Извлекая из сознания осень,
Увеличивая тем самым надежду
На возможное и невозможное.

Иногда ты глядишь с опаскою
На привычное и постоянное,
Ощущая моментами призму взгляда,
Раздевая одним дыханием слабых,
Распознавая людские обманы.

Пейзаж, нарисованный чаем
Для отчаянного человека.
Который с детства скучает,
Влюбленный во что-то с детства.
С пакетом конфет в кармане.
Его портрет очень близок
Тебе: кеды, пыль на диване,
Голова с миллионом ошибок.
Глаза, отраженные в стеклах,
Залитых в квадраты окошек.
Он ест лишь луну и мяту,
Запивая розовым цветом заката,
И любит персидских кошек.
Его мысль точно ветер в долине,
Руки лентами связаны в косы 
Горсть песка он по-прежнему просит
И немного вчерашнего сплина.
Его дом это книга открыток,
Мемуаров собрание, писем.
Пристань бабочкам, тайна лингвистам,
Сбор флаконов со смесью улыбок.
Всё пейзаж, нарисованный чаем,
Заваренным августом лета,
Человеку, который отчаян,
Но которого, в принципе, нету.

Не пиши мне письма усталым почерком,
Зачеркни мне имя, забудь о прошлом.
И любовь свою с лексической осторожностью
Спрячь в руке и запомни очерком.

Позолотила жизнь твою по стрелке направила,
Запах жареной рыбы подменила луной к обеду.
Охлади мое горе не морем мороженым.
Любимый в отпуске. С желтыми чемоданами отправила.

Закидали мне цифрами часы статичности,
Но глаза смотрят прямо сквозь окна в квадраты залитые.
Собери в руку слезы, подмети мусор в памяти,
Жизнь портят не люди, а их избыточность.

Мне б напиться, да нет уже сил
Поднимать этот чертов бокал.
Кто тебя, окаянный, просил
Добавлять в мое сердце напалм.

Кто тебя научил ставить мат
Без потерь, и тебе не по чем.
Я ферзем к тебе сделала шаг,
Ну а ты меня срезал конем.

Мне б напиться, нажраться и вдрызг.
Отключиться и сразу в кровать.
Чтоб проспаться без всяких изыск
И опять не болеть и мечтать.

Верить в то, что нас сводит судьба,
Параллели сжимая в тисках.
Никому не нужна худоба,
И в любви дело только в мозгах.

А пока я верчу Шардоне,
Водка тоже пойдет, но потом.
Знаю, истину ищем в вине,
Как прожжем горло этим вином.

Клином клин вышибаю с петель.
Да так резво, в ушах аж звенит.
Мне б напиться, пусть вылечит хмель
То, что с кровью без раны болит.

Мозоли от новых туфель
Прикрою, наклеив пластырь.
В коробке конфеты «Трюфель»,
Подарок «женатой масти».

Чужая семья потемки,
С закрытой дубовой дверью.
Но снова приглажу челку
И вновь обещаньям верю.

На новых колготках стрелка
Дошла до интимной грани.
Писали без смайлов, мелко,
Уйти опять обещали.

На утро два поцелуя,
Забытый носок, пижама.
Вновь говорю не ревную.
В слезах царапаю рану.

Затем под горячим душем,
Стандартно, как по ликбезу,
Смывая остатки пунша,
Твержу: ну куда я лезу!

И молча, за чашкой кофе
(Без сахара это мерзость),
В башке пропишу основы,
Чужая семья как крепость.

А в трезвом с утра задоре
Я накопирую в буфер:
«Прощай, уезжаю на море,
И я ненавижу "Трюфель"».

Мозоли от новых туфель
Прикрою, наклеив пластырь.
В коробке конфеты «Трюфель»,
Подарок «женатой масти».

Чужая семья потемки,
С закрытой дубовой дверью.
Но снова приглажу челку
И вновь обещаньям верю.

На новых колготках стрелка
Дошла до интимной грани.
Писали без смайлов, мелко,
Уйти опять обещали.

На утро два поцелуя,
Забытый носок, пижама.
Вновь говорю не ревную.
В слезах царапаю рану.

Затем под горячим душем,
Стандартно, как по ликбезу,
Смывая остатки пунша,
Твержу: ну куда я лезу!

И молча, за чашкой кофе
(Без сахара это мерзость),
В башке пропишу основы,
Чужая семья как крепость.

А в трезвом с утра задоре
Я накопирую в буфер:
«Прощай, уезжаю на море,
И я ненавижу "Трюфель"».

Уже ровно час, как закрыла за скорой.
Горячий укол подавил гипокриз.
Для утренней трапезы схема не нова.
Исполнен стандартно всегдашний каприз.

Советские окна распахнуты настежь,
Чтоб видеть рассвет из панельных домов.
Пеленку подложу, хоть против не скажешь,
И розы три в вазе, лиловых тонов.

На старом комоде стоят два бокала.
Один для воды, запивать вальсакор.
Ну а для второго я долго искала,
Как любишь, с деревни свое молоко.

И рядом всегда только чистая ложка,
Помыть в кипятке так наказывал врач.
С трудом для тебя будет снова кормежка.
Себе перед дверью скажу ну не плачь!

Ты смотришь в окно, приоткрыв свои губы,
А я ложку в рот, чтоб успеть накормить.
Когда-то меня ты кормила беззубой,
Теперь мне пора и за это платить.

Ты смотришь в окно, но уже не моргаешь.
Широкий зрачок смотрит прямо на свет.
Я ложку ко рту, ну а ты не глотаешь.
И лишь потому, что тебя уже нет.

От боли стонать научилась я молча
И слезы свои проревела давно.
Я Бога просила, чтоб ты жила дольше.
Но кажется мне, что ему все равно

Уже ровно год, как закрыты окошки.
Но мне все больней без тепла твоего.
На старом комоде лишь чистая ложка,
И больше никто здесь не пьет молоко.

Я не хочу просить у всех советов.
И не прошу прощения за речи.
Но до того достала тема эта,
Что тает мозг и догорает печень.

Я думаю, понять меня не сложно.
И слышали все дамы где попало:
«Эй женщина, плывите вдоль дорожки!»,
«Вот женщина на кассе занимала».

И не судите строго за обиду,
Хотя таким, как мне, плевать на это.
И снова слышишь в зале, где мужчины:
«Здесь женщина просила два багета!»

Как режет слух, вы точно не поймете,
Когда есть порох, как не материться.
И слышать: «Что вы, женщина, несете?»,
Когда тебе всего-то лишь за тридцать.

Я не была тотальной феминисткой,
Да и не отрицаю свои годы.
Не бегала по блату к паспортистке.
И одеваюсь модно по погоде.

И пусть породы вредной, но не сдамся.
И дамы все поймут, да и поддержат.
Мы девушки все, в сорок и шестнадцать.
И даже в девяносто шармом блещем.

И я прошу не злиться без причины,
Ведь согласитесь, давит, словно камнем,
Когда зовут вас дедом и мужчиной.
И как приятно быть горячем парнем.

Женщину, религию, дорогу

Я женщину выбрал,
К религии я равнодушен,
В дорогу собравшись, макушку я выбрил,
К СУДУ подготовил я тело и душу.

Течет песок, и время истекает,
И все никак истечь оно не может!
Течет и бесконечно намекает,
Что все вокруг оно сжует и сгложет!
Сжует и сгложет вместе с потрохами,
Останется один лишь дымный след,
Слегка он поклубится перед нами,
И тишина вокруг! И дыма нет!