Интересно, зачем? Жить им что ли надоело?
И вот ведь знаешь, что чушь всё это, и тлетворная. А чуточку всё равно веришь.
Ну, город такой. Сводит с ума.
А Павел с Вольфом, пока вся эта ахинея неслась, на меня всё время как-то очень уж призывно посматривали. Словно подозревая, что я нечто знаю обо всём этом, но скрываю от них.
Эта экскурсия заговор?
Как будто эти двое хотят разворошить какое-то осиное гнездо.
Зачем?
Уж не думают ли они, что я зеркало Дракулы в платяном шкафу прячу? Так как жажду преждевременно зачахнуть и помереть?
А ЭТО СЕРЬЁЗНО?
А у Тузика случился новый прилив вдохновения.
Художник предвидит будущее? Или он программирует, создаёт его?
И тогда именно живописец виноват, если его страшные сюжеты воплотились в жизнь, если придуманные им ужасы стали реальностью?
А может ли художник сам выбирать, светлые или тёмные прогнозы ему делать? То есть если творчество всё-таки программа будущего, кто автор этой программы? Сам рисовальщик? Или кто-то ему диктует его произведения?
Так кто же? Неужели сам Всевышний?
Но тогда и вся ответственность за воплощение трагедий не на художнике? Или Творец на небесах и творец земной делят её поровну?
* * *
А брат всё бухтел:
Просто удивительно, как все в нашей семье опровергают принцип «как вы яхту назовёте»
Бабка Клеопатра должна быть развратной, коварной, безжалостной. А она проповедует любовь словом и делом.
Ефросинья, в честь которой назвали маман, напротив, христианская мученица. А маман получилась целая библейская Иезавель.
Электра в древнегреческих мифах символ дочернего самопожертвования, неугасаемой любви к отцу. А твоя дочь эгоистка махровая.
«Фёдор» переводится как «дар Бога». А твой сын, с его слепотой из-за его же собственной безответственности, тот ещё подарочек.
Апостол Павел фанатик христианства. А я убеждённый безбожник и богохульник.
И после этого ты ещё веришь в целительную силу слова?..
Правда, сам ты, в полном соответствии со своим именем, камень, опора всем.
Ты вообще-то существуешь в реальности?..
ВСЁ ЕРУНДЕЕ И ЕРУНДЕЕ
Картины Тузика про военные действия стали реальностью.
Грянула битва коммуналок.
Гражданская война в пределах одной квартиры штука загадочная. С чего там всё началось и кто виноват вовек не разберёшь. Это как в детском саду: подрались двое наказывать надо обоих, оба хороши.
Поначалу и выглядело это комично, как в яслях.
Кто-то кому-то плюнул в суп на коммунальной кухне. Кто-то подставил подножку. Кто-то свистнул мелочь из чужого пальто.
А уж какие полились помойные сплетни, оговоры и грязь!
Все косточки злонравным соседям перемыли, всякое лыко им в строку поставили. Под микроскопом не то что соломину в чужом глазу, всякий микроб и даже атом на чистую воду вывели.
Соседка с короной из волос нимфоманка. Ларёчник с квадратной будкой вместо лица Джек Потрошитель. Жгучий брюнет из кавказской гостиной, где все стены в коврах и кинжалах, наркоман и шизофреник.
А в каком дерьме соседи живут! А как у них воруют! А как на «Майн кампф» молятся!
Какой-то препод у них сочиняет дурацкие статьи про то, как с их коммуналки (при том, что у нас всех коммуналка общая) история человечества началась. В книжных магазинах квартирные активисты килограммами скупают военную литературу и в добровольно-принудительном порядке втюхивают это жильцам. Все стены в плакатах «Родина-мать зовёт!». Смотреть по телевизору разрешают только фильмы про войну. Остальное глушат, как в незабвенные советские времена.
Детей обрили наголо, даже девочек: пусть, дескать, к армии привыкают. В военкомат отвели первоклассников для постановки на учёт. Матерям семейства разрешили готовить только кашу по-солдатски и макароны по-флотски, и специальный отряд добровольцев ходит, проверяет, соблюдается ли это правило.
Апогей воинствующего маразма.
Вот только про брёвна в наших глазах никто ни слова.
Что ж, у нас что ли мало дешёвых потаскух, тупых и жестоких придурков, у которых кулаки чешутся, и они их почём зря распускают, или психов и наркоманов? А уж как у нас воруют! Наши идеологически правильные грабители давно заняли первое место в истории по объёму украденного.
Но у них шлюхи, а у нас светочи женской эмансипации. У них шизоиды, а у нас столпы просвещённого гражданского общества. У них воры, а у нас благодетели, которые путём изъятия всего нашего имущества, до последних трусов, оказывается, приносят нам огромную пользу, развивая в нас высокую духовность и презрение к материальным ценностям.
Но у них шлюхи, а у нас светочи женской эмансипации. У них шизоиды, а у нас столпы просвещённого гражданского общества. У них воры, а у нас благодетели, которые путём изъятия всего нашего имущества, до последних трусов, оказывается, приносят нам огромную пользу, развивая в нас высокую духовность и презрение к материальным ценностям.
В общем, у них подлые шпионы, а у нас благородные разведчики.
И, главное, барахтаясь в этом мутном потоке нелепых обвинений, смехотворных мелких придирок, обличений самых истеричных, нет-нет, да и задашь себе вопрос: может, так и надо, стоять не за правду, а за своих, какими бы они ни были? А вдруг свои, в отличие от чужих, действительно всегда правы? Возможно, крик «наших бьют!» единственная истинная мораль?
* * *
И жил в нашей принудительной коммуне местный алкаш Аполлон Аполлонович. У него лицо безобидного городского дурачка и Великого инквизитора, печального донельзя Пьеро и разухабистого гармониста, пропившего анамнясь нательный медный крест.
Такой до-обренький паскудник, бомжатина с глазами Иисуса. Сам от себя человек смертельно устал и при этом всё ещё мальчик-озорник.
И тут к нам заявился чиновник из управы вручать награду Аполлону.
У чиновника рыхлое лицо улыбчивой деревенской бабушки и оскал капитана «Летучего голландца». Выражение одновременно жалобное и иезуитское, лукавое. Глаза простецкие и двойная эсэсовская руна «зиг» морщиной во лбу.
В общем, добрейшей души людоед.
Оказалось, что награда эта тридцать лет по городам и весям Аполлошу искала и наконец нашла!
Награду, как положено, обмыли. И разговор сразу принял сомнительный оборот.
Вот как вас высоко ценят! возгласил чинуша. Любите свою родину!
Любить этот бомжатник? За что? За фамильных тараканов? хихикнул кто-то.
О-о-о! зашёлся от счастья мой брат. Начался спор патриота с пушечным мясом!
Ой, моя ты матушка! завёл, как плакальщица на деревенских похоронах, Аполлон Аполлонович. И зачем родила ты меня в этой злой сторонушке! ренегатом оказался приколист.
Чиновник заклеймил его ненавидящим взглядом. Но Аполлон не унялся.
Коммуналочка моя! За что ты травишь меня! И никто меня не защитит, как телёнка, ведомого на убой, алкаш закашлялся от избытка чувств. И закончил, обозначив заголовок своего выступления:
Плач по «маленькому человеку».
Да сам ты себя травишь, не выдержала тётя Клёпа. Кто на днях жидкость для мытья окон хлебал? Не телёнок ты, а поросёнок.
Аполлон хрюкнул от удовольствия. Диалог налаживался.
А и верно: у нас человек бюрократическое или пушечное мясо. Людей в этой коммуналке рождают и растят только для того, чтобы нас кто-то ел. Как телят, предназначенных на убой, со скверной улыбочкой поддакнул Павел.
Да что Вы несёте! завопил оскорблённый в лучших чувствах чиновник. Вы что, на войне были? Вы порох нюхали? Вы ж даже в армии не служили, наверняка.
Любой дурак знает, если не оборонять свой дом, зайдут качки, братки или иные бандюганы, вынесут всё подчистую, жёнушку вашу отымеют и вас по голове чем тяжёлым приложат. Просто так, для порядку. Так что с волками жить по-волчьи выть. Надо уметь защищаться. А вы тут свои гадости тявкаете. Просто надо родной дом любить. Тогда пацифистских закидонов в голове не заведётся.
Раздались голоса:
Наша любовь к родине всегда неразделённая!
У нас на Руси кресты носят, спрятав под одежду, неожиданно влезла моя бабка. Стало быть, про любовь к Богу не голосят истерично на всех перекрёстках. Это дело сокровенное. В душе совершается тайно. И всякая настоящая любовь такова.
«Настоящую нежность не спутаешь Ни с чем, и она тиха», говаривала Анна Ахматова.
Декадентка ты хренова, возмутился чиновник. Пока я буду втихую давиться любовью к родному дому, молодые обормоты сопьются, сторчатся и просто обратятся в приставки к своим гаджетам. Дом развалят и уничтожат. А вы со своей белогвардейской швалью всё будете причитать про тайную любовь.
Когда дом горит, шептать об опасност идиотство. Орать надо и в набат бить! Чтоб всю округу поднять по тревоге.
И всё критикуете, критикуете. Родной дом, как мать, надо любить любым. Мать даже нищую, больную, подлую, надо всё равно любить.